— Я… — Она задохнулась от переполнявших ее чувств. — Я просто не знаю, как тебя благодарить.

Синие глаза Кайла вдруг снова потемнели.

Мэган невольно затрепетала от знакомого ощущения. Она поняла, что он мысленно представил, как именно она могла отблагодарить его.

— Совсем забыла: у меня в холодильнике оставалась бутылка вина, — вспомнила Мэган.

Отыскав штопор, он ввинтил его в горлышко бутылки.

— Хорошо бы иметь еще свечи, а то мы не увидим, что я приготовила. — Она смешно наморщила нос. — Хотя, с другой стороны, это не так уж и плохо.

— Они вон там, — отозвался он, указывал на ящик.

— Как? В том ящике? — изумилась она. — В самом деле?

Нет, ей определенно требовался помощник. Яростно надавив на рычаг штопора, молодой человек выдернул пробку из бутылки.

Мэган Кэррол полностью завладела его воображением. Она словно парализовала его защитные силы — стремительно и бесповоротно; ее мягкие, податливые губы будто выпили из него всю волю. Он смотрел, как она открывает шкафчик и тянется к верхней полке; ее свитер пополз вверх, демонстрируя красивые бедра.

— Вот здесь, — подсказал он, подходя сзади. Их тела соприкоснулись, и соблазнительные ягодицы Мэган прижались к нему. Его внезапная природная реакция оказалась столь же очевидной и недвусмысленной, сколь и неуместной.

С каждым часом Кайлу становилось все труднее находиться рядом с ней. Нельзя давать волю рукам. Ему же, напротив, страстно хотелось заключить ее в объятия и целовать — целовать так, как только Бог предназначил Мужчине целовать Женщину. Но у Кайла не было на это права.

Он скоро уедет.

От одной мысли, что Мэган останется здесь одна-одинешенька, внутри у Кайла все сжалось. Нет, она не создана для одиночества. Для уединенной жизни. Сама природа предназначила эту женщину для мужчины. Для…

Но молодой человек безжалостно отринул эту мысль и, отчаянно желая разделаться с наваждением, взял с полки пару бокалов.

У стоявшей к нему вплотную Мэган дыхание сделалось неровным и прерывистым; молодой человек чувствовал, как под свитером живо откликается на его невольный и безмолвный призыв ее тело.

Кайл отошел и под струей теплой воды ополоснул стекло. Разлил вино по бокалам. Он никак не мог ответить себе, что в этой женщине такого особенного. За свою жизнь он знал их множество; с иными имел долгую связь. К одной из них — Сьюзен — даже испытывал серьезное, болезненно-мучительное чувство. Но и Сьюзен, на которой одно время он собирался жениться, не волновала его так глубоко и сильно.

Это не давало ему покоя.

— Хорошее вино, — заметила она, и голос ее подействовал на него удивительным образом, завораживая и усыпляя бдительность.

Он тоже отпил. Главное — достичь хоть мало-мальски отупляющего эффекта.

Поцелуи не насытили его. Напротив, ему теперь хотелось большего, и, хотя рассудок призывал бежать от нее ко всем чертям, другое, первобытное чувство неотвратимо тянуло к ней. По силе нервного напряжения присутствие Мэгая было сравнимо разве что с быстрой ездой на мотоцикле по горной дороге, близко к краю пропасти.

Но вкус опасности стоил риска.

Мэган принесла и поставила на стол длинные узкие свечи. Послышалось чирканье спички и шипение пламени — и вот уже вспыхнули маленькие яркие язычки.

Пока он возился в сарае, она приготовила макароны и разогрела соус для спагетти.

— Кушать подано, — со смехом объявила Мэган. — Еды немного, но с голоду не умрем.

После ужина она поставила чайник, намереваясь приготовить ему горячего шоколада, а себе — чаю.

Пока она стояла у плиты, Кайл раздумывал, с чего начать подготовку к празднику, который стал бы для нее памятным.

— Есть какие-нибудь мысли по поводу десерта? — спросил он.

— Думаю, у меня в кладовке найдется смесь для ватрушек. Интересно, молоко еще не скисло?

— Мэган?..

— Мм?

— Скажи, ты готовишь что-нибудь не из полуфабрикатов, кроме хлеба, разумеется?

— Да, — горделиво кивнула она. Чайник на плите засвистел. Девушка выключила горелку.

— Чай.

Он усмехнулся.

— Надеюсь, тыне перестанешь уважать меня, если я сделаю ужасное признаниё. Она понизила голос.

Заинтересованный, Кайл склонил голову набок.

— Сегодня я продемонстрировала почти все свои кулинарные способности. Нынешний ужин да еще тушеное мясо, которое мы ели вчера вечером, — это практически все, что я умею готовить. Впрочем, мясо, конечно, не в счет, ведь оно было из банки. Оставалось только добавить замороженные овощи и сделать вид, будто там нет никаких консервов.

Ей определенно нужен человек, который бы о ней заботился.

Кайл упорно отказывался слушать несмолкающий внутренний голос, твердивший, что он вполне мог бы им стать.

— Хотя погоди, — добавила она. — Я еще умею печь блинчики. Это моя слабость. Перед подачей на стол их окунают в сироп и обваливают в сахарной пудре.

— Тыраздразнила мое воображение. Даже слюнки текут.

Мэган улыбнулась:

— Они в самом деле вкусные пальчики оближешь. Так что приходится себя ограничивать: пеку их только раз в две недели по воскресеньям.

— А рождественское печенье ты умеешь печь?

— Рождественское печенье?

— Ну да, знаешь, такие маленькие фигурки, которые макают в молоко… — Сделав паузу для большего эффекта, Кайл продолжал: — И оставляют для Санта-Клауса.

Мэган помрачнела.

— Только не говори, что никогда не оставляла ему такого печенья.

— Оставляла. — Она моргнула. — Однажды.

И на мгновение зажмурила глаза. Молодой человек поежился. Ему во что бы то ни стало захотелось избавить ее от боли. Подарить ей какие-нибудь из своих воспоминаний — вместо этой горечи. И он сказал:

— Моя бабушка часто готовила рождественское печенье. — Он помолчал. — Его вырезают из теста, это не так уж трудно.

Будто не слыша, она поднялась, взяла тарелку и прошла к раковине.

Кайл забарабанил пальцами по столу. Приняв решение, он встал.

— Если хочешь, мой посуду, а я пойду в сарай и принесу яйца и масло. Может, удастся сделать печенье в форме елочек или колокольчиков. — Он пожал плечами. — Что-нибудь веселенькое.

Ее лицо помрачнело еще больше. Она повернулась к нему, брови сошлись у переносья, спущенные руки сжаты в кулаки:

— Оставь это.

— Что именно?

— Все эти разговоры о Рождестве. Пожалуйста, оставь! Не надо!

Он шагнул к ней, а она, напряженно сжавшись, выставила руки вперед, словно защищаясь. Кайл хотел было взять ее за плечи:

— Мэган…

Но она оттолкнула его.

— Черт побери, Кайл, я не праздную Рождество! Не праздновала не собираюсь! — И, глядя ему прямо в глаза, добавила: — Покончим с этим.

— Это тебе надо с этим покончить, Мэган! Ты ведешь себя как ребенок! Стань же наконец взрослой!

В полутьме он увидел, как она побледнела.

— Будь тыпроклят, — прошептала она.

Не веря своим ушам, он испугался, что зашел слишком далеко. И все-таки рискнул пойти дальше.

— Рождество — это радость, тепло, любовь. Тебе в родители достались эгоисты, дураки, занятые только собой. Нельзя из-за этого всю жизнь притворяться, что такого праздника вообще не существует!

— Как ты смеешь указывать мне? Ты ничегошеньки не знаешь ни о моих мыслях, ни о чувствах. И не имеешь никакого права заставлять меня отмечать праздник, который ровным счетом ничего для меня не значит!

— Рождество — это возможность проявить все самое лучшее, что есть в каждом из нас.

— Ах, вот как? Тогда почему мой муж в канун Рождества прислал мне повестку в суд, на бракоразводный процесс?

В кухне повисла тишина.

Оглушительная тишина.

А затем Кайл услышал шум стучащей в висках крови.

Бывший муж…

Дело о разводе в канун Рождества…

Он с трудом переваривал эти сведения, мысленно проклиная чертова урода, который был ее мужем и — еще того хуже — причинил боль ей, Мэган, женщине, которая создана для любви. Проклятье!