Экраны над проходом вспыхнули яркими красками, зазвучала бодренькая музыка — классика в обработке джаз-оркестра. И Вадим Гранцов с изумлением увидел свое изображение на фоне старинного особняка.

Несколько пассажиров вежливо похлопали, а капитанша провозгласила:

— Вот кто отправился с нами! Гранцов Вадим Андреевич! Сорок лет, не женат, любит экстремальный туризм и классическую музыку! Представляет Институт Духовной Реабилитации!

Он чуть не выронил бутылку от неожиданности, но, к счастью, картинка на мониторах мгновенно сменилась, и экран заполнила розовощекая физиономия с боксерским вмятым носом.

— Гурьев Влад! Тридцать три года, не женат, коллекционирует нэцкэ, спонсирует молодежный рок-н-ролл! Представляет агентство юридической защиты «Дамокл»!

На этот раз аплодисменты длились гораздо дольше, а над спинками кресел выросла шарообразная спина юридического защитника, который даже помахал ручкой в ответ.

— Данченков Кирилл! Тридцать шесть лет, состоит в свободном браке, обожает кошек и кошечек! Представляет журнал «Желтый Экспресс»!

Когда капитанша познакомила пассажиров с Добкиной Олесей, («бизнес-вумен, дважды шестнадцатилетняя!»), а потом с Ермаковой Жанной, стало ясно, что это они не нарочно подстроили, а просто представление происходит в алфавитном порядке. Гранцов смог, наконец, разлить виски по стаканчикам, и выдал первый тост:

— Ну, со знакомством.

— Секундочку, — попросил Марат. — Интересно, что они про меня скажут.

— Кирсанов Марат! Двадцать восемь лет! Невесту еще не выбрал! Поклонник восточной эротики! Представляет Церковь Единого Принципа!

— Кто им сочинял эту рекламу? — Марат пожал плечами. — Не верьте, Вадим Андреевич, я не такой.

— Я тоже, — кивнул Гранцов, и они бесшумно чокнулись.

Представление продолжалось. Равнодушно глядя на экран, где мелькали журналисты, адвокаты и бизнес-вумены, Вадим Гранцов поймал себя на том, что ждет появления знакомого лица. Он бы не удивился, увидев среди попутчиков блондинку с мягкой улыбкой и жестким взглядом. Как ее звали? «Восьмая».

Все происходящее почему-то заставило его вспомнить об Институте Возрождения. Наверно, «капитанша» была чем-то похожа на институтскую предводительницу, которую называли «Первой». И эта капитанская фуражка… Такая же, как на портрете какого-то старика в кабинете директора Института. А кабинет, кстати, был в том самом особняке, на фоне которого смонтировали паспортное фото Гранцова… И голос, этот удивительный голос, который пробирал до спинного мозга, который завораживал, подчинял, парализовал… Таким же голосом говорила «Восьмая»…

Марат осторожно коснулся его локтя, и Гранцов, очнувшись, с благодарностью схватился за протянутую ему бутылку пива, как за спасательный круг.

Наваждение какое-то. «Первая» погибла. Портрет старика в капитанской фуражке исчез из особняка вместе со всем Институтом. Исчезла и «Восьмая», оставив свои свидетельские показания, заверенные по всей форме. Эти показания могли бы сыграть важную роль в суде по делу Института. Но никакого суда не было. Да, пострадали сотни людей, чьи деньги и квартиры были присвоены Институтом. Да, Институт занимался незаконной медицинской практикой, под видом лечения испытывая на наркоманах новые лекарства. Но никто не подал иска. Люди, которые бросили семью и работу и поселились в особняке Института, были уверены, что их ждет возрождение. На допросах они молчали и снисходительно улыбались, свысока поглядывая на следователей. Как утверждают эксперты, потерпевшим понадобится два-три года, чтобы осознать случившееся и вернуться в реальный мир. А за три года об Институте окончательно забудут.

— Вадим Андреевич, разрешите вопрос? — неловко улыбаясь, спросил Кирсанов.

— Ты что? Почему так официально? — удивился Гранцов.

— Да сам не знаю. Вы очень на комбата моего похожи.

— А ты где служил?

— Я по контракту. Чечня, 95–96 245-й мотострелковый. Майор Ключарев, не слыхали?

— Полк знаю, а про командира твоего не слышал. Нет. Так что ты хотел спросить?

— Вы ведь не такой, как они, — Марат показал пивной бутылкой на монитор. — Я никак не могу понять, какие у вас могут быть заслуги перед Глобо.

— А у тебя?

— У меня? Я, вообще-то, последний чемпион Церкви по фатта-до.

— По чему-чему?

— Фатта-до, рукопашный бой по системе Пука.

— А причем тут Глобо? — не понял Гранцов.

— Странный вопрос. Пук — основатель ЦЕП. А ЦЕП владеет всей структурой Глобо. Вот Церковь меня и послала на заслуженный отдых, — Кирсанов говорил со странной улыбкой, глядя в сторону. — Я думал, они забыли про меня. Ведь так давно это было. А оказалось, что после 95-го года внутренние чемпионаты не проводятся. Вот я и стал последним чемпионом. Прислали приглашение. Лишние деньги, наверно, завелись. Прикиньте, один перелет — тысяча двести. Плюс содержание — примерно семьсот за неделю. Вот не думал, что получу такие призовые! А вы что сделали для Структуры?

— Оказал особые услуги, — ответил Гранцов и сменил тему разговора: — Слушай, Марат, ты можешь мне растолковать, что это за «единый принцип» такой?

— Не единый, а Единственный, — поправил Марат. — Не забивайте голову, Вадим Андреевич. Это чисто рекламный трюк. Ловушка для придурков. Вроде меня в юности. Я ведь несколько лет потратил в этой Церкви. Дурак был. А насчет принципа… Тут такая тема… Ну, как бы все религии мира сводятся к одному-единственному принципу. И этот принцип можно узнать после долгого обучения в рядах ЦЕП. И когда человек достигает понимания этого принципа, на него сходит божественное просветление и все такое. Вплоть до бессмертия и управляемой реинкарнации.

— Лихо! — Гранцов рассмеялся. — Управляемой? То есть можешь воплотиться, в кого пожелаешь?

— Точно. Ну, конечно, там у них все на мощной базе. Научные факты, литература, психологическая обработка. Поначалу-то кажется, что они во всем правы. И они ни с кем не спорят. Признают любую религию, потому что все пророки призывали к одному и тому же. Слова разные, но за ними скрыт тот самый Единственный Принцип. А Магомет, Будда, Христос и Моисей — это великие учителя человечества. И они тоже вели людей к Единственному Принципу. Вот так, вкратце.

Кирсанов перевел дух, вытянул свою сигару из кармана и принялся распечатывать неподатливую целлофановую обертку.

Гранцов заметил, что у парня слегка подрагивают пальцы.

— Потяни за ленточку, — подсказал он. — Как я понимаю, у тебя с этим «цепом» не заладилась любовь?

— Не заладилась.

— А что так?

— Долгая история. Потом как-нибудь расскажу, если захотите послушать. А вы-то сами что скажете? Ну, вот вы помогли Пуку. Оказали особые услуги. А смогли бы войти в ЦЕП? Чтобы объединиться со всем человечеством, могли бы? Дело-то ведь благородное, да?

На губах его змеилась злая усмешка, и Гранцов подумал, что напрасно оговорил себя. Зря признался в особых заслугах перед Пуком. Похоже, что парень был неравнодушен и к Преподобному, и к его фирме.

— Отвечу по порядку, — сказал Вадим. — С человечеством я объединился в тот самый момент, когда покинул утробу матери. Объединяться с буддистами и мусульманами я не собираюсь, да и они не очень-то меня зовут в свои мечети и дацаны. И врут те, кто приписывает всем пророкам единое учение. Разному учили пророки, очень разному. Сам посуди. Магомет был процветающим торговцем, успешным политиком, повелителем обширного государства и умер в богатстве, на вершине власти, окруженный кучей детей и жен. Будда сам из царской семьи, прожил тихо и спокойно, и умер в глубокой старости, объевшись жареной свинины. Как можно их сравнивать с Плотником, который не имел ни дома, ни семьи, и умер мучительной смертью?

— Вы верующий? То есть, христианин? — спросил Марат. — Я почему спрашиваю, у вас лицо такое, можно принять и за кавказца, и за еврея. Извините, конечно.

— Русский я, русский. И крещеный.

— А у меня отец татарин, мама русская. И крестился я в Чечне. То есть уже в Ростове. В госпиталь специально батюшка приезжал и всех крестил, — добавил Марат смущенно. — Только я не могу сказать про себя, что стал христианином. Много непонятного. И слишком много требований. Никаких сил не хватит, чтобы жить по-христиански в этом мире.