В номере Оксаны на полу валялись ее вещи. Подбирая их по очереди (черную жилетку, белую блузку, черную юбку, белые трусики), он дошел до ванной, где шелестел душ.

— Ты здесь? — спросил он через дверь.

— Заходи, — сказала она.

— Хочу прогуляться по территории, — сказал он через дверь. — Не составишь компанию?

— Я так устала… — шелест душа прекратился.

— С чего бы это? — спросил Марат.

— Какой ты чурбан все-таки, — сказала она, выходя из ванной и вытираясь маленьким полотенцем. — Я от жизни такой устала.

— Бывает и хуже, — сказал он, подавая ей халат, но она, не заметив этого, голая прошла в комнату, раскрыла свою спортивную сумку и принялась там рыться. — Что ты ищешь? Твои вещи у меня.

— Оставь себе, — сказала она. — А я свежее надену.

— Вот и я свежее хочу, — сказал Кирсанов, наблюдая, как она и так, и сяк наклоняется над сумкой. — Хочу приодеться, а то уже выйти не в чем.

— Наверно, все закрыто, — сказала она. — Только на самой верхотуре можно поискать, в «аквариуме». Это бар такой. Вот там все можно купить. Женщины, наркотики, оружие. Ах да, я забыла. Тебе ведь ничего этого не нужно.

Он по-прежнему держал ее вещи в руках, слегка покачиваясь. Что-то липкое нащупала ладонь на скомканной юбке. Он поднес руку к лицу и увидел мазок бурой слизи с белыми прожилками.

Его шатнуло назад. К счастью, за спиной оказалась дверь в туалет, и он упал на колени, обхватив унитаз. Прощай, отбивная.

Прошло минут десять. Когда он вышел, Оксана поднесла ему бокал с ледяной водой, но он предпочел сначала умыться.

— Значит, это типичная реакция, — сказала Оксана.

— Ты о чем?

— Меня тоже прополоскало будь здоров.

— Давно такого не было, — сказал он, прислушиваясь к своему голосу. Все прошло, и его уже не качало. — Я пошел в «аквариум». За шмотками. Это на последнем этаже?

— Постой, я с тобой, — сказала она, — заблудишься еще.

Лифт был переполнен. Беженцы настороженно уставились на двоих благополучных туристов в одинаковых халатах. Оксана сказала «сорри» и отступила, потянув Марата за рукав.

— На служебном поднимемся, — сказала она и толкнула стеклянную дверь с запрещающим значком.

В подъехавшем служебном лифте оказался мальчик в розовой распашонке и огромная бельевая корзина на колесиках. На седьмом этаже мальчик выкатил корзину. Кирсанов и Оксана остались в кабине одни. В проеме медленно стягивающихся дверей Кирсанов успел разглядеть, что в коридоре на полу вдоль стен сидит множество людей, и юноши в розовом ходят между ними с блокнотами и всех переписывают. Перекатывался слаженный детский плач, крепко пахло чесноком.

— Уже седьмой этаж забили, — сказала Оксана. — Так и до крыши доберутся.

— Извини, что так получилось, — сказал Марат.

— Что получилось?

— Все это. Захват, резня. Они же нас хотели захватить, а не тебя. Если б ты не была с нами… Могла бы спокойно лечь на пол там, в ресторане, тебя и не тронул бы никто. А ты…

— Вот чурбан, — сказала она. — Ты меня просто убиваешь. Я же говорю, ты киллер.

Выйдя из лифта на последнем этаже, они оказались в прозрачной галерее. За стеклянными стенами горели и перемигивались огни вечернего города, сияющие гирлянды улиц и проспектов, беспорядочный поток автомобильных фар. Трудно было представить себе, что где-то среди этих праздничных, мирных огней озверевшие люди громят жилища других людей.

В баре тоже были стеклянные стены. Играл аккордеон, и за длинной стойкой сидел на высоком табурете один-единственный посетитель в пропотевшей насквозь майке. Перед ним стояли две пластиковые бутылки — «Кока-кола» и «Спрайт», и он смешивал их содержимое в высоком бокале. Бармен стоял у холодильника, перемешивая лед, и всем своим видом показывал, что ему нет никакого дела до странных занятий клиента.

Марат пристроился к стойке и спросил у Оксаны:

— Что тебе заказать? Хочешь «Кока-колу»?

— Да не пей ты эту газировку, — сказал ему одинокий клиент. Это был Василь. Точнее, то, что осталось от Василя после употребления смеси аптечного спирта и «колы». — Так и не смогли улететь? Я так и знал. А уроды ваши все улетели. И эти пидорасы, которых мы спасали, тоже слиняли. Я все помню, заметил?

— Заметил. А с чего это ты тут сидишь? Почему не спишь?

Василь оглянулся, тяжело вздохнул и махнул рукой.

— Уснешь тут… Вечным сном. Хорошо, что ты пришел, Марик. Вопрос у меня к тебе. Деликатный такой вопрос…

— Короче, Склифосовский.

— Можно мне у тебя перекантоваться? У тебя места много…

— А у тебя что, мало?

— Нет у меня места, — сказал Василь. — Ты только не подумай, что это белая горячка. Хотя похоже вообще-то. Крыша едет.

— Вась, давай короче.

— Короче, я у себя не могу оставаться. Все время кажется, что в меня сейчас начнут стрелять. Все время под прицелом. Даже красные пятнышки уже по стенкам бегают. Кругом киллеры. В сортир боюсь зайти, вдруг он там на горшке сидит. Ты не думай, я ведь не буйный. И постель для меня не нужна никакая, я в уголке посижу, покемарю, а с утра пораньше испарюсь, ты даже не заметишь.

— Значит, киллеры исчезают с первым лучом солнца?

— Марик, ты что, не веришь?

— Верю, верю, — кивнул Марат, чтобы не обижать его. — Нет проблем, устраивайся. Даже интересно. У меня еще не было таких соседей, за которыми киллеры строем ходят.

— Объясняю, — сказал Василь. — Такое состояние называется «фобия». У меня приступ киллерофобии. Для окружающих все выглядит как бред, а для меня эти страхи очень даже реальны.

— Фобии не передаются окружающим? — спросила Оксана.

— Нет.

— А мне кажется, что передаются, — сказала она. — Лично мне уже что-то такое передалось.

— Просто моя фобия очень сильная, — сказал Василь. — И я на нее реагирую, как на реальную опасность. Хотя все это бред.

— Зря суетишься, — сказал Кирсанов. — Киллеры тоже люди, они по ночам спят. Ты хоть раз слышал, чтобы кого-то застрелили ночью? Вот то-то и оно. И стрелять тоже не будут, не надейся. Одно дело простреленная башка, море крови, полиция, журналисты, скандал. И совсем другое дело — пьяный турист выпал из окна.

— А у тебя какой этаж?

— Третий.

— Вот, — сказал Василь. — А мой номер на одиннадцатом. Чуешь?

— Разбиться можно и на первом этаже, — сказал Кирсанов. — А можно поножовщину организовать. Подрались туристы из-за девочки по пьянке. И все шито-крыто. Никаких скандалов, даже наоборот, все постараются как-то замять дело.

— Может, хватит об этом? — поморщился Василь. — Нашли тему.

— Ты, Васек, послушай, послушай, — сказала Оксана. — Специалиста послушать — одно удовольствие.

Она вдруг засмеялась.

— Я семью представила. Муж и жена. Он киллер, она проститутка.

— Ну и шо такого, — сказал Василь. — Нормальная семья. Лишь бы они не брали работу на дом.

Все трое рассмеялись. Их смех, видимо, привлек внимание бармена, который захлопнул холодильник и подошел к стойке.

— Чао, Ксантита! — бармен приветливо улыбнулся, увидев Оксану. — Ксантита-Бланкита!

— Чао, Томми, — Оксана потянулась через стойку, чтобы поцеловать стильную трехдневную щетину, а потом повернулась к Марату. — Ты хотел найти одежду? Что нам нужно?

— Что-нибудь легкое. Такое, чтобы гулять по сельве.

— По какой сельве?

— Мы едем в Сан-Деменцио. А там сельва.

— Ты с ума сошел, — сказала Оксана. — Тебе русским языком сказали, что мы летим в Рио на карнавал.

— У меня билеты на семинар. Мы с Гранцовым едем в Сан-Деменцио — и точка. Спроси, есть у него что-нибудь для сафари. Слушай, а что он тебя Бланкитой называет? Бланкита — значит «беленькая».

— Была беленькая, стала черненькая, — сказала Оксана и затараторила по-испански, причем бармен поглядывал на Кирсанова с возрастающим уважением.

— Сафари? — спросил бармен.

— Йес, джангл сафари, — кивнул Марат.

— Секонд-хэнд-иквипмент, — сказал бармен. — О кей?

— О кей.