Аид, любимец Судьбы. Книга 2: Судьба на плечах

Сказание 1. О знакомстве с вотчиной и прощании с иллюзиями

Колокольчик. Хламида. Нелепая тень –Ты несешь на спине то ли крест, то ли горб.Нам с тобою теперь сторониться людей,И проезжих дорог, и проторенных троп.Нам с тобою теперь – по корягам и пням,Нам с тобою теперь – навсегда рядом быть. Хочешь – криком кричи, хочешь – пой, в стельку пьян, –Но тебе никуда не уйти от судьбы.

Г. Нейман

Ах, ужасен мрак Аида, многотруден спуск подземный; А кто раз туда спустился на возврат оставь надежды! Анакреон

Сказки плохо умеют заканчиваться. Почти как битвы: завершишь одну, – а следом привяжется, зацепится, потянется следующая.

Одна за одной – пока у тебя хватит дыхания.

Не верите – спросите Рею, Мать Богов, что подарила когда-то жизнь Зевсу, и Посейдону, и Гере, и Деметре, и Гестии. Отыщите на краю света Рею в ее блужданиях – и она улыбнется вам, склонит на бок голову, посмотрит безумными звездами и…

«Хочешь, я расскажу тебе сказку, мой маленький?»

Говорят, ей не надоедают сказки.

«Хочешь, я расскажу тебе сказку, мой маленький? О том, как мой сын Зевс одолел Тифона. Или как он решил наслать на людей болезни и горести и сотворил для этого красивую девушку по имени Пандора. О том, как грозно мой сын Посейдон муштрует своим трезубцем морские волны. Или о плодах, что выращивает моя прекрасная дочь Деметра. Хочешь – я расскажу о Гестии и о том, как она решила уйти в людские очаги? Я расскажу тебе, и все будет хорошо, мой маленький…»

Если слушателей нет – она их все равно находит. Волны. Отец-Небо. Чайки. Звёзды. Морские чудовища.

Ветер, который доносит ее слова и сюда – только вслушайся.

«Хочешь, я расскажу тебе сказку, мой маленький? О мальчике с черными глазами и волосами чернее смоли. О малыше, который видел один короткий день и очень длинную ночь. Нет? Тогда о юноше, который предложил смерти побрататься с ним. Тоже нет? Тогда я могу рассказать о боге, которому однажды не повезло со жребием. Хочешь – я поведаю об Аиде Неумолимом, о Гостеприимном, Безжалостном и Щедром Дарами, о Аиде Запирающем Врата, о Мрачном Владыке Подземного мира, о…»

Потчуй своими сказками других, Рея, Мать Богов. Эту я могу поведать не хуже тебя, ибо я сейчас – напротив него.

Сижу над черной водой Амсанкта, на черте пограничья, и вечно умирающий тополь за спиной одаряет серебром листвы – попеременно меня и озеро. Делит разумно, чтобы никого не обидеть, и мелкие, округлые листочки, прорезающие воздух, не мешают смотреть в его лицо – отражение его царства: холодное и мрачное, будто Стикс, остроскулое – взяло пример с круч Ахерона; и волосы струятся на плечи, будто покрывало Нюкты-Ночи. Губы тонкие до того, что их не рассмотреть, в глазах – чуждый всему живому мрак Эреба…

Я?

Он.

И ихор медленно падает с пальцев – последствие затянувшейся битвы, разбавляет черные, вязкие воды божественной прозрачностью, и с каждой каплей все явственнее кажется, что губы двойника в отражении шевелятся.

И не поймешь, что он считает: то ли серебряные листья, то ли капли ихора, то ли вехи памяти в бесконечной линии, которую я вычерчиваю на песке острой бронзой своих воспоминаний.

Бесконечную сказку о бесконечной войне, которая недавно вдруг взяла – и закончилась.

– Если что-то закончилось – значит, что-то началось? – шепчет тополь над головой (а может – эта, которая за плечами).

Я качаю головой.

Отражение пожимает плечами.

«Началось».

Мысль была идиотской. Не по делу отдающей смехом Судьбы из-за плеч. Менее всего, пожалуй, она была – владыческой.

А других не было.

Великая Война, Титаномахия, закончилась, пиры отгремели, а побежденные понесли кары, и трое братьев разделили мир заново – на небо, море и царство смерти. Жребий, к которому я шел три с лишним столетия, был взят, я дошел, и надо было думать: кончено.

А думалось так: «Началось».

Я смотрел на закрытые ворота теперь уже моего мира. Врата осуществляли свой жизненный путь вполне достойно: стремились гулкой бронзой к сводам подземного царства. Отсвечивали рубиновыми глазами морды псов, искусно выкованные на створках. Щерились злорадно стражи.

Ты чего вообще пришел? – щерились. Тебя тут не ждали. Явился, понимаешь, Владыка… Да какой ты Владыка? Ты себя-то видел?!

Посмотрел со стороны – да уж…

Физиономия помятая после многодневного пира – вытащили все-таки братцы, чуть вырвался! Волосы спутались – небось, и не раздерешь. Хитон сподобился надеть приличный по такому случаю: ниже колен, песочного цвета, красивыми складками спадает над кожаным, с золотыми бляхами поясом – так выглядит, будто пастуха в царские одежды запихали. Поверх нарядного хитона – привычный сердцу дорожный хламис. Чёрный. Правда, фибула крупная и золотая.

И сандалии простые кожаные, даже не с медной подошвой. Хоть и от божественных портных.

Словом, явился к вратам эребским незнамо кто с мрачной рожей. Солдат, лавагет, колесничий, гонец – да кто угодно, только вот с владыкой – это увольте.

Вы свиту этого владыки видели?!

Свита торчала у меня за спиной. Хихикала и шелестела невесомыми белыми крыльями с правого плеча. Помалкивала и погромыхивала крыльями железными – с левого.

Может, их просто не предупредили? – наконец не выдержал Гипнос. Он встретил нас с Танатом перед воротами: легкой птахой перелетел через массивные створки и честно выдержал несколько минут, пока веселье не разобрало его окончательно. – Ну, у нас же и радости такой никто не ждал, чтобы, мол – Владыка! Или они случайно ворота заперли: вдруг на Олимпе перепразднуют и начнут за девками ломиться. Или вот встречу тебе готовят… эй, а может, и Зевсу вот так…

Танат нервно повел плечами. Убийца так же, как я, если только не лучше, рассмотрел в запертых створках знак.

Или даже послание.

«Нам здесь Крониды под землей не нужны, –– сообщали зловеще поблескивающие рубины – глаза сторожевых псов. – Поискал бы ты себе другой жребий, Аид-невидимка!»

Я бы с радостью, да из ушей еще не выветрилось отцовское прощание, проклятое «рано или поздно».

Чего мы вообще стоим? – осенило Гипноса. – Аид, то есть, Владыка… давай я тебя перетащу, что ли? Мигом по ту сторону окажешься!

Танат хмыкнул – первый звук, который я сегодня услышал от него, не считая звона крыльев. Ну да. Пришел царь в свою вотчину, увидел закрытые ворота, да и полез через них, будто влюбленный мальчишка – к чужой жене…

Ох, перетащите, а то никак мне в своем царстве не оказаться!

Да все просто – шлем надень, да и… тут Гипнос устремил глаза к высокому своду. В руке явилась чаша с маковым настоем и пестик. Они вообще всегда появлялись в руках у бога сна ко времени. Чтобы можно было выглядеть невинно-отвлеченным.

Ну, я могу слетать за колесницей. Или ты свою кликни, пока они сгоряча в Стикс не сунулись.

Верная квадрига спустилась в подземный мир вслед за мной, а вот через мост идти не пожелала: застыла на берегу Стикса, враждебно косясь на реку. Все четверо жеребцов остервенело мотали головами, а в глазах у них отражалось укоризненное: «Да ты что – спятил? Ты куда собрался? Тут, небось, и овса с амброзией ни у кого не допросишься!»

Теперь берега священной реки оглашало недовольное и заливистое ржание, от которого в горах на западе уже случилось два обвала.

Вернуться, стегнуть пару раз Никтея и Эфона – и они перелетят, не касаясь копытами, сперва все рукава Стикса, а потом и его разлив, к которому прижаты ворота. Это для теней тут один вход, я же…

Танат хмыкнул еще раз. Шлем не забудь, говорило это хмыканье. Когда будешь прокрадываться в свою вотчину тайком – не забудь стать невидимкой.


Перейти на страницу:
Изменить размер шрифта: