Глава 1

Месяц спустя

– Украдены? – Ошеломленная Орхидея Адамс едва не открыла рот от удивления, но сдержалась, хотя это было нелегко. Она все еще не пришла в себя от потрясения. Одно было несомненно: работа по фокусированию для Рафа Стоунбрейкера никогда не бывала скучной.

Она медленно развернулась на каблуках и уставилась на стеклянные шкафы с рядами книг, стоявшие вдоль обитых сталью стен современной подземной галереи, оснащенной системой климат‑контроля.

– Вы шутите. – Она сделала глубокий вдох. – Все эти старые книги украдены ?

– Все до последнего тома, – гордо улыбнулась Эльвира Терлок. Свет переливался на ее элегантном серебристом шиньоне. – Включая ту, которая привела сюда вас с мистером Стоунбрейкером.

– Ничего себе! – пробормотала себе под нос Орхидея, невольно восхитившись. Определенно, пока это было самое необычное дело Стоунбрейкера.

Эльвире, похоже, понравилась ее реакция.

– Моя новая книга поэзии Морланда весьма впечатляет, правда?

Орхидея посмотрела на тонкий том в кожаном переплете, стоявший за стеклом, и подумала, что в свою библиотеку она его не приобрела бы, но ее учили быть вежливой с людьми.

– Это интересно, – осторожно сказала она.

– О, господи, – поморщилась Эльвира. – Все мы знаем, что означает слово «интересно», не так ли?

Раф, до этого таившийся в тенях, пошевелился.

– Она называется «Трое».

Орхидея не то чтобы подскочила на месте от неожиданности при звуке его низкого, глубокого голоса, однако действительно почувствовала, как волосы на затылке встали дыбом.

Она напомнила себе, что знала о его присутствии. В конце концов, именно он привел ее сюда сегодня. Но новый клиент был сталкером и обладал чрезвычайно раздражающей способностью сливаться с тенью.

Ранее на неделе она едва не отказалась от этого задания. Только мольбы и угрозы начальницы убедили ее работать с Рафом.

– Я не хочу работать со сталкером, – сказала Орхидея, когда Клементина Мэлоун рассказала ей о клиенте. – Меня от них бросает в дрожь.

– Да ладно, со сколькими ты работала?

– С одним. – Орхидея содрогнулась от воспоминаний. – Этого хватило.

– Послушай, ты же знаешь, что я стараюсь создать «Синерджи инкорпорейтед» эксклюзивный имидж. Стоунбрейкер – экзотический талант. А мы хотим привлечь именно таких.

– Есть и другие виды экзотических талантов.

– Да, – сказала Клементина, – но сталкеры особенные. Ты ведь знаешь, насколько они редки.

– По мне, так недостаточно редки.

– Не хочу слишком давить, – сказала Клементина, – но ты ведь и сама не на все сто процентов нормальна.

Орхидея вздрогнула, но не поддалась на уловку.

– Поручи Стоунбрейкера другому концентратору полного спектра, состоящему в штате фирмы.

– Они все заняты. Или проводят ночи с семьей. – Клементина торжествующе усмехнулась. – Которой у тебя, единственной, не имеется. Кроме того, ты же сама всегда просишь вечернюю работу.

– Только потому, что днем я пишу.

– Стоунбрейкер очевидно тоже предпочитает работать ночью.

– Точно. Под светом полных лун.

Некоторые люди воспринимали сталкеров так же, как диких клыко‑пардов в зоопарке. Они были очаровательны, но опасны и непредсказуемы. В мире, где практически у каждого в той или иной степени проявлялся парапсихический талант и такие способности принимались как должное, считаясь естественным аспектом развития человека, талант сверхчувствительности и понимания стратегии расценивали в эволюционном понимании как ретроградный.

После встречи с Рафом Стоунбрейкером Орхидея была готова усомниться в теории регрессии. Как бы то ни было, он ни в коем случае не был ни примитивным, ни простым, хотя она не стала бы называть его культурным. Он был хорошо образован, начитан, очень самоуверен и ужасно нетерпим к тем, кто не мог думать так же ясно и логично, как он. Интеллект и интуиция горели в нем холодной, мощной энергией «студня».

На протяжении прошлой недели она заново открыла для себя, почему сталкеров иногда называли охотниками. Они действительно имели некоторые ярко выраженные пугающие привычки. Рядом с ними ты чувствовал себя как в компании кошки‑хамелеона.

Она обнаружила, что если буквально на мгновение отвести глаза от Рафа, то его легко потерять из виду. Он не исчезал, но имел естественную способность сливаться с окружающей средой. Если бы он пожелал, то мог бы исчезнуть прямо на месте. Благодаря способности замирать без движения, если он стоял в тени, его можно было не заметить. Пока Раф не пошевелился секунду назад, он весьма неплохо сливался с темнотой на границе света двух узко направленных ламп, расположенных над стеклянными полками.

– Перси Морланд был одним из самых выдающихся мастеров стиля метадзен‑синергетической философской поэзии шестого поколения, – вставил Раф.

Недовольство ею плескалось в нем, как темное море в комнате без окон.

– Да, я в курсе, – Орхидея усилием воли заставила свой голос звучать вежливо. Неужели он думал, что она не посещала основной курс по литературе?

Вне всякого сомнения, Раф Стоунбрейкер был очень интересным и гораздо более завораживающим, чем метадзен‑синергетическая поэзия, но он начинал действовать ей на нервы.

Орхидея напомнила себе, что не стоит оскорблять клиентов. Особенно Клементине не понравилось бы, что Орхидея была груба именно с этим. «Эксклюзивное мышление» – последний фирменный слоган Клементины. Орхидея не возражала против заботы об эксклюзивности фирмы, но задавалась вопросом, знает ли Клементина, насколько экзотическим на самом деле был ее новый клиент. Раф утверждал, что он сталкер шестого класса, и у него имелось квалификационное свидетельство, это подтверждающее. Однако Орхидея трижды работала с ним на прошлой неделе и была готова поспорить на свой следующий гонорар, что он был намного мощнее, чем свидетельствовали бумаги.

Когда она фокусировала для него, то буквально ощущала, сколько он прилагал усилий, чтобы держать парапсихические способности в рамках уровня шестого класса. Орхидея ощущала в нем голод – голод по использованию таланта на полную силу. Она понимала, что созданный ею мощный кристалл только разжигал его аппетит.

Прошло уже три года с тех пор, когда она чувствовала в последний раз столь сильный голод сталкера. Однако в таланте Кэлвина Хайда также присутствовал некий темный намек на зло. После первого, очень осторожного, сеанса фокусирования с Рафом, Орхидея сразу поняла, что у него с Хайдом нет ничего общего. Стоунбрейкер мог раздражать, быть высокомерным и просто приводить в бешенство, но в его таланте не прослеживалось никакого зла.

Она также чувствовала в нем и кое‑что другое помимо жажды, и этот факт беспокоил все больше и больше. В конце концов, каждый знал, что парапсихический контакт должен быть полностью нейтральным и не затрагивать личных чувств.

Неописуемый порыв к близости, который она испытывала, когда строила для Рафа кристалл в плане подсознания, скорее всего, был продуктом ее собственного сверхактивного воображения. Никакого другого логического объяснения она не нашла, но это определенно было ненормально.

К счастью, Раф, похоже, до сих пор, пребывал в счастливом неведении относительно тех чувств, которые она испытывали во время контакта. Насколько она могла судить, он выглядел абсолютно бесстрастным. И все же, хотя Орхидея и не боялась его, она начинала задумываться о том, что снова работать вместе в ближайшем будущем – не самая хорошая идея. Что‑то в их сеансах фокусирования было определенно странным.

Внезапно Раф подошел ближе и, встав прямо у нее за спиной, заглянул в книгу.

– Большинство экспертов полагает, что Перси Морланд был высококлассным Видящим, который страдал от периодических приступов асинхронной синергии в плоскости подсознания, – сказал он.

– Я об этом слышала, – пробормотала Орхидея, задаваясь вопросом, знал ли Раф, насколько он раздражает, когда начинает говорить таким нравоучительным тоном.

– Он отказался от лечения, – услужливо вставила Эльвира. – Очевидно, Морланд опасался всего, что касалось синергетическо‑психометрических лабораторий. Похоже, он считал, что эксперты могут разрушить его художественное воображение, дозволь он им перестроить энергетические волны в его подсознании.

– Не могу винить его за желание держаться подальше от лабораторий. – Орхидея ненадолго задумалась о собственном чрезвычайно неприятном опыте в исследовательской лаборатории по синергетической психологии три года назад. В последнее время старые кошмары заявили о себе в полную силу. На этой неделе это случалось уже дважды. – Если бы я разбогатела благодаря подобной поэзии, я бы тоже не захотела никакого вмешательства в волны своей парапсихической энергии.

Эльвира хихикнула.

– Превосходно подмечено, дорогая. Я так понимаю, вы не большой поклонник метадзен‑синергетической философской поэзии?

– Честно говоря, да, – призналась Орхидея.

Раф даже не потрудился скрыть своего раздражения.

– Почему?

Не впервые ей стало любопытно, отчего ее мнение имело для него такое значение.

– Я думаю, что в лучшем случае это направление в литературе тупиковое. Вероятнее всего это была большая шутка, навязанная литературному миру.

– Понятно, – Эльвира приподняла изящно изогнутые серебристые брови. – Как занимательно думать, что я многим рисковала только для того, чтобы украсть поэтическую шутку.

– Но я действительно восхищаюсь финансовым чутьем этих поэтов, – добавила Орхидея. – В отличие от большинства, они разбогатели. Их труды все еще украшают полки любой библиотеки трех городов‑штатов, и было время, когда они были самыми востребованными в книжных магазинах. Все, кто что‑либо из себя представлял, их читали.