* * *

Серж вошёл в детскую вслед за хозяйкой – маленький Митя сидел верхом на деревянной лошадке-качалке, размахивая деревянной саблей.

– Впелёд, впелёд! – кричал он, не выговаривая букву «р».

– О, мой бравый, генерал! – Обратилась к нему матушка. – Хочу познакомить тебя с Сержем, который будет твоим воспитателем и гувернёром.

Митя отбросил саблю, слез с лошадки и подошёл к незнакомцу:

– Фланцуз? – поинтересовался малыш.

– Он самый.

– Мама говолила, что вы – фланцуз … Ладно, буду учиться, так и быть. Можно я покажу Селжу наш дом? – поинтересовался Митя.

– Конечно, думаю, ты прекрасно справишься, – снисходительно позволила Елена Леонидовна.

– Тогда пошли, – Митя взял Сержа за руку, тот поклонился хозяйке. Она понимающе улыбнулась. Гувернёр заметил в её улыбке нечто большее, чем отношение хозяйки к наёмному служащему… Осознав это, он испугался: не успел приступить к своим обязанностям – кстати даже и не знал в чём именно они заключаются – и уже наметилась интрига с привлекательной женщиной.

…Дом Горюновых был добротным, просторным и рационально спланированным. При отступлении французов зимой 1812 года, когда Горюнов-старший обнаружил на месте своего родного жилища лишь обгоревшие стены да пепел от деревянных перекрытий, второй дом распорядился построить из кирпича, используя старинную монастырскую кладку[3], что было весьма дорого, но простояло бы не одну сотню лет. Им руководило не только чувство обеспечить себя и свою семью надёжным жильём, способным выдержать любые непредвиденные обстоятельства, но и построить так, чтобы внуки и правнуки помянули добрым словом.

Пётр Анисимович своего добился: первым дом по достоинству оценил его сын, теперь же внук с гордостью показывал барские хоромы своему гувернёру.

Они миновали гостиную, просторную, светлую и можно сказать даже огромную, с овальным столом посередине, способным вместить десятка три-четыре гостей. Затем через раскрытые распашные двери Серж окинул взором бальный зал – дорогой паркет, выложенный причудливым образом, блестел от свежей мастики. Колонны по последней моде были увиты декоративными французскими гирляндами из цветов, балкон для оркестра задрапированный изысканным шёлковым пологом ярко-жёлтого цвета, придавал помещению больше света и пространства.

Серж сразу же понял: господин Горюнов весьма состоятельный человек, не только по меркам провинциального Смоленска, но и по столичным представлениям.

Спальни были расположены на втором этаже, откуда гувернёр и его юный проводник начали свою экскурсию: супруги давно спали раздельно, почти сразу же после рождения Мити. Елена Леонидовна, как женщина сравнительно молодая и вполне здоровая, тяготилась присутствием мужа на супружеском ложе к тому времени изрядно ослабевшим здоровьем. И потому она тактично предложила сделать ещё одну спальню – для себя. Виктор Петрович после длительных раздумий нехотя согласился, понимая, что жена его – ещё кровь с молоком. Первое время он ревновал супругу, но старался не подавать вида, опасаясь кривотолков. Ибо на каждый роток не накинешь платок. Да и потом, ради Митеньки, своего любимого сына и единственного наследника, он решил не обращать внимания на любовные похождения своей супруги. Та же, как умная женщина, старалась соблюдать все нормы приличия, и вскоре Виктор Петрович окончательно смирился, а идею с французом-гувернёром вообще поддержал – по крайней мере, жена будет развлекаться дома. Ну, что поделать: telle est la vie![4]

Глава 4

Наконец Митя показал гувернёру в доме всё интересное. Однако француз схитрил:

– Митя, а где же ваши белошвейки?

– А там, в дволовой голнице, сидят и шьют. Хотите посмотлеть?

– Конечно.

– Ну, пошли… – подопечный Сержа с важным видом развернулся в противоположную сторону и направился по длинному коридору, видимо, ведущему к белошвейкам.

Малыш встал перед дверью:

– Отклывай!

Серж слегка толкнул дверь, с виду весьма тяжёлую, она скрипнула, легко подалась и открылась. Перед взором француза предстало большое просторное светлое помещение, действительно напоминающее горницу или светёлку, где сидели пять молодых девушек, причём одна краше другой, и шили каждая за своим небольшим столиком.

Одна из девушек подняла голову, обратив внимание на вошедшего молодого человека. Тот же залюбовался белошвейкой, она была хороша: тёмные волосы цвета воронова крыла были заплетены в косу, которая обвивала голову, дабы не мешать при работе; карие глаза миндалевидной формы выражали ум и обладали необычайной притягательностью, словом, внешность девушки весьма напоминала итальянку или корсиканку.

При мысли об итальянке или корсиканке у Сержа перехватило дыхание: «Это Мария – внучка Бонапарта… Разумеется, она похожа на корсиканку!» Душа молодого человека, склонного к романтизму, переполнилась чувствами, краска прилила к щекам и он, смутившись, спешно покинул помещение. Митя побежал за ним вслед.

Белошвейки захихикали, так и не отрываясь от своей работы. Мария же не поддержала их мимолётное веселье, а напротив задумалась: «Уж не тот ли это гувернёр, которого все ждали вчера?.. Однако он красив…»

В действительности же гувернёр, которого Елена Леонидовна выписала из Москвы, потомок осевшего в России вояки наполеоновской армии, имел неосторожность повздорить по дороге с неким поручиком, коим был ранен на дуэли и посему пребывал в захолустной больнице города Ярцево с простреленным правым плечом. Увы, в городе он никого не знал, да и кошелёк его был пуст, поэтому приходилось довольствоваться общей палатой, несвежим постельным бельём и жидкой кашей.

В доме Горюновых об этом прискорбном обстоятельстве ничего не ведали и, разумеется, приняли прибывшего Сергея Шеффера, теперь уже Сержа, за того самого француза-гувернёра, даже не спросив у него рекомендательного письма.

* * *

Серж расположился в своих покоях, приготовленных предупредительной хозяйкой рядом с детской, кстати недалеко от её же спальни. А первую ночь на новом месте не спалось, француз ворочался, в голову лезли различные мысли: «Что скажет отец, когда обнаружит пропажу денег? Мать жалко, будет плакать… Елена Леонидовна странно на меня смотрела… Она красавица… Интересно, насколько она меня старше: лет на десять? Мария… Эта девушка не похожа на дворовую девку, скорее на барышню, получившую приличное воспитание… А её корсиканские глаза…»

Серж услышал лёгкие шаги за дверью: кто бы это мог быть? В его комнату вошла Елена Леонидовна, облаченная в прозрачный пеньюар. В бледно-сиреневом свете луны женщина казалась существом потустороннего мира. Молодой человек растерялся, не в состоянии вымолвить ни слова.

«Существо» в облике хозяйки приблизилось к постели и скинуло с себя лёгкие прозрачные одежды, которые бесшумно упали на пол. Перешагнув через них, оно, тряхнув длинными волосами, рассыпавшимися словно шелковые нити, приложило палец к губам, что, по всей видимости, означало: не надо лишнего шума… И, распахнув одеяло, легло рядом.

Серж очнулся. Всё произошло слишком быстро и неожиданно, он почувствовал рядом с собой тепло женского тела, понимая, что сие существо появилось отнюдь не из потустороннего мира, а создано из плоти и крови и имя ему: Елена Леонидовна.

Женщина обняла молодого человека, её шелковистые длинные волосы, благоухавшие жасмином, накрыли его словно волной, и он полностью отдался плотскому наслаждению.

Гувернёр очнулся утром, через распахнутые ставни ярко светило солнце, его лучи поникавшие сквозь прозрачные шторы причудливой формы, рассеивались по полу, образуя множество маленьких солнечных зайчиков. Он попытался собраться с мыслями, не вполне отдавая себе отчёт: что же на самом деле произошло ночью? Его подушка и одеяло всё ещё хранили нежный аромат жасмина, оставленный ночной посетительницей. Серж сел на постели: «Господи! Мистика какая-то… В этом доме и с ума можно сойти, причём легко…»