Денис явственно представил себе большую лепешку – почему-то румяную, запеченную и с защипами. Совсем как у Любови Николаевны на шипящей сковороде.

Потом – плоский блин, такой тонкий, что, казалось, сквозь него просвечивал весь мир. А затем – просто мокрое темное пятно, как от мыши, на которую ненароком наступил слон. Пусть даже и самых средних слоновьих размеров. И все это было Денисом. Вернее, могло им стать.

У нашего героя от такой игры воображения тут же зашевелились волосы на голове под вязаной шапочкой. Самым горячим его желанием было дать стрекача. Убежать от этого зловещего тупика, пока еще остается дорожка среди холодных, зловещих утесов!

Но Денис не зря был одним из лучших учеников Следопытного посада, пусть даже из числа самых младших. Чувство самосохранения безошибочно подсказало ему: в Лабиринте всегда и почаще оставляй заметки и зарубки!

Мальчик вынул кортик и накарябал опять же на левой стене длинную стрелку. А рядом прочертил большую цифру "1".

Это означало новую точку отсчета. Отсюда его путь продолжался дальше, но теперь уже опять с нуля.

Денис вздохнул с досады: он понимал, что таких стрелок ему придется чертить еще немало, если только не придет помощь. И номера этих пометок ему помогут не сбиваться и не кружить в пути. Лишь бы только лезвие не стерлось напрочь!

Ночь изрядно охладила чувства, придала Денису осторожности и одновременно хладнокровия. С последним тут было просто – ночная стынь пробирала мальчишку до костей. Единственное спасение Дениса было в движении. И он быстро зашагал вперед, таращась налево в ночную темь.

Наш герой твердо решил придерживаться своей системы. Потому что без нее он рано или поздно превратится в обезумевшего от страха зайца, который мечется между каменных берегов океана скал и утесов.

Ему больше уже не хотелось думать о прошлом, а настоящее было такое безрадостное и тоскливое! И Денис решил просто идти вперед, внимательно глядя по сторонам, по возможности не торопясь и расчетливо приберегая силы. О том, что они ему еще понадобятся, мальчик знал наверняка.

Несколькими часами ранее, совсем в другой стороне от Лабиринта Озорина, двое крупных волков бежали сквозь лесную чащу. Они поминутно принюхивались, зорко оглядывая кусты. Иногда волки спускались в лесные балки, засыпанные хворостом и ветвями сухостоя; порой разделялись, обследуя рощи и поляны, но ни на минуту не прекращали бега. Казалось, что-то властно звало их вперед. Например, чей-то след или запах.

Волки остановились почти у самой границы леса. В полусотне волчьих скачков протекал чистый ручей, где можно было напиться. А дальше тянулись серые, безжизненные поля, где сонными волнами лежала спящая трава, лишенная соков и зелени.

Звери замерли как каменные изваяния. Один из них опустил морду к земле и тихо провыл. Больше всего это походило на призыв, но такой, что должен быть понятен только своим. И волки стали ждать.

Спустя несколько минут появился и третий зверь, крупнее и мощнее. Он рысцой подбежал к тому месту, где застыли его собратья, обнюхал землю и тихо что-то проворчал на волчьем языке. Один из волков ответил. И оба вновь умолкли.

А еще через несколько минут на поляну вышли человек и хруль. Волки расступились, и взорам пришедших открылось лежащее неподвижное тело.

Человек опустился на колени и некоторое время разглядывал убитого. Затем выпрямился, вздохнул и горестно покачал головой.

– Да, это он. Сомнений быть не может.

Перед ними в траве у дерева лежало распростертое тело песьеголовца.

Тело по меркам этих существ было не слишком большим, зато длинное. На убитом по традициям собаколюдей совсем не было одежды за исключением набедренной повязки, широкого кожаного пояса и нашейного ожерелья. Широко раскинутые ноги были обуты в грубые сапоги с огромными ребристыми подошвами. Наверное, в такой обуви было одинаково удобно ходить и в горах, и по ночному лесу. При условии, что у тебя такие же грубые лапищи.

Чуть поодаль валялась сучковатая дубинка.

Голова убитого была неестественным образом завернута назад. Убийца, видимо, обладал недюжинной силой и сноровкой: подкрасться в ночном лесу к обладавшему отменным чутьем песьеголовцу и одним движением свернуть ему шею мог только обладавший для этого специальными навыками.

– Я видел его несколько раз в стане собаколюдей, – хрипло сказал барон Густав. Его слуги согласно кивнули – убитый был им тоже известен.

Хруль тихо икнул. Со "зверюгами", как именовали этих существ многие хрули, он и прежде не имел никаких дел. А песьеголовцы в отместку прозывали хрулей презрительным словом "денежники".

– Язык-За-Зубами... – кивнул Маленький Мальчик. – Единственный приличный во всей этой своре...

Он на миг замялся, подбирая слово. К песьеголовцу равно не подходили ни "человек", ни "зверь". Чего в них было больше – людского или звериного, каждый в Архипелаге решал для себя сам. Берендей же в свое время сделал свой выбор.

Язык-За-Зубами был единственным из народа песьеголовцев, который водил дружбу с Берендеем Кузьмичом. Истоков этой дружбы не знал никто. Равно как никто из песьеголовцев и не подозревал, что среди них есть осведомитель волшебников с Буяна.

Но, зная природу и в особенности алчность этих существ, можно предположить, что Язык-За-Зубами попросту тайно служил Берендею за плату. Хоть собаколюди и обзывали хрулей "денежниками", но и сами были не чужды звонкой монеты. А волшебники с Буяна всегда знали, что происходит в стане песьеголовцев, в строгом секрете храня имя своего соглядатая.

Внезапно послышался громкий треск веток – кто-то шел на поляну открыто, не таясь. Высокий старик в рубахе навыпуск и широких галифе с лампасами, заправленными в яловые сапоги, вышел из кустов. За плечом у него висела пустая с виду походная котомка, а в руке старик держал дубинку.

Вслед за ним появился и другой человек, закутанный в длинный и просторный плащ. Они подошли ближе и остановились возле порядком струхнувшего хруля.

– Ага, – крякнул старик. – Немного запоздали, стало быть! Ох, чуяло мое сердце, быть беде... А все Берендеюшка, его причуды... Не мог поручить кому посмышленей, да и чтоб без бахвальства ихнего, собачьего...

Он кивнул волкам, и те тоже признали старика, наклонили большие лобастые головы в знак приветствия.

– Егорий Ильич! – поздоровался Маленький Мальчик. – И вы сюда?

– Медленно поспешаем, – вздохнул потомок муромского богатыря. – Стар становлюсь, что ли? Умом немощен? Э-хе-хе-ххх...

Он оглядел недвижное тело, тихонько присвистнул.

– Крепкая рука поработала. И ум хладный, видать, у этого ворога. Кабы знать, что так все приключится, не отпускал бы я наших ребятушек одних.

Егорий сокрушенно потер лоб, точно что-то вспоминая.

– Однако ж и Марвин мой куда-то запропастился. Я ж ему их поручил, на попечение, так сказать...

– Марвин не пропадет, найдется еще, – уверенно сказал Маленький Мальчик. – Вы лучше скажите, Егорий Ильич, что теперь делать будем? По мне, так нужно скорее Дениса выручать. Потому как пропал он в Черном Городе. Как сквозь землю ушел, – прибавил маленький волшебник, даже не подозревая, насколько он сейчас был близок к истине. – И ребятишек двое где-то должны быть тут, неподалеку.

– Ну, волки-то на что? – усмехнулся человек, закутанный в плащ. Голос у него был звучный и чуть басовитый. – Далеко Леся с Максимом уйти не могли. Волки ваши их тут в два счета разыщут.

– А Денис? – машинально спросил маленький волшебник.

Голос незнакомца был ему незнаком, хотя имелась в нем какая-то редкая, и оттого памятная особенность. Точно слышал он его когда-то, это раскатистое "эр" и особый нажим на "о". Как и поныне говорят в глухих, Богом забытых деревнях.

– Дениса в Черном Городе больше нет, – веско сказал Егорий. – Искать его теперь нужно в Сторожевых горах, в бывших владениях Пресветлого Озорина. Туда и направим свои стопы.