— Нужно заявить о случившемся в полицию, — ответила Натали. — Пусть поймают этого мерзавца!

— Ты хочешь, чтобы папа узнал об этом, едва заявление окажется в полиции? Он сейчас же примчится сюда с целым отрядом полицейских, пытаясь защитить меня и обращаясь со мной словно с хрупкой фарфоровой вазочкой! Нет уж, спасибо. — Она вздернула подбородок. — Я справлюсь сама!

— Андреа, это вандализм! Вторжение на чужую территорию и взлом! Надеюсь, у тебя нет привычки оставлять двери на рабочих местах незапертыми?

— Конечно, нет.

— Тогда тот, кто это сделал, виновен сразу в нескольких преступлениях. Кто знает, что он еще способен выкинуть!

— По-моему, им движет зависть. Он досадует на то, что проиграл женщине, и дает мне это понять. Он хочет, чтобы я с перепугу ретировалась обратно на кухню или туда, где, по его мнению, самое место женщине. Если я подниму шум и обращусь в полицию, он начнет злорадствовать — ведь именно из-за него я нервничаю. Значит, я, как и все женщины, слаба, и меня можно поставить на место. Но если я не буду обращать на это внимание, он ничего не добьется и отступит!

— А если он этого не сделает? — допытывалась Натали. — Если твое пренебрежение только раззадорит этого негодяя? Что, если он решит встретиться с тобой нос к носу? Думаешь, ты и в этом случае справишься с ним в одиночку?

— Ничего подобного не произойдет! Тот, кто пачкает стены, — все равно что эксгибиционист. Он радуется, видя испуг жертвы, но, если жертва никак не реагирует, игра заканчивается. На большее он никогда не решится.

— Ошибаешься!

Энди покачала головой.

— Вряд ли! Человек, который испортил эту стену, — не преступник. По крайней мере по его мнению. Он наверняка полностью оправдывает свои действия. Я знаю таких людей, — Энди положила руку на плечо сестры. — Знаю, как они мыслят, — потому что с ними мне приходилось работать бок о бок на десятках строек.

— Ты хочешь сказать, что знаешь, кто это натворил? И молчишь? Энди, это безумие!

— Откуда мне знать? Я имела в виду совсем другое. Яхотела сказать, что тот, кто сделал это, — Андреа указала на стену, — похож на моих коллег — тех самых, которые оставляли для меня непристойные фотографии, прятали вибраторы в мою сумку с инструментами или взваливали на меня самую трудную и грязную работу, от которой отказываются даже подсобные рабочие, а затем со злорадством ждали от меня жалоб и слез. Но я ни разу не пожаловалась! И не расплакалась! Я просто делала свою работу. Вскоре меня оставили в покое. То же самое произойдет и здесь. Если я ничем не выдам раздражения, ему вскоре надоест пакостить.

Натали недоверчиво смотрела на сестру.

— Я и понятия не имела, что все так плохо. — Она взяла Андреа за руку. — Почему же прежде ты молчала?

— Потому что ты наверняка принялась бы сочувствовать мне, рассказала обо всем Лукасу, и он попытался бы отомстить за меня. Папа бы вскипел и стал бы снова совать мне деньги. В то время я была так напугана, что охотно сдалась бы и уселась вам на шею. — Андреа пожала пальцы Натали и отпустила их. — А я должна научиться заботиться о себе самостоятельно.

— Но какой ценой!

— Все не так уж и плохо, иначе я бы давно поменяла работу. Ты же знаешь — в офисе я столько не заработаю. А здесь я пользуюсь льготами профсоюза. Я сама себе хозяйка. Еще никогда я не была в такой хорошей физической форме! — Она согнула руку, демонстрируя твердые бицепсы. — И потом, далеко не все рабочие на стройках — мерзавцы. Большинство из них — вполне нормальные люди, зарабатывающие на жизнь тяжелым трудом, как и я. Некоторые даже желают мне добра. А это, — Андреа постучала по измазанной штукатурке, — выходка бедолаги, который до сих пор не понял, что работы только для мужчин или только для женщин не существует. Он считает…

Округу огласил протяжный и томный женский стон, донесшийся из приоткрытой двери:

— О-о, какие ягодицы!..

Затем последовал взрыв кокетливого смеха.

— Не обращай на нее внимания, дорогой, иди сюда, к мамочке, — позвал кто-то. — Со мной не соскучишься!

Сестры озадаченно переглянулись.

— Ты случайно не назначила в Белмонт-Хаусе встречу с Лукасом? — спросила Энди, пряча улыбку.

Женщина, которая так недвусмысленно оценила фигуру Джима Николоси, была невысокой и крепко сложенной, в ее коротких темных волосах уже поблескивали серебристые нити, талию охватывал пояс для инструментов. Джим добродушно усмехнулся, ничуть не сконфуженный слишком откровенным комплиментом.

— Благодарю, мэм, — отозвался он, охотно поднимая перчатку, брошенную тремя женщинами, стоявшими на кирпичной дорожке перед Белмонт-Хаусом. Они потягивали кофе и болтали перед началом рабочего дня. — Похвалы всегда приятны.

— О, я могла бы осыпать тебя похвалами! — подхватила женщина, назвавшая себя мамочкой. На вид ей было не больше двадцати трех лет, грива белокурых спутанных волос ниспадала на накачанные скульптурные плечи. — Дай мне тридцать минут, и я доведу тебя до блаженного изнеможения!

— Тиффани! — возмущенно перебила третья женщина — самая рослая из всех, с индейскими чертами лица, контрастировавшими с рыжими волосами и пронзительно-зелеными глазами. — Как не стыдно так разговаривать с незнакомым человеком! — негромко упрекнула она и робко потупилась, заметив улыбку на лице Джима.

— Ничуть не стыдно, — промурлыкала Тиффани. — Надеюсь, ты любишь женщин без комплексов, милый? — Она одарила Джима манящим взглядом, который мог бы расплавить сталь. — Кстати, неподалеку есть беседка…

— Заманчивое предложение, — Джим пропутешествовал взглядом по ее действительно великолепному телу. — Боюсь только, нам помешают мои старые боевые шрамы, — с притворным огорчением добавил он.

— Это не беда, — утешила его собеседница.

— Да уймись ты! — со смехом прервала ее пожилая подруга. — Ты до смерти перепугаешь беднягу.

— А по-моему, он ничуть не испугался, — Тиффани пристально оглядела Джима, соблазнительно играя глазами. — Ты ведь не боишься меня, правда?

— У меня душа давно ушла в пятки, — признался Джим, но лукавый блеск в глазах опровергал его слова.

— Если ты не против, я помогу ей переместиться в какое-нибудь другое место…

— Тиффани, оставь парня в покое! — резким тоном приказала старшая. — Попомни мои слова, когда-нибудь ты доиграешься! — Она перевела взгляд на Джима: — Чем могу помочь?

Джим вдруг растерялся. Внезапно лицо этой особы стало серьезным. Шутливый обмен любезностями и намеками он мог бы продолжать до бесконечности, не испытывая ни малейшего смущения. Но деловой вопрос женщины, которая, вероятно, по возрасту годилась ему в матери, — совершенно иное дело. Джим не знал, что ответить.

Тиффани захихикала.

— Так кто из нас напугал его? — вполголоса осведомилась она. — Похоже, он считает, что ты решила устроить ему допрос.

Ее подруга в притворном недовольстве покачала головой.

— Итак, мы уже выяснили: ты явился сюда не для того, чтобы подцепить подружку. Так что тебе надо? Может, ты инспектор? Или поставщик? Или ты просто ищешь работу?

Джим испытал одновременно облегчение и замешательство. Только бы не покраснеть!

— Да, я ищу работу. Мне посоветовали обратиться к Андреа Вагнер. Это случайно не вы? — спросил он, хотя уже знал, что услышит отрицательный ответ. Фотография, которую ему показали, давала исчерпывающее представление о внешности Андреа Вагнер. Но Джим умолчал об этом.

— Увы, нет, — отозвалась старшая из женщин. — Я — Дот Лансинг, здешний плотник. Это Мэри Фри, — она указала на рослую индианку. — Она электрик. А нашу нимфоманку зовут Тиффани Уилкс, она помощник электрика. Мизантроп, сидящий вон там на ступеньках и делающий вид, что он незнаком с нами, — она ткнула пальцем в сторону дома, и Джим впервые заметил сидящего поодаль мужчину, — Питер Линдстрём, плотник. Пит, поздоровайся с гостем!

Пит коротко кивнул, пробурчал что-то неразборчивое и вновь углубился в газету.