– Насколько достоверна эта информация? У тебя есть доказательства заговора?!

– Есть! Мне все разболтал раб Помпедия Руфа и я знаю где его искать. Можно еще последить за заговорщиками, а можно и сейчас взять раба развязать ему язык. Но мне нужны деньги.

– Ты тянешь деньги постоянно, Сатерн, но результаты твоей деятельности ничтожны. Мне кажется, что ты специально придумал этот заговор, чтобы пить и жрать за мой счет. Ты уже постоянно говоришь мне, что нашел нить заговора, но доказательств у тебя нет. А мне нужны доказательства. Один раб! И это все? Да мало ли чего мог наболтать спьяну один раб? И это нить заговора? Не смеши меня, Сатерн.

– Не хочешь платить? Тогда я продам свой секрет другим. Например, отправлюсь к Помпедию Руфу.

– Ладно. Сколько тебе нужно?

– Триста сестерциев для начала.

– Здесь пятьсот. Но ровно через три дня я жду результатов. Вот на этом месте. Мне нужна нить заговора. Связи заговорщиков и место где они готовят оружие. Хоть один склад.

– Получишь результаты.

Сатерн спрятал кошелек и пошел по направлению к первой виной лавке. Ему было нужно подумать, а думалось легче всего за чашей фалернского или хиосского. Вот какое заведение сегодня выбрать, когда есть деньги? И то и другое хороши. А впрочем, все равно, главное чтобы вино было не моложе 20 лет! А то в последнее время появилось множество поддельных амфор запечатанных фальшивыми клеймами. Нальют какой-то кислятины и продают как настоящее хиосское. Убивать нужно таких мошенников.

По правде говоря, никакого заговора он не нащупал. Разговор с рабом-философом не принес ему ничего кроме эстетического наслаждения. Редко встретишь знающего человека среди таких подонков общества.

Язык раб умел держать за зубами или ему действительно не о чем было рассказывать, и к заговору рабов он имел самое отдаленное отношение. Его разговор с фракийцем мог быть простой случайностью. Хотя Сатерн нюхом чувствовал, что именно в этом направлении нужно действовать. А его чутье отпетого мошенника его никогда не обманывало. Он как охотничья собака шел по следу дичи.

Ноги сами привели его к таверне «Борода Агенобарба». У папаши Диокла водилось хорошее винцо.

– Эй, Диокл! – с порога позвал он хозяина заведения.

– Это ты, Сатерн? Мы в последнее время часто видимся. У тебя завелись денежки? Тебе опять старого вина?

– Ты догадлив, старый хрыч. Фалернского 20-летней выдержки!

– А денежки у тебя есть? Кредит на такие вина недоступен. Ты же знаешь.

– Никакого кредита, папаша Диокл. Плачу наличными, – Сатерн выбросил на руку хозяина несколько десятков сестерциев.

– Снова богат? Ты нашел отличного покровителя!

– А ты не лезь не в свое дело, Диокл. Считай деньги и держи язык за зубами.

Сатерн уселся за стол и в этот вечер набрался вином до самых краев. Он даже не нашел в себе сил или желания уходить и заснул здесь же под лавкой. Впрочем это никого не удивило. Такое случалось с ним часто. Диокл даже бросил ему старую кошму под голову.

Когда он проснулся, то первое что предстало пред его взором, был старый башмак на деревянной подошве. Пьяница потряс головой, не понимая, что это и где он находиться.

– Ты говоришь, что они готовят мечи? – послышался голос.

Сатерн понял, что он находиться под лавкой, и над ним сидят за столом какие-то люди. Он решил не шевелиться и послушать.

– Готовят. Я говорю тебе, что они скоро поднимут восстание. А разве это не то, что мы с тобой хотели? Разве это не шанс для нас вырваться на свободу?

– Еще какой шанс. Если мы промедлим немного, то можем отправится в Аид. Если завтра нас с тобой сошлют в деревенский эргастерий, или чего доброго отправят в каменоломни? Что тогда?

– Вот я предлагаю тебе связаться с ними. Они в казарме, там где ты работаешь на кухне.

– Но кто они?

– Этого я не знаю. Но этим заправляет гладиатор-фракиец.

– Знаешь сколько там фракийцев?

– Этого ты сможешь узнать…

Собеседники перешли на шёпот, и Сатерн ничего не мог больше разобрать, хотя весь превратился в слух. Вот он заговор гладиаторов сам плывет к нему в руки и раскрыть он его может сам. Никому ничего не нужно платить, а все денежки Квинта оставить себе! Хотя этот Квинт стал до невозможности скуп…

Городской префект Помпедий Руф не любил бросать слов на ветер. Он всегда жестоко расправлялся с непокорными рабами. Этот римский чиновник хорошо усвоил уроки истории и понимал, чем грозят рабские восстания. Рабы способны только разрушать и уничтожать созданное целыми поколениями! Эта черная сила, клокочущая на самой нижней ступеньке империи, могла выплеснуться наружу и начать разрушать верхние этажи могучего здания.

Руф с сожалением наблюдал, как рабовладельческая система понемногу подтачивала основы государства. Рабов стало слишком много. В одних Помпеях их уже было больше чем свободных граждан. А такое соотношение грозило многими бедами. Когда все было спокойно, эта система многих устраивала, но все труднее и труднее стало держать рабские массы под контролем. Вот в чем была основная проблема.

Ему доносили о частых бунтах и убийствах в окрестных виллах местных богачей. Пока все удавалось быстро локализовать, но Руф чувствовал в воздухе грозу. Особенно его пугала новая школа гладиаторов ланисты Акциана. Этот предприимчивый делец завозил рабов для своего заведения из самых отдаленных уголков мира. И, по слухам, это были свирепые и буйные варвары. Например, его фракиец Келад. Настоящий Геракл, не боящийся никаких авторитетов. Смотрит так, словно готов всех вызвать на поединок.

«Рабам необходимы кровопускания, – думал префект. – Такие как были в древней Спарте. Ежегодно молодые спартанцы выходили на охоту на рабов и убивали их. Это постоянно держало двуногий скот в покорности и страхе. А если раб осмеливается смотреть на свободного, так, как смотрит этот Келад, то о каком страхе можно говорить? Наши римские юноши развращены роскошью и сами не пойдут убивать рабов. Их только и хватает на то, чтобы смотреть, как гладиаторы режут друг друга на арене. Ничему их восстание Спартака не научило. А рабы-гладиаторы, как мне доносят, вспоминают его. Даже, кто-то среди них заявил, что этот Спартак был богом и сейчас живет в недрах Везувия! А ведь этот прямое оскорбление величия! Но как мне разыскать бунтарей? Как? Разве даст Акциан и другие ланисты прошерстить их школы? Золото совсем проело мозги этим господам. Ни о чем ином кроме выгоды думать не способны!»

Помпеи в летнее время были особенно популярным местом для отдыха римских богачей. Сюда тянулись патриции из душного и пыльного Рима, желая провести время среди сочной зелени и прохлады садов загородных вилл и в городских домах по роскоши не уступавших виллам. В город съезжались женщины легкого поведения, ибо спрос на них в такие периоды небывало возрастал. Поэтому Руфу было чего бояться. Если поднимется восстание рабов, то это вызовет массовые жертвы и массовый же скандал.

Фискал Папиус знал об этой подозрительности префекта, и потому решил пойти именно к нему со своими сведениями. Слуги долго не пускали его к господину, и даже не хотели докладывать о его приходе.

Управляющий Руфа вольноотпущенник Натан примирительно сообщил фискалу:

– Такие жалобы не подаются лично господину префекту. Если он станет их рассматривать, то у него не хватит ни дня ни ночи.

– Но у меня сведения чрезвычайной важности! Я не могу их сообщить никому кроме самого префекта. И если ты не хочешь погубить город, то доложи обо мне своему хозяину.

– А кто получит на ужин вместо каши дубовые палки? Я? Но я вовсе не желаю их получать. Я хочу пить вино. А ты толкаешь меня под палки.