— Но ты сам говорил мне о том, как московский собирался убрать с трона нынешнего хана Мехмед Гирея. Разве нет?
— Хан Крыма не падишах полумира, мой повелитель. Ты властелин громадной империи и множества народов. И твои верные слуги сумеют тебя охранить, государь.
— Оставь, Мехмед. Я знаю тебя как умного и верного слугу. Но и твой повелитель не дурак. Покушения на султанов были и ранее. И султана Ибрагима моего отца свергли с трона.
— Но я теперь великий визир и я сумею охранить трон моего государя. Янычары не посмеют восстать против повелителя.
— Я верю тебе, Мехмед. Ты оказал мне много услуг, и я тебе за них благодарен. Но мне нужны эти гяуры, которые проникли в Стамбул.
— Не думаю, что опасения Вахид-бея серьезны, повелитель.
— Что ты хочешь сказать? — нахмурился султан.
— Он просто завидует возвышению Дауд-бея, мой повелитель. И он желает во что бы то ни стало убрать его с пути.
— Это ты возвысил его, Мехмед. И я поддержал это решение по твоему совету. Этот турок взлетел слишком высоко.
— Дауд-бей сумел мне раскрыть московского резидента в Бахчисарае. И я сделаю так, что этот резидент станет работать на нас. Хан Крыма Мехмед IV Гирей стал ненадежен. Вот кто истинный противник империи Османов.
— Что? — Мухаммед сел на подушки и приказал Кепрюлю также сесть. — Что это значит?
— Хан говорил, что великий падишах мало заботиться о победе в войне с гяурами. Крымчаки теряют воинов в степях дикой Сарматии, а султан не желает ему серьезно помогать.
— И что? Ты же сам советовал мне подождать, Мехмед, и я положился на твою государственную мудрость.
— Да. Но хан много говорит и о том, что Крыму нужна независимость. Он говорит, что род Гиреев не менее велик, чем род Османов.
— Об этом говорят многие Гиреи, Мехмед. Да и кого ты посоветовал бы посадить на трон?
— Можно сделать ханом принца Адиль Гирея.
— Что? Это тот кого называют Чобан-Гирей?
— У повелителя отличная память.
— Но какой он принц? Я слышал это проходимец ничего общего с Гиреями не имеющий. Его никогда не признает ни один татарский мурза.
Султан знал, что Адиль Гирей был сыном Мустафы Гирея, что долгое время был нахлебником султанов в Стамбуле. Этот принц считался сыном хана Фатиха I Гирея, хоть сам хан свое отцовство категорически отрицал. Но султан Ибрагим признал Адиля принцем и дал ему приют в столице до лучших времен. Мухаммед IV став султаном ничего в это менять не стал, но к самой идее коронации Адиля относился скептически.
— Татарские мурзы признают того, на кого укажет падишах, — решительно заявил Кепрюлю.
— Пока пусть правит Мехмед Гирей.
— Как будет угодно падишаху полумира.
Великий визирь решил пока не спорить с падишахом. Для этого еще будет время.
— Если Вахид-паша прав и Дауд-бей глаза и уши московского царя, — продолжил султан, — то на что годятся мои визири, Мехмед? Они лишь жрут и спят и грызутся за власть!
— Я не сплю, мой повелитель. И все что касается Дауд-бея будет проверено. Я приблизил его как умного и практичного человека. Такие нужны империи Османов.
— Не обижайся на меня, Мехмед, — примирительно произнес султан. — Я верю тебе. Но и ты меня пойми.
— Я чту волю моего повелителя и сделаю все, что он приказал. Но пока Впахид-паша не может ни чем доказать виновность Дауд-бея. А если такие доказательства найдутся, то я отвечу за то, что приблизил его к трону моего падишаха….
Стамбул: дом анатолийского казаскера империи османов Вахид-паши несколькими неделями ранее
Вахид-паша осмотрел свои владения и подумал:
"Мой дом совсем не Эйюб. Это жалкая конура, а не помещение достойное меня. А чем я хуже владельца Эйюба? Или я не смогу как он править империей за нашего султана охотника? Сейчас я считаюсь человеком паши Ибрагима. Но почему я должен служить Ибрагиму, а не он мне?"
— Мой господин! — к паше подошел слуга и поклонился. — К тебе пришел гяурский монах. Тот самый, что был здесь вчера.
— Монах?
— Прикажешь привести его к тебе или прогнать прочь?
— Веди. Сюда в мой сад вот в эту беседку.
Вахид не рискнул бы говорить о тайном в доме, хотя слугам своим доверял. Он считал, что каждого человека можно или подкупить или запугать. Сколько раз сам он подкупал слуг своих врагов! И сдавались даже самые верные. Нужно было только подобрать к душе человека нужный ключик.
Монах вошел и едва кивнул паше головой. Затем он без приглашения сел на подушки рядом с хозяином.
— Ты не удивлен моему приходу, паша? — спросил монах.
— Нет. Я ждал тебя, уважаемый челеби. Тебе я нужен. Я догадался кто ты такой.
— И кто же я, паша? — с ухмылкой спросил монах.
— Посланец Ордена!
— То не секрет. Меня послал к тебе Орден Иезуитов. И Орден желает тебе помочь!
— Как?
— Я привез тебе женщину, Вахид-паша.
— Женщину? Какую женщину?
— Молодую и красивую.
— Такого добра в моем гареме много, — засмеялся анатолиский казаскер.
— Нет. Такого добра нет не только в твоем гареме, но нет в гареме самого султана…
Стамбул: дом в купеческом квартале
Минка привел Василия Ржева и Федора Мятелева в дом, который ранее принадлежал купцу Фаруху-ходже, в купеческом квартале Стамбула. Но Фарух погиб три года назад. Его караван был разграблен в Болгарии гайдуками, а сам он был повешен. Дауд-бей тогда купил дом через подставных лиц.
— В этом доме безопасно, — прошептал Минка и отпер замок.
— А чей это дом? — спросил Ржев.
— Дом нашего господина Дауда. Но никто не знает, что он принадлежит ему. Заходите быстрее.
Скрипнула дверь на ржавых петлях, что говорило о том, что домом давно никто не пользовался. Они вошли.
— Я сам не был здесь никогда, — прошептал Минка. — Сам Дауд приказал отвести вас сюда. На старом месте вам более появляться не стоит.
— Это еще почему? — спросил Мятелев.
— Наши старые знакомцы капудан-паша Мустафа и Абдурохман в Стамбуле. И знаете, что они здесь ищут? Нас. А ветренее тебя, Федор, и Василия. Я для них всего лишь раб. Моя голова мало что стоит.
— Но и мы были на галере "Меч падишаха" рабами! — вскричал Ржев.
— Про то ведает господь бог, Вася. Я в те дела не лезу. Но вы наверняка, не захотите попасться на глаза капудан-паше.
— Не вериться, чтобы капудан-паша османского флота отправился искать двух бежавших галерных рабов в Стамбул. Здесь что-то не так. Слышь, Федор?
— Слышу. Не спроста он за нами охотиться. Значит, знает что-то.
Минка посмотрел на приятелей и сказал:
— Я не хотел бы вмешиваться в ваши дела. Особенно в твои, Василий. Но послушайте, что вам передал бей. Дауд получил высокий чин камакам-паши и желает его за собой сохранить.
— И что?
— А то, что ему нет нужды рисковать из-за вас. Но он желает сохранить ваши жизни. Потому, вам нужно ждать здесь. И никуда не выходить из дома. Один неверный шаг и смерть. Он просил это передать. Пока ищейки не напали на ваш след. И поэтому вас и попросили прийти к мечети Сулеймание-джами. Там легче всего затеряться в толпе.
— И это все? — удивился Мятелев. Он рассчитывал услышать от Минки больше.
— Все. Я привел вас куда надобно, и пока вы в безопасности. Скоро я принесу вам еду.
Минка ушел, оставив друзей одних.
— И что скажешь? — спросил Мятелев Ржева.
— А что сказать? Наш Дауд слишком в опасную игру ввязался и нас потащил за собой. Но мы ему пока нужны. И он станет нас беречь.
— А если мы станем ему не нужны? Тогда он поспит с нами, как ты некогда поступил со мной?
Василий Ржев посмотрел на стремянного стрельца. Тот попрекнул его тем, что в Крыму он попытался от него избавиться.
— Я выполнял свой долг перед государем. Я не для себя это сделал. Да, тебе стоило умереть. Ты слишком много знаешь и слишком плохо держишь язык за зубами, Федор.
— Я плохо держу? А ты сам?