Сергей с Катериной уехали еще до полуночи, провожаемые криками «Горько!». В глаза Волкову брат Лизы так и не посмотрел.

Жора вглядывался в темноту, привычно отсматривал сектора обзора. Искал он Полянского — на данный момент тот был единственной ниточкой, связывавшей Волкова с потенциальными похитителями Лизы. Однако ни в одной богемной компании в парке Полянский не появился, и Волков решил, что псевдогей уже уехал.

Двенадцать лет назад Полянского называли коротко и просто: Фарт. Дело происходило на афганской границе, куда отряд «Сапсан» был послан для усиления. Жора тогда был старлеем, но после операции как раз и получил капитана…

Фарт руководил всей секретной частью операции, на базе появился всего два раза, и оба эти раза вел себя так, что только сумасшедшему могло бы прийти в голову назвать его «голубым». Жесткий, даже скорее жестокий мужик с холодными глазами и насмешливо искривленными тонкими губами. Те, кого он допрашивал, кололись сразу и сдавали всех, однако никого из пленных в живых он не оставил. Не самые радужные воспоминания…

Волков потер усталые глаза — и тут же вскинул их на подошедшего мужчину в строгом костюме.

На лице у Валерки отражалась вселенская печаль. Хороший мужик был Валерка, только очень не любил разговаривать. Длинные фразы его утомляли, а короткие — плохо удавались в плане информативности. Вообще, по жизни, Валерка больше всего любил простые и ясные команды — «Ложись!», «Огонь!», «Отставить!». Сейчас Валерке предстоял адский труд — поговорить с бывшим командиром и начальником в том смысле, что поддержать его…

— Егор Степаныч… я, короче… В общем, мы все с ребятами вам того… Вы не сомневайтесь! Любой! В любое время.

Жора усмехнулся.

— Все нормально, Валер. Из тебя выйдет отличный начохраны, даже не сомневайся. Если что, Заяц всегда подскажет, да и я никуда не денусь, просто… у меня будут немножко другие полномочия.

Валерка слегка приободрился.

— Егор Степаныч, я это… короче… Шнурок мне не понравился. Сегодня.

Это было что-то новенькое. Эдик в охране никаких сильных чувств обычно не вызывал. Волков насторожился.

— Что случилось?

Страдание на лице Валерки стало вовсе уж безмерным. Ему предстояло объяснить словами то, что он только чувствовал…

— Ну… он ведь обычно похож на эту… глисту… в обмороке. А сегодня, когда уезжал, по телефону говорил.

— Ну и что, Валер?

— Он вел машину и говорил по телефону.

До Волкова наконец дошло. Обычно отъездом Эдика приходили любоваться все свободные от смены охранники. Эдик вцеплялся в руль обеими руками и выезжал из широченных ворот медленными рывками, так, словно полз по узкой тропинке над бездонной пропастью. Поворотники он включал за километр до поворота. Тормозил одновременно и ручным и ножным тормозом. Другими словами, представить, что Эдик может РАЗГОВАРИВАТЬ ПО МОБИЛЬНИКУ ЗА РУЛЕМ, было категорически невозможно. Все равно что прийти на кухню и увидеть, как баба Шура курит «Данхилл» и делает себе френч-маникюр. Волков почесал в затылке.

— Валер, а ты, часом, не расслышал, что он говорил?

— А он ничего и не говорил особенного. Только «да», «нет» и «через три дня». Так… жестко говорил. Как мужик, короче.

Само по себе это ничего не значило. Или почти ничего. Потому что Валерка, возможно, и не занял бы призового места на конкурсе эрудитов или ораторов, но дело свое знал хорошо, и ежели Валерке что-то показалось странным… к этому стоило как минимум прислушаться.

Разумеется, нужно было принять во внимание и то, что Лиза только что дала Эдику отставку. В конце концов, если молодой мужик большую часть времени напоминает половую тряпку, свесившуюся из ведра, это еще не значит, что он и чувствует на таком же уровне. А если он был в нее влюблен? А если у него были с Лизой связаны определенные планы?

В любом случае, Эдика не стоило сбрасывать со счетов. Волков сказал тихо и убедительно:

— Валер, ты приставь к нему кого-нибудь из ребят. А Зайцу скажи, пусть попишет его звонки. Возможно, это все и ерунда, но не хотелось бы неожиданно выяснить, что под внешностью подыхающего от астмы суслика скрывается террорист международного уровня.

Валерка фыркнул. Сам он так цветисто выражаться не умел, но шуточки командира ценил и понимал.

— Есть, Егор Степаныч. Могу идти?

— Ты теперь командир, Валер.

Валерка испустил душераздирающий вздох — и упругой походкой двинулся прочь. Жора потянулся с хрустом. Хорошие у него ребята подобрались. Жаль будет, если этот придурок Серега из чистой мстительности решит набрать новых охранников…

В парке еще раздавались бодрые тосты, женский смех и звон стекла. Волков стоял на открытой веранде, невидимый в темноте. Это крыло дома принадлежало Лизе, здесь находились ее спальня, маленькая гостиная, библиотека и небольшая кухня, на которой обычно хозяйничала баба Шура. До сегодняшнего разговора в кабинете Сергея Волков полагал, что Лиза здесь в полной безопасности, теперь же предпочел бы, чтобы она жила в центральной части здания. А еще лучше — где-нибудь на острове посреди Карибского моря… И он там же…

Баба Шура тронула его за плечо и сказала совершенно нормальным, лишенным всякой дурной фольклористики, голосом:

— Иди, ложись. Девочка уже спит. Окна я проверила, сигнализацию включила. Сама лягу в доме. Жорик…

— Чего, баба Шур?

— Ты не обижай ее и не пугай. Она ведь до сих пор иногда по ночам кричит. Помнит она все, Жора. И то, как ее похитили, и то, как дом горел, и как ты ее из огня вынес…

— Я тоже помню.

— Она тебе доверяет. И еще придумывает… разное. Ты мужик взрослый, так что… Повнимательнее.

— Баба Шура, да я разве…

В один момент перед ним явилась форменная Баба-Яга в исполнении актера Милляра.

— «Рази, рази» — талдычит, не пойми чаво! Мужик ты хоть и взрослый, а все ж таки молодой, кровь гуляет, женилка чешется. А Лизка и вовсе щас в той поре, когда девку только потри — она и вспыхнет. Гляди у меня! А то…

— Я помню. Сковородкой отоваришь.

Баба Шура приподнялась на цыпочки и звонко шлепнула Жору ладошкой по лбу, после чего повернулась и ушла во тьму. Жора зевнул — и отправился на свой пост номер один.

«Ни за что спать не буду!» — подумал он, вытягиваясь на удачно неудобном диванчике в гостиной.

И мгновенно уснул.

Волкова разбудил страшный сон. Во сне к Волкову пришел огромный слон в мохеровом свитере и уселся Волкову прямо на грудь. Волкову было тяжело и жарко, но спихнуть слона он никак не мог. Пришлось проснуться.

Выяснилось, что слона в мохере изображал Барсик — толстое полосатое чудовище, в чьей родне наверняка имелись камышовый кот, ленивец и глисты. Барсик любил драться, как камышовый кот, постоянно есть, как глисты, и спать, как ленивец. Спать — особенно сильно, правда, только на сытый желудок. Что же касается драк, то отъевшийся на барских харчах котяра давно и успешно использовал в основном тактику устрашения — при встрече с противником он распушался, увеличиваясь раза в три, и утробно рычал, зловеще сверкая зелеными глазищами. Окрестные коты, тощие и жилистые ветераны многих баталий, до сих пор сомневались, не тигр ли это все же перед ними, и потому сразиться насмерть не торопились. Такая тактика успешно помогала Барсику уже третий год.

Жора осторожно спихнул полосатую тушу на ковер и сел. Открытий было несколько. Во-первых, в окна светило яркое солнце, во-вторых, на часах была половина двенадцатого, в-третьих, на Жоре не было никакой одежды, не считая трусов. Дойдя до третьего открытия, Волков воровато огляделся и обнаружил свою одежду на стуле возле книжного шкафа. Это кто ж так ловко раздел бывшего спецназовца, что он и не заметил? Не иначе, баба Шура, ведьма старая.

Торопливо натянув штаны, он на цыпочках подкрался к двери спальни Лизы, осторожно склонился к приоткрывшейся щелке…

И едва не влетел в спальню кубарем, потому что в этот же самый момент Лиза резко распахнула дверь и немедленно завизжала. Закончив визжать, она с обидой посмотрела на Волкова и заметила: