Но затем моя вера в него пошатнулась. И знаешь почему? Я увидел его слабость! Нерон был слабым и добрым человеком! Об этом сейчас не знает никто. Все называют его чудовищем и сумасбродом.

Именно, его слабость привела меня в стан заговорщиков. Я участвовал в заговоре Пизона. И мое настоящее имя Натал Антоний. Среди заговорщиков были известные люди Плавтий Латеран, племянник завоевателя Британии Авла Плавтия, Публий Клодий, Сервилий Барея Саран, Субрий Флав трибун преторинацев, Венет Павел преторианский центурион, философ Сенека, бывший воспитатель Нерона, племянник Сенеки Марк Аней Лукан. Они хотели сделать императором Гая Кальпурния Пизона отличного оратора, но крайне развратного и плохого человека.

В Риме пустили слух, что меня схватили одним из первых и я спас свою жизнь, выдав остальных заговорщиков. Но это не так. Я не предавал этих людей. Хотя все они были казнены! Я совсем не спасал собственную жизнь. Нет, Децебал. Я, Натал Антоний, никогда не был трусом. И никогда не выдал бы заговорщиков под пытками.

Да и Нерон совсем не хотел меня пытать. Наоборот он остался со мной наедине, удалив всех, и предложил мне 100 000 сестерциев и свободу. Знаешь, что он тогда мне сказал?

Император сидел на своем троне, а я стоял рядом с ним.

Нерон посмотрел на меня, и в его взгляде не было ненависти. Он только спросил:

– Почему ты меня предал, Натал? Ведь было время, когда я был для тебя больше чем государем? Помнишь тот день в театре? Тогда я думал, что мое искусство так тронуло тебя.

– Ты проявил слабость, государь. И я потерял веру в тебя. Ты актер, но не император. И я посчитал, что такого императора стоит заменить на другого. Ваш род Юлиев-Клавдиев выродился и Риму нужен другой.

– Пизон? – усмехнулся Нерон. – Неужели этот пьяница и развратник лучше меня? Чем? Скажи мне, Натал, чем Пизон лучше меня?

– Он вернет Риму былую доблесть и отвагу. Снова зашагают легионы своей победоносной поступью и понесут славу Рима до конца света!

– Слава Рима! – воскликнул Нерон. – Что за слова – Слава Рима! Я совсем не так представлял себе эту славу Рима, Натал. Хватит крови и завоеваний! Не лучше ли покорить мир искусством? Тогда он станет лучше и прекрасней. Но, очевидно, я ошибся. Я не могу остановить военных. И они зовут меня воевать. Так они устанавливают славу Рима.

– Государь, я среди твоих врагов и более ничего не стану говорить. Ты в праве меня казнить.

– Казнить? Зачем? Ты сделал это не из-за денег или жажды власти. Ты, так же как и я стремился найти в это жизни нечто, что ускользает и чего в конечном итоге найти нельзя. Таких людей мало.

– Но я был среди тех, кто хотел тебя убить! И я не смогу тебе назвать их имена, государь.

– Я знаю имена всех заговорщиков, Натал. И я накажу их. Но ты получишь от меня этот кошелек. Здесь 100 000 сестерциев и совет. Уезжай из Рима. Беги! И не от меня. Я не опасен для тебя! Но стоит бежать от слухов и злых наветов. Это самые опасные враги.

И я тогда сбежал. И много раз я думал о том разговоре. Меня обвинили в том, что именно я продал заговорщиков Нерону и все они погибли из-за меня. Много раз я потом проклинал Нерона за жизнь, что он мне подарил. Я часто называл его ряженым шутом, а не императором. Считал, что это по его вине моя жизнь стала такой.

Я изменил свой взгляд на мир и отшвырнул от себя ложные представления о мире и справедливости. И я решил вернуться в Рим и снова завоевать его, но уже под другим именем ланисты Акциана. Но кто-то узнал во мне Натала Антония, и император Веспасиан велел меня убить! Прошлое не дает мне жить здесь! Серди заговорщиком были друзья нынешнего императора и он не может мне простить их смерти.

И теперь ты можешь меня убить, Децебал. Жизнь более не имеет для меня смысла. Принеси мою голову Веспасиану и он наградит тебя свободой.

Дак, услышав этот рассказ, понял, что если он выполнит приказ Мизераина, то и он затем станет проклинать себя, как это было с Акцианом.

– Если я не принесу твою голову Мизерину я сам могу бежать и не выполнив приказа, но тогда Кирн навечно останется в Мамертине. А на это я пойти не могу. Но и убивать тебя мне не хочется. И совсем не потому, что ты не предавал Пизона и его заговорщиков. Мне до них нет никакого дела. Я не хочу действовать по приказу вашего императора. Я ненавижу Рим! И тем, что не принесу им твою голову – брошу им вызов.

– Но тогда тебя снова бросят в тюрьму и ты там подохнешь.

– Да.

– И этим ты насолишь Риму? Глупость! Этим ты сделаешь хуже только себе!

– Нет! Ты снова ничего не понял, Акциан. Погибнуть не значит проиграть. Давид своей смертью бросил вызов римской толпе. А я брошу вызов самому римскому императору.

– Погоди! Ты не должен так поступать. Этим ты нанесешь вред только одному человеку – самому себе. А вреда императору здесь не будет никакого. Он завтра найдет иного человека, и я все равно умру.

– Но ты предупрежден и можешь бежать! Собери свои драгоценности и деньги и беги.

– Нет. Я уже стар, для того чтобы снова бежать. Надоело! А тебе – мой совет. Будь счастлив. Бери от жизни то, что она дает тебе и живи для своей жены и для своих детей. Может быть, дети это самое большее счастье, что есть в жизни. Забудь о восстаниях рабов и живи для себя. Пусть спасенный тобой грек Кирн станет твоей последней жертвой на алтарь справедливости.

– Но я не смогу тебя убить просто так, Акциан. Даже если ты станешь защищаться.

– Нет. Не стану. Но и тебе не придется меня убивать. Ты только отделишь мою голову от моего трупа.

С этими словами Акциан взял меч и пронзил себе живот….

Грандиозное извержение вулкана стало на пути у храбрых гладиаторов и рабов, что так и не сумели осуществить свой план и поднять большое восстание против власти ненавистного Рима.

Децебал и Кирн были освобождены из Мамертина и получили свободу.

Дак и Юлия вместе уехали в Египет и поселились в Александрии. Кровь и грязь той несправедливой эпохи с того времени потекли мимо них. Децебал сумел понять последнюю мудрость Акциана и стал думать только о своих близких и престал делать попытки облагодетельствовать человечество.

Юлия родила ему троих сыновей и дочь. К концу своих дней похожий на Геркулеса дак превратился в благообразного старика с густыми седыми волосами и все той же гордой осанкой. Он много времени проводил в александрийской библиотеке и много читал. И сумел стать не воином, но мудрецом.

После смерти Юлии он основал в своем имении школу, где и стал учить детей. Однажды, когда до него дошли вести о падении дакийской столицы Сармизегетусы и смерти его тески царя Децебала, он сказал своему старшему сыну, что тогда зашел его навестить.

– Видишь, Александр, как произошло. А ведь некогда мне предсказали именно такой роковой исход. Римляне покорили Дакию. Хотя для тебя она уже не родина.

– А для тебя, отец? Ты жил где угодно только не на родине. Ты жалеешь, что не вернулся на родину?

– Жалею? Нет. Там где была твоя мать, была и родина для меня. А что дала мне Дакия?

– Но ты огорчен тем, что произошло, не так ли?

– Немного, сын, немного. В молодости я желал бы пойти по пути Спартака и расшатать одну из колонн римской империи. Один старый раб тогда сказал мне, что для этого надо быть Спартаком. И почитал себя таким же героем. Я был глупцом и тогда еще не прочитал ни одного свитка и вообще мало понимал правила войны и дисциплины.

– Но теперь ты прочитал не одно произведение великих полководцев, отец. Ты стал бы мудрым военачальником?

– Теперь да. Но дело в том, что сейчас я стар и мои знания можно приложить только к крепким ногам и рукам. Мои же трясутся. Боги дали мне разум но забрали силы. Да и не хотел бы я сейчас возглавить восстание рабов. Ты спросишь меня почему? Твоя мать была права – нужно сделать счастливым свою семью, если ты не в состоянии сделать счастливым человечество. Многие люди не могут даже этого, но стремятся облагодетельствовать всех. И они наихудшее зло для всех нас.