— Но и Елизавета Петровна не отличается скромным поведением, адмирал, — возразил Артемий Петрович. — Она любовников меняет чаще, чем Анна Ивановна. А последний из них, Алешка Розум, вообще из крестьян малороссийских.

— Но и у принцессы Анны Леопольдовны любовник имеется! — высказался Хрущев.

— Граф Линар, уже за пределы страны выслан, — сказал Волынский. — И у Анны Леопольдовны один любовник, а не десяток, как у Елизаветы. Кто только не побывал за эти годы в постели цесаревны.

— Дак Лизка то, и на лицо поприятнее чем, Анна Леопольдовна. Цесаревна наша особа приятная. Лакомый кусочек, — сказал Еропкин. — Так что, нет в том ничего плохого, что мужчин она любит. А что Алешка Розум роду мужицкого, так что из того? Не немец же. При Петре много кто из мужиков до высот властных поднялся.

— Что-то не могу вас понять, друзья мои любезные, — поднял голос Артемий Петрович. — Про что толкуем? Анну Мессалиной зовете за то, что одного Бирена нынче подле себя имеет. А ранее и любовников, что при её особе были можно быстро сосчитать. А что до любовников Елизаветы? Пальцев не хватит у всех на руках дабы сосчитать.

— Но она дочь Петрова, Артемий! — вскричал Соймонов. — Про сие забывать не следует.

— Да что из того? Это её не делает императрицей. Кто скажет, достойна ли она дела петрова? Может и похуже Анны при ней станет!

— Не дело такие слова говорить, Артемий! — прервал Волынского Мусин-Пушкин.

— Значит вы все за Елизавету? — спросил кабинет-министр. — И ты, де ла Суда?

— Если Анна скоро умрет, то нам стоит действовать! Вот с этим я согласен, — сказал Жан де ла Суда. — И Елизавета для нас отличный шанс! Для всех.

— Вы так думаете? — снова стал возражать Волынский. — Сей вариант можно рассмотреть, токмо после того как иного выбора для нас не будет, господа. Но торопиться не стоит!

— Что сие значит, Артемий Петрович? Али против ты кандидатуры Елизаветы Петровны? Говори прямо!

— При Елизавете много кто сейчас состоит. Сами про сие подумайте. И все они, эти мелкие дворянчики, гвардейские сержанты, да и простолюдины вроде Розума Алешки, ежели цесаревна на трон сядет, захотят при ней места важные занять! А что получим мы? Я что получу?

Волынский желал власти лично для себя, а не только блага для империи Российской. Он хотел стать новым Меньшиковым.

— Мерзкое властолюбие сжигает тебя, Артемий Петрович! — строго сказал Соймонов. — Что наша жизнь перед Россией и перед величием её! Россия останется и после нас, Артемий!

— Да токмо ли про себя я думаю?! Но мои проекты по преобразованию империи требуют власти для меня. Я могу все обустроить, не так как было до сих пор. Ведь много непорядка у нас! Сами посмотрите. Чиновники воруют столь много. Образования народного нет. Мужик наш во тьме прозябает без просвещения истинного. Крестьяне в состоянии рабском! Как все это изменить? И если мы у руля империи станем, то это сделаем! А если нет, то кто поручиться что люди Розуму Алешке подобные о благе империи печься станут? Да и будет ли Розум лучше Бирона? В том могу поручиться, что не будет! Бирен из конюхов, а Розум из свинопасов. И сей свинопас как графом станет, так про Россию и позабудет. И что из того что он не из немцев?

— Артемий Петрович прав, господа, — поддержал Волынского Эйхлер. — Про сего Розума ничего хорошего сказать нельзя. Глуп. И что станет, коли такому власть доверить? Похлеще Бирена наглеца узрите.

— Но план действий нам на случай скорой смерти Анны Ивановны составить надобно! — сказал Еропкин. — В Петербург прибыл посол Франции маркиз де ла Шетарди. И после того как он представился императрице, свой первый визит он сделал к Елизавете Петровне. А это говорит о том, что Франция поддерживает её как претендентку на трон! И посол Франции может нам и деньгами помочь в случае переворота.

— Я не хочу отметать плана вашего. Про то говорит нам рано! — снова высказался Волынский. — Подождать надобно. Государыня еще жива. И кто знает, может она и назначит меня регентом при Анне Леопольдовне. И обговаривать вопрос о Елизавете станем потом.

— Но Бирон при Анне большую силу имеет!

— Бирон может и исчезнуть, господа. А вы разговоры о Елизавете пока покиньте! Анна слишком ревнива к власти и когда кто-то Лизку величает, не простит того. А вы мне все живыми надобны. Я большие прожекты относительно переустройства империи Российской имею. И для того к власти рвусь. Для того она мне надобна, а не токмо для возвеличивания особы моей. Что Волынский для истории значит? Ничего! Но проекты его многое изменить смогут…

Год 1739, октябрь, 11 дня. Санкт-Петербург. При дворе императрицы. У одра болезни.

Анна Ивановна совсем изменилась. Под её глазами набухли мешки и появились синие круги. Стали выпадать волосы. Подниматься с одра болезни она уже неделю не могла. Биренша и Бирон были подле неё и сами ухаживали за императрицей, не доверяя слугам.

Бенингна сама подавала государыне лекарства, ставила компрессы, и лично пробовала всю пищу, что ей приносили.

Придворные медики утверждали, что императрица страдает "каменной болезнью". Придворный врач цесаревны Елизаветы Жано Листок после медицинского консилиума, куда и его позвали, сообщил своей принцессе, что внутри у государыни находиться большой камень, с мельничный жернов, и обнимал тот камень весь низ живота царицы, уродуя тело государыни. И говорил Листок, что Анна не долговечна…

Сегодня по приказу Бирона из Москвы привезли лекаря Рибейро Сансеча. Его сразу же доставили во дворец, и он произвел осмотр царицы.

— Что скажешь? — спросила Анна. — Чего молчишь? Язык проглотил?

— Ваше величество, вам противопоказаны вино и жирная пища. Никаких острых соусов и никакой буженины.

— Вот заладили! Нельзя да нельзя! Чего ты мне толкуешь? Эрнест! Он мне тоже, что и мои лейб-медики говорит. Мне надобно лекарств, что мне помогут! А не советов чего есть и чего пить.

— Я пропишу вам сильное средство и могу поручиться, что вашему величеству станет легче. Но строжайшая диета вам просто необходима.

— Давай готовь свое лекарство! — приказала Анна, и врач удалился.

Бирон вытер императрице пот со лба.

— Анхен, тебе стоит прислушаться к советам мудикуса, — произнес он. — Твое здоровье драгоценно для нас. И для всей империи. Нас ждет трудный год.

— Снова обращался к астрологу, Эрнест? — спросила императрица.

— Да, Анхен. Но я и без того знаю, что нас ждет. Тревожное чувство не покидает меня. Потому мы с Бенингной стали на страже возле тебя.

— Я вижу это. А где мои придворные?

— Уже три дня почти никого нет, Анхен. Только те, кто дежурит и у твоих покоев по долгу службы. Ты же знаешь придворных, — ответила Бенингна. — Приходили также справляться о твоем здоровье от Остермана.

— А мои шуты? — спросила императрица.

— Только Буженинова, Юшкова и Новокшенова часто приходят. А остальные попрятались по своим домам и там сидят безвылазно. Нет службы для твоих шутов, Анхен.

— Ничего! Я скоро поднимусь. А то многие уже похоронили меня. Небось к молодому двору все перебежали? Так? Знаю я их. Ну, ништо! Я скоро им покажу кто я такая. Надеются, что я помирать собралась? Не дождутся.

Анна была упряма и её решимость подняться, с постели и выти к придворным Бирона порадовала.

— Завтра у спальни моей всех шутов собрать! — приказала императрица. — И всех фрейлин собрать! Болтушки путь трещать без умолку готовятся.

— Будет исполнено, Анхен! Я отдам приказ! — ответил Бирон.

— Вы с Бенингной единственные для меня друзья и слуги верные! Того не забуду!

— Мы и там много твоими милостями обласканы, Анхен. Я по твоей воле герцогом стал…..

Когда Бирон вышел, Бенингна склонилась к самому уху царицы.

— Анхен, я не могла сказать при моем муже.

— Что? Что у тебя, Бенингна?

— Верные люди донесли, что на даче у кабинет-министра твоего Волынского персоны некие собираются. И собираются со злонамеренными целями. Они думают, что не встанешь ты с кровати более, и о судьбах империи думают сами.