Он прислонился виском к холодному оконному стеклу и постоянно ощущал, как сильно дрожит оно на рельсовых стыках.

Ему, как ни странно это даже нравилось.

Денис представлял себе, как на каждом стыке все мысли в его голове основательно встряхиваются и укладываются, но уже по-другому, в гораздо лучшем порядке, нежели прежде. Такую картинку он не раз видел на экране своего компьютера, когда делал операцию дефрагментации. Она ловко сортировала и умело упорядочивала все файлы в виде разноцветных брусков, которые весело взлетали над коробочкой жесткого диска игрушечным салютом.

А мне теперь хочется все делать самому, упрямо твердил себе Денис, примеряясь к ритму перестука трамвайных колес, везущих его к дому.

"Все-делать-самому, все-делать-самому, все-делать-самому", – бубнил он про себя. И, как ему теперь казалось, привыкал к этой простой и восхитительной мысли, прочно и навсегда. В этой скороговорке ему сейчас виделся ответ на все его проблемы и вопросы, над которыми он так давно и, как ему казалось, безуспешно думал все последнее время.

"Да ты ведь просто боишься признаться себе, что вы с этим Враном чем-то похожи", – размышлял он под стук трамвайных колес, прикрыв воспаленные от бессонницы глаза.

"Однажды Вран тоже разозлился на всех и пошел наперекор. Все его детство прошло среди взрослых. Они увлеченно долдонят тебе правильные слова и великие истины. А ты стоишь себе, потупив глазки, и мечтаешь только об одном: чтобы они поскорее замолчали. И оставили тебя в покое. Уж ты-то сам знаешь, что нужно делать и как, верно?"

И Денис даже подмигнул себе. Правда, только мысленно.

Он видел историю Врана как бы со стороны. Он и сам себе сейчас казался вот таким вот враном – горделивым и высокомерным, безмерно усталым от чужих нравоучений и прямо-таки раздувшимся от своей собственной мудрости.

Денис вспоминал сейчас их последний, серьезный разговор с родителями, после которого между ними пробежала кошка. Трудно в этом себе признаться, думал он, но сейчас я сам себе кажусь всемогущим мистером Ирония. И гордецом Враном. К чему эти постылые и надоевшие заклинания о том, что я должен и обязан?

Да, вздрогнул Денис и открыл глаза.

Ржавые Заклинания.

Истины из уст других, которые, как мне казалось, давно уже потеряли всякую силу. Заржавели и осыпались.

Он посмотрел в окно.

За ним привычно тянулись знакомые районы, улицы, дома. И где-то дальше стоял тот, заветный, мимо которого он не раз проходил, украдкой поднимая глаза к окну, знакомому до последней складки на занавесках. Теперь он знал о боли немало. Гораздо больше, чем еще неделю назад.

Денис неожиданно поднялся и вразвалку побрел к выходу, покачиваясь на поворотах трамвайных стрелок. Двери открылись медленно, нехотя, точно еще раздумывали, выпускать ли этого мальчишку из пустого, звенящего вагона.

Денис неуклюже скатился со ступеней и огляделся. На улицах почти не было народу, так – случайные вечерние прохожие. В городе стало заметно теплее по сравнению с той весенней холодрыгой и влажной стынью, когда наш герой покидал Закрытку почти неделю назад. И все равно мальчик поднял воротник.

Словно не желал больше никаких случайностей судьбы, и хотел пройти неузнанным мимо.

Проходя под ее окнами, он опустил глаза и ускорил шаг. И как назло сверху тут же послышался тихий и удивленный окрик:

– Дениска! Ты?!

Денис остановился как вкопанный. И даже втянул голову в плечи. Потому что этого не могло быть. Просто не могло, и все тут.

– Подожди меня, слышишь! Я сейчас! Одну секундочку...

Конечно, он не слышал дробного топота маленьких полусапожек по всем четырем этажам лестницы. Он вообще не слышал ничего – так оглушительно стучало сейчас его сердце. Денис точно впервые почувствовал его так сильно. Даже когда он смотрел в горящие зрачки песьеголовца, прятался от волка-оборотня или леденел под недвижным взглядом несчастного Врана.

Сейчас все было по-другому. И он с замиранием сердца понимал, что вот это, наверное, и есть – самое настоящее.

За спиной хлопнула дверь подъезда. И наступило молчание.

Быть может, прошла минута, может – всего лишь несколько мгновений-секунд. Но они были такими долгими, такими невыносимо-тягучими, что Денис не выдержал.

Он вынул из кармана вязаную перчатку, просто чтобы хоть что-нибудь сделать. И, как мог, отер с лица копоть и ржавую грязь. Судя по перчатке, их на Денисовой физиономии еще оставалось немало.

Потом его окликнули. Денис обернулся и замер как громом пораженный.

Кристина была в каком-то невероятном платье – сером с голубым. В туфлях на высоком каблуке. С волосами, взбитыми и закрученными в локоны, как у настоящей принцессы из старинного фильма "Обыкновенное чудо". На ее плечи был накинут длинный демисезонный плащ. Но он сейчас показался Денису норковой накидкой. Или даже горностаевым манто!

Кристина стояла и с тревогой смотрела на Дениса. Глаза ее, и без того огромные, были широко открыты. И аккуратная косметика ей при этом очень даже шла!

– Что с тобой, Котик? – прошептала она. – Что случилось?

– Н-н-н-н... Ничего... не случилось... – еле выдавил Денис, судорожно пытаясь сглотнуть комок, невесть откуда подкативший к горлу. Но не так-то это было просто!

– У вас там не пожар, случайно? – обеспокоенно произнесла девочка и шагнула к нему. Денис, все еще не сумевший справиться с голосом, только замотал головой и что-то замычал. Только сейчас он понял, как выглядит в Ее глазах – усталый, чумазый, с лихорадочным блеском в больных глазах. Да и вся одежда его была перепачкана так, что в ней и ходить-то впору только, когда стемнеет.

– Нет, все нормально, – наконец пробормотал он, когда удалось победить этот приступ внезапной немоты. Денис еще не знал покуда, что такая немота и дурацкая растерянность – обычное дело у молодых людей, когда они встречаются в своем городе носом к носу с настоящими принцессами. Да еще когда они учатся с этими принцессами в одном классе!

– Ничего себе "нормально"! – насмешливо покачала головой Кристина, но тут же спохватилась. – А мы тебя так давно ждем! Я уже думала, что ты не придешь, представляешь? Вот не веришь: даже несколько раз тебе звонила и к окну подбегала. А ты все не идешь и не идешь! Вот поросенок ты все-таки! А мою записку получил?

И она вдруг вскинула руку и быстрым, почти неуловимым движением легко смахнула что-то с ресниц.

Денис растерянно смотрел на нее и улыбался, совсем уж по-глупому. Нужно было срочно что-то сказать, все равно о чем угодно. И он ухватился за первую попавшуюся фразу Кристины.

– А чего это вы меня ждете? И кто это – "вы"?

Она смотрела на него несколько непонимающих мгновений, после чего неожиданно и заливисто расхохоталась. При этом в глазах Кристины стремительно вспыхивали и носились искорки изумления. Словно Денис сейчас ее весело разыгрывал.

– Вот чудак! Ты что, разве уже забыл, что у меня день рождения?

– Нет, – заулыбался Денис. – Конечно, не забыл. Но ведь он... неделю назад был.

– Какую неделю? Ты шутишь, что ли! – опять прыснула Кристина. Но тут же прикрыла рот кулачком, как и подобает благовоспитанной принцессе. – Сегодня! У меня же сегодня день рождения...

– Нет... – покачал головой мальчик. – Этого не может быть. Чепуха какая-то... У тебя в субботу был день рождения.

– Правильно, – закивала улыбающаяся девочка. – В субботу. Сегодня

Денис озадаченно уставился на Кристину.

– Как это – сегодня? Сегодня, вообще-то, какой день?

– Суббота, конечно, – пожала плечами девочка. В ее смеющихся глазах теперь уже сквозило легкое недоумение, смешанное с растущей тревогой. – А ты что – даже не знаешь, какой сегодня день? Ты, часом, не болен?

– Вроде нет, – неопределенно пробормотал Денис, внимательно прислушиваясь к себе. Все в нем говорило: сегодня просто не может быть субботы. Любой другой день – пожалуйста. Ведь иначе тогда получается, что...