Расследование каждого убийства Дентон поручил полицейскому управлению округа, где оно было совершено. Тем самым подчеркивалось, что убийства никак не связаны друг с другом, хотя на самом деле все станут искать одного и того же преступника.

Терри считала, что подобная децентрализация замедлит расследование. Она работала давно и знала, что количество задействованных сотрудников не обязательно приводит к успеху, особенно если они работают в разных полицейских округах и у каждого свой начальник. Обязательно возникнет путаница, но с этим она ничего не могла поделать. Ее группе поручили расследование убийства Харрисона Стоуна, чернокожего из Бруклина. Федералы за всем этим будут досматривать сверху. Пусть полиция Нью-Йорка выполнит всю черную работу, а потом они заберут расследование себе.

Агент Коллинз и ее сотрудники опоздали на совещание и вели себя очень осторожно. Для Терри было очевидно, что они пытаются выудить у них информацию, а своей делиться не желают.

Терри посмотрела на О'Коннелла:

– У вас, кажется, родственник работает в том округе, где убит Акоста? Его фамилия Коул?

– Да, – подтвердил О'Коннелл, – муж моей сестры, хороший парень. Вы хотите, чтобы я разузнал, что они накопали?

– Да.

– Я вас понял.

– Скажите Коулу, что мы в долгу не останемся.

– Ну и как вам показалась эта Левински? – спросил Дуган.

– Кто?

– Ну, агент, которая поставлена надзирать за нашей работой, Моника, как ее там… в общем, Левински.

– Замечательно, – проговорила Терри со смехом. – Отныне она будет у нас Левински.

– Может, скинемся и купим ей голубое платье? [20] – ухмыльнулся О'Коннелл.

– С большим жирным пятном спереди, – добавил Перес.

Они долго смеялись.

Лучше всего людей объединяет общий враг, подумала Терри.

– Вы видели, как ведут себя федералы? – произнесла она, понизив голос. – Посвящать нас в свои дела явно не собираются. Так что и мы станем действовать соответственно, свое держать при себе.

Пока они обменивались мнениями и шутили, я сидел и молчал. Терри попросила меня прийти, когда закончится совещание с федералами. Надо сказать, что чувствовал я себя неуютно. Дуган и Перес поглядывали меня с видом «А этот что здесь делает?». Перес держался особенно недружелюбно, наверное, потому, что сам был пуэрториканцем и считал меня чуть ли не конкурентом. Чушь полная. О'Коннелл вроде был на моей стороне, но он показался мне чуточку навеселе.

Когда Терри закончила разбор совещания с агентами ФБР, тут же выступил Перес:

– А что, Родригес тоже участвует в нашем расследовании?

– Да, – ответила Терри. – Он будет рисовать.

– Что ему рисовать, если у нас нет ни одного очевидца?

– Попытается вытянуть из свидетелей все, что может. А может он много. – Она посмотрела на меня с легкой улыбкой, и я ей ответил такой же.

Затем они принялись обсуждать текущие дела. Я заметил, что детективы называют друг друга не по имени или фамилии, а по прозвищу. У Дугана их было целых два: Дугги и Ховсер. [21]Переса звали Претцель, [22]а О'Коннелла – Принс. Непонятно почему. Видимо, он был фаном знаменитой поп-звезды. Можно только гадать, какое прозвище достанется мне.

Терри вела себя с ними на равных, избегая начальственного тона, что было весьма мудро. Я достаточно потерся в полицейской среде и знал, что здешние ребята не очень любят, когда ими командуют женщины, особенно моложе их. Терри внимательно выслушивала каждого, кивая и прищуриваясь. Притворялась? Я так не думал. Дело в том, что я зауважал ее. Да что там скрывать, Терри мне начала серьезно нравиться. Да и как тут противиться, когда она чертовски сексуальна в своих облегающих черных джинсах и белой блузке с открытой шеей, на которой выделялась изящная золотая цепочка. Она иногда вскакивала из-за стола, ходила по кабинету, такая у нее привычка, и я подумал, не сделать ли мне с нее пару рисунков, но побоялся, что стану воображать ее обнаженной и это заведет меня совсем не туда.

– Теперь я прошу высказаться вас.

Потребовалось несколько секунд, чтобы сообразить: она обращается ко мне. Я откашлялся.

– Убийца выслеживает свои жертвы, затем рисует их. Почему – нам пока не известно.

Перес насмешливо посмотрел на меня:

– Расскажи что-нибудь новенькое, чего мы не знаем. Ты ведь опытный коп, верно? Провел в патрулировании сколько? Говорят, аж целых три дня. Перетрудился, наверное.

О'Коннелл и Дуган заулыбались.

– Шесть месяцев, – уточнил я. – И не собираюсь притворяться, будто имею опыт оперативной работы. Но я окончил академию, ту же, что и ты, Перес. А потом еще стажировался в Квантико.

– Ах в Квантико. – Перес шутовски поднял руки в восхищении.

– Но я служу в полиции семь лет. А ты сколько? Напомни, я забыл. – Мне было известно, что Перес служит в полиции лишь пять лет.

– А тебе какое дело?

Терри тронула его за руку:

– Не надо.

– А чего он…

– Прошу вас, детектив Перес, ведите себя прилично, – строго проговорила Терри.

Перес открыл рот, собираясь что-то сказать, но промолчал.

Я тоже решил не обострять отношения. Но и не думал извиняться за отсутствие опыта оперативной работы. Я сделал сотни рисунков, а свидетелей опросил, наверное, больше, чем они все, вместе взятые.

– Убийца определенным образом устанавливает связь со своими жертвами. Об этом свидетельствуют его рисунки.

– Но они об этой связи не догадываются, – произнес Перес.

– Конечно, нет. Но для убийцы это не имеет значения. Связь возникает в его сознании. Есть тип людей, которые мыслят зрительными образами.

– Ты имеешь в виду чокнутых? – усмехнулся О'Коннелл.

– Пожалуй, да.

– Зачем ему нужна связь с жертвами? – спросила Терри.

– Видимо, для того, чтобы более отчетливо видеть их и планировать убийства. Я полагаю, первоначальный выбор жертв происходит случайно. Он наблюдает за парами – подчеркиваю, обязательно парами – и неожиданно зацикливается на какой-нибудь. Затем выбирает кого-то одного и начинает рисовать.

– А почему бы не фотографировать? – поинтересовался Дуган.

– Потому что на рисунке он может придать им разные позы, какие хочет. Вообразить их убитыми, потом перенести на бумагу.

Минут десять они оживленно обсуждали это, а я имел возможность понаблюдать за их лицами.

У О'Коннелла оно одутловатое и расслабленное. Скорее всего это результат довольно частого прикладывания к термосу с кофе, сдобренным спиртным. У Переса, напротив, лицо напряженное, верхняя губа застыла в постоянной насмешливой гримасе. Я слышал, он разведен, оставил жену с двумя маленькими девочками, с которыми не встречается. Вероятно, это и есть причина его озлобления. Лицо Дугана несет печать легкой грусти.

– Но почему он убил Райса, а не его черную подружку? – спросил Перес.

– Верно, – подхватил О'Коннелл. – Если он расист, то самое оно убить черную девушку.

– Может, он не убивает женщин, – предположила Терри. – Вдруг у него такой принцип – не трогать женщин и детей.

– Убийца с моральными принципами? – удивился Дуган.

– А как же, – сказала Терри, – маньяки – они очень даже принципиальные.

– Расисту вроде как положено убивать только черных или латиносов, – задумчиво проговорил Перес.

– Не пытайся найти в его действиях здравый смысл, – заметил я. – Мы не знаем, что для него значит это понятие. Например, серийный убийца Дэвид Берковиц утверждал, будто получает приказы от собаки.

– Ого! – воскликнул О'Коннелл и отвинтил крышку термоса.

Мы посмеялись, затем Терри подвела итог:

– Я побеседовала с ребятами из отдела расследования преступлений на расовой и национальной почве. Они посмотрят в своей базе данных, кто из их клиентов имеет художественное образование.

– Не думаю, что это связано с расовыми делами, – промолвил Перес.