Денис же смотрел на крохотного зверька, как если бы он был действительно величайшим чудом во всем Лабиринте. А он-то был абсолютно уверен, что в этой гигантской и мрачной головоломке он совсем один-одинешенек! Но откуда, интересно, взялась тут эта мышь?

– И действительно: откуда же ты взялся? – улыбнулся Денис. – За целый день я не встретил тут ни одной живой души...

– Здесь нет живых душ, – пропищал мышонок. – Тут только камни и лед. И еще эти... как их...

Он наморщил носик, что-то вспоминая. Причем сделал это с таким усердием, что даже чихнул.

– Признаки, вот кто! – вспомнил, наконец, зверек.

– Какие еще признаки? – удивился Денис. – Чего – признаки? Предмета?

Он попытался представить, как по Лабиринту носятся из конца в конец ожившие безумные прилагательные и напыщенные причастия. И едва снова не расхохотался. Положительно, сегодня у него был веселый день!

– Не чего, а какие, – поправил его мышонок. – И вовсе не признаки, это я спутал. Призраки – вот кто!

– Ах, призраки! – кивнул мальчик. – Ну, можешь быть спокоен, призраков на свете не бывает.

Правда, он тут же мысленно ругнул себя за эту возможную неправду: кто же знает, что бывает в действительности в Архипелаге, а что – только в Закрытке?

– Так то – на свете, – засмеялся мышонок. – А тут – Лабиринт. Тут и вовсе никакого света нет. Одни камни и лед, так что вечно лапки мерзнут. Ой-ёй-ёй!

На такую логику Денис не нашелся сразу что ответить. Мышонок же некоторое время смотрел на мальчика снизу вверх, а потом сердито пискнул:

– Ну! А как тебя зовут?

– В смысле? – не понял Денис.

– Когда тебе представляются, нужно взамен тоже назвать свое имя, – ядовито заметил крохотный серый комочек. – Иначе будешь невеста и борода!

– Чего-о-о?! – вытаращился Денис.

– Ну... – мышонок смущенно почесал шейку задней лапкой. – Это я просто еще в словах... немного путаюсь. Плохо знаю всеобщий. Я хотел сказать – невежа и балда. Теперь ты понял?

– Ага, – кивнул Денис, с любопытством разглядывая своего собеседника. – Куда уж понятнее... А ты что же это, так запросто говоришь по-человечески? – с глупым видом пробормотал Денис первое, что пришло на ум.

И тут же в мыслях выругал себя: как же он забыл, что в Архипелаге все звери и птицы при желании могут переходить на всеобщее наречие?!

Мышонок промолчал, только вновь смешно наморщил нос. Его длинные усики при этом ощетинились как тонкие проволочки. И теперь зверек здорово походил на диковинного лилипутского робота с антеннами под носом, прилежно исследующего поверхность какого-нибудь Марса или Венеры.

Мышиные глазки-бусинки бесстрашно взирали на него снизу. Шерстка звереныша была пыльная. Кое-где светлели пятнышки проплешин. Видать, питание у него в последнее время было не из лучших.

И Денис с запоздалой досадой поймал себя на мысли, что даже не спросил своего серенького провожатого, чем он питается в этом огромном каменном мешке. И где в Лабиринте обитают его остальные сородичи?

Денис машинально сунул руку в карман. Потом в другой. И ему впервые в Лабиринте улыбнулась удача!

В складках шва он нащупал несколько хлебных крошек, твердых как камень. Видимо, когда-то в кармане лежали соленые сухарики и просыпались из пакетика. Денис выловил самые крупные, опустился на корточки и предложил мышонку эту немудрящую еду.

Тот не заставил себя упрашивать. Бойко схватил одну крошку и принялся сноровисто обгрызать ее, как маленький серый бурундучок. Через несколько секунд с крошкой было покончено, и мышонок принялся за вторую. Он был так голоден, что во время еды громко пищал от возбуждения, и при этом умудрялся даже чавкать. Правда, для Дениса эти звуки были почти неслышны.

Покончив с трапезой, мышонок сыто откинулся на хвост. И только теперь Денис заметил, что к длинному и порядком облезлому мышиному хвостику привязан какой-то грязный и пыльный лоскуток. Но сразу спрашивать было как-то неудобно, и мальчик с интересом наблюдал за своим нежданным гостем.

– Ну, как, будешь отвечать? – весело пискнул малыш. Утолив голод, он обрел еще большее настроение пообщаться.

– А тебя как звать? – лукаво спросил Денис.

Ему было приятно разговаривать с этим хвостатым оптимистом. Какой никакой, но все-таки разговор отвлекал его от тоскливых мыслей. Хорошо еще, что Денис не страдал клаустрофобией – так называется болезнь, при которой боятся замкнутых пространств. Иначе в Лабиринте Озорина ему пришлось бы очень худо уже через час-другой.

– Я ведь уже представился, – недовольно пискнул мышонок. – Меня зовут – Ой-Ёй-Ёй.

– Это что же – такое имя? – недоверчиво произнес мальчик.

– А как же! – важно ответил мышонок. – Наше древнее фамильное имя. Оно передалось мне по наследству от дедушки. Веришь?

– Чудное какое-то! – улыбнулся Денис. – Нет, признаться, не очень.

– И правильно делаешь, – замотал головой от смеха малыш. – Просто у нас в семье все имена такие. Сестричек зовут Уй-Юй-Юй и Ей-Же-Ей. А младшего братика – Ай-Яй-Яй. Он среди нас всех самый большой озорник. Никак не усидит на одном месте. Так что это имя ему как раз поделом будет.

– Надо же! – не слишком-то доверчиво покачал головой Денис. – А вы, часом, не китайцы?

Звуки мышиных имен почему-то сразу напомнили Денису китайские имена, полные звучных гласных и кратких, как бы отрезанных слогов.

– Сам ты китаец! – сердито огрызнулся мышонок. Но в его живых, выразительных глазенках тут же проснулся и сверкнул жгучий интерес. – А кто это такие??

– Люди... – пожал плечами Денис. – Их очень много, и они здорово владеют восточными боевыми искусствами, кун-фу и карате.

Мышонок некоторое время сидел тихо, видимо, пытаясь переварить сказанное мальчиком. Но в его лексиконе пока не было таких мудреных слов. И к тому же он рассуждал совсем иначе, нежели Денис.

– Какие же мы люди? – чуть ли не с обидой пропищал он. – Мы есть мыши. Великий хвостатый серый народец. И у нас свои искусства.

– Поня-атно... – протянул Денис. – Меня, кстати, зовут Денисом. А фамилия...

Он на мгновение задумался. После чего благоразумно решил, что такую фамилию, как у их семьи, его новому приятелю лучше пока не знать. Так сказать, во избежание возможных политических осложнений и конфронтаций.

На подобном языке дипломатов и депутатов они всегда говорили с Любовью Николаевной, когда речь заходила о вынужденных бытовых контактах с их словоохотливой и любопытной соседкой по лестничной площадке Клавой-Ягой. Вроде того, чтоб попросить соли или растительного масла. И в итоге регулярно и дальновидно обходились своими силами, без соседского участия.

– В общем, у меня такая редкая фамилия, которую даже не хочется произносить, – пояснил он мышонку.

Тот слушал Дениса, раскрыв ротик. После чего согласно кивнул.

Денис подозревал, что мышонок вообще не понял, что такое фамилия. Судя по его словам, в их мышиных семействах всем и всегда давали только одни имена.

– А что у вас за искусства такие? – полюбопытствовал Денис. –

– У нас – несравненно великие и очень важные искусства, – очень важно изрек Ой-Ёй-Ёй. – Человеку они даже могут оказаться слишком трудными для понимания.

– Ага, – хмыкнул Денис. – Типа искусства привязывать к хвостам грязные узелки? Так, что ли?

– И вовсе нет, – пискнул мышонок и застеснялся. – Это вовсе и не искусство никакое.

– А что же тогда?

– Роковая случайность, злая прихоть судьбы, – трагическим тоном изрек Ой-Ёй-Ёй. И тяжело вздохнул, насколько это соответствовало малому весу его крохотного тельца.

– Ну-ка, ну-ка! Давай выкладывай, – велел Денис, усаживаясь рядом, прямо на голый камень. О здоровье буду думать потом, сказал он себе. А то и так уже все ноги затекли. – Торопиться нам вроде некуда...

– Очень, очень даже есть куда, – затараторил мышонок как маленький писклявый моторчик. – Поэтому я тебе очень быстро буду рассказывать, ладно?