Клейн еще раз огляделся, прислушиваясь к редкой перестрелке, доносящейся из кишлака.

— Степа, иди к танкистам. Пусть загонят «слона» вон на ту горку. Подскажешь им, где духи. Пусть накроют зеленку парой снарядов. А я с двумя пустыми бэтрами схожу на разведку. Вывезу живых. Потом уже войдем всей группой, подберем «двухсотых». Рома, выдвигаешь «Уралы», прикроешь наш отход. Вопросы есть?

В воздухе прошелестел снаряд безоткатки, разорвался с большим перелетом. Стрельба в кишлаке усилилась, из зеленки полетели две яркие точки гранат. Они разорвались, не долетев до танка метров двести.

— Заметили наконец-то, — сказал Сайфулин. — А то я испугался, что все ушли. Работаем, Гера, работаем, солнце уже на горизонт давит.

Клейн забрался в передний БТР и хлопнул механика по плечу:

— Вперед!

Когда машина перевалила через остатки дувалов, Клейн увидел на дороге еще один опрокинутый пикап. Рядом лежали трое ребят из группы Ковальского. БТР осторожно объехал тела и повернул за развалины. По броне забарабанили пули. В воздухе просвистел снаряд, могучий удар сотряс землю, и стрельба немного поутихла.

— Это здесь! — закричал механик.

— Вижу! — Клейн уже открыл боковой люк, чтобы выпрыгнуть.

Вся площадка перед одиночным полуразрушенным строением была густо усеяна телами духов. Клейн, пригибаясь, бежал к дому, наступая на трупы.

Из пролома выглянуло закопченное лицо Ковальского.

— Уходим, Кот! — крикнул ему Клейн.

Боковым зрением он уловил движение слева, опустился на колено и дал туда очередь. Сзади коротко прорычал пулемет БТРа.

Ковальский уже шагал к нему, неся на плечах одного их своих бойцов. Еще двое, пригибаясь под огнем, волокли под руки другого раненого.

— Больше никого! — сказал Ковальский. — Давай на горку смотаемся. Там машина Ахмедова осталась.

— На горке тихо, — сказал Клейн, пятясь к БТРу и поливая короткими очередями поверх дувалов. — Ты сам-то как?

— Цел! За домом Васька лежит, радист! Я сбегаю, подберу!

— Уходим, Кот! Потом всех вывезем!

Он увидел, как над дувалом вытянулась труба РПГ с ярко-зеленой гранатой, и вскинул автомат. Но Ковальский выстрелил раньше. Труба исчезла, однако Клейн на всякий случай прицелился в крону дерева и послал гранату из подствольника. Она разорвалась в ветвях, накрыв осколками тех, кто прятался за дувалом.

Клейн еще раз огляделся и забрался в отходящую машину, захлопнув люк.

На тесной улочке БТР не стал разворачиваться. Машина сдавала задним ходом, и пулемет грохотал непрерывно, высекая из каменных стен тучи пыли и осколков.

— Засада! — орал Ковальский, наклонившись к Клейну. — Сдали нас, суки! Я говорил, что местным верить нельзя! Сдали, уроды! По Ахмедову ДШК ударил с полста метров! Мы заскочили в кишлак, он на горку свернул! Может, кто остался? Давай к ним, Граф, здесь рядом!

— Не сейчас. — Клейн выставил ствол автомата в бойницу БТРа и выпустил очередь по развалинам, где мелькнула красная жилетка. — Потерпи, Сергеич. Обстановка понятна. Соберемся, спокойно войдем, заберем всех.

Они вернулись к «Уралам», выгрузили раненых. Спецназовцы заняли места в машинах и приготовились входить в кишлак. Только сейчас Клейн увидел, что Ковальский ранен — его бурая душманская рубаха блестела на боку от впитавшейся крови.

— Останешься! — приказал Клейн. — Зубов, со мной! Рома, на моем «бэтре» заходишь с юга. Механик дорогу знает. Мы с Зубовым — в обход, на горку.

— Я с вами, — упрямо сказал Ковальский. — Там мои ребята.

— Перевяжись и иди к танкистам, — сказал Клейн. — Наведешь огонь. Ты местность изучил. Да, и еще. Мы идем на горку, так ты присмотрись к тому домику. Если там наши, хорошо. Но вряд ли. В общем, на всякий случай, поглядывай. Если оттуда начнут по мне бить, дай пару снарядов.

Три БТРа двинулись на кишлак в полной тишине. Никто не стрелял по ним из-за деревьев. На четвертом Клейн отправился в объезд, к перевернутой «тойоте» на холме рядом с сараем, который казался покинутым. Но интуиция подсказывала Клейну, что домик этот непростой. Отличное место для командного пункта.

— Выбежал один! — сказал Зубов, вглядываясь из-под руки. — Видел? Наблюдатель?

— Сейчас проверим.

Клейн сменил магазин и выпустил по домику длинную очередь трассеров. Тут же рядом с сараем вскинулось облако пыли, и яркая клякса летящей гранаты по дуге прыгнула ему навстречу. Взрыв грохнул правее БТРа.

— Ага! — торжествующе протянул Клейн. — Раскрылись.

Сидя за броней, он не слышал ни выстрела танка, ни полета снаряда. Он увидел только, как сарай вдруг на глазах превратился в клубящееся облако огня и пыли, и в разные стороны разлетелись какие-то ошметки.

— Молодцы танкисты! — крикнул Зубов. — Приятно посмотреть.

БТР остановился рядом с пикапом. Клейн выскочил наружу вместе с бойцами и подхватил за ледяные руки убитого спецназовца. Этого парня он знал — Руслан Ахмедов, из Гудермеса, отличный разведчик. Видно, ему досталась очередь из крупнокалиберного пулемета — грудь и живот были искромсаны, превратившись в сплошное месиво из крови и обломков костей…

— Их должно быть пятеро! — крикнул Зубов, выбегая из развалин. — А я вижу шестерых!

— Грузим всех! — Клейн помог загрузить тяжелый труп в задний люк и повернулся к Зубову. — Где шестой?

— Здесь, за домом. Гера, помоги!

Он кинулся к Степану, который тянул за руки тело русоволосого парня в афганской одежде.

— Твою мать! — Зубов вдруг разжал руки и брезгливо вытер ладони о брюки. — Да он теплый!

Клейн наклонился над убитым. Его одежда была иссечена взрывом, и из рваной раны на шее еще лилась кровь.

— Дух, — сказал он.

— Русский, — сказал Зубов. — Сука, он с ними тут сидел. Откуда взялся, тварь? Дезертир, наверно.

— Ну и что с ним делать?

Зубов ногой перевернул труп набок.

— Свои похоронят. Уходим, Гера.

— Нет, постой.

Клейн быстро обыскал убитого и нашел толстую записную книжку, диктофон и маленький бинокль необычной формы, похожий на плоскую коробочку.

— Это не дезертир. Он вообще не наш. Журналист. Или советник.

— Один хер. — Зубов тоже присел рядом и, снова перевернув труп, обшарил карманы окровавленной кургузой жилетки. — Смотри-ка, баксы. Таблетки, батарейки, а это что такое? Кассеты от диктофона.

— Сдадим в особый отдел, — решил Клейн.

— Ты охренел? — зло глянул на него Зубов. — Я его не повезу! Мы не «врачи без границ»!

— Да я про документы, — успокоил его Клейн, пряча в карман робы записную книжку. — Всё, Степа, сматываемся. И так столько времени потеряли.

Наконец, все собрались, живые и мертвые. Ковальский провел перекличку, и сам отвечал за погибших. Ахмедов, Мелкумян, Кодряну, Ткаченко, Завьялов… Все на месте. Теперь можно уходить.

Они вернулись на базу ночью, и все-таки, несмотря на страшную усталость, сразу после чистки оружия отправились в «баню», как они называли простой блиндаж с печкой и бочкой воды. И там, посовещавшись, решили: белокурого духа они не видели. С какой бы миссией этот иностранец ни прибыл в Афганистан, но он был среди врагов, а значит, и сам был враг. А спецназ не обязан отчитываться о каждом уничтоженном душмане.

Диктофон и блокнот, найденные на поле боя, можно после внимательного изучения сдать в особый отдел. А можно и не сдавать. Вот ребята из кандагарского батальона в прошлом году приволокли вместе с другими трофеями из каравана труп американца. Шуму-то в газетах было много, а что толку? Мало того, что все почести достались доблестным афганцам, которым приписали эту победу над происками империалистов. Так еще особисты до сих пор терзают кандагарцев вопросами — куда это они припрятали тот миллион долларов, который якобы вез с собой американский курьер?

На том и порешили. Если начальство спросит про иностранца — все честно расскажем. Без утайки. А не спросит — будем молчать. Бинокль забрал себе Ковальский, доллары остались у Зубова. А с Клейна хватит и того, что он побывал в отпуске.