Событийная программа последнего дня дружеской встречи между университетами состояла из соревнований по академической гребле. Энн страшилась и надеялась увидеть Доминик. Но та не пришла на старт. Имперцев было четырнадцать. Сославшись на плохое самочувствие, Энн предложила свою кандидатуру для того, чтобы сравнять количество участников в командах.

Они вместе с Мартиной стояли на берегу реки и наблюдали за тем, как четыре лодки мощными рывками удалялись от берега. В каждой лодке вопреки классическому составу было по семь человек.

– Почему ты не участвуешь? – спросила Энн Мартину. – Ты ведь тоже училась в Имперском Колледже.

Мартина лишь весело рассмеялась в ответ.

– Тебе уже лучше? – спросила она, чуть погодя.

– Если вчера меня душил гнев, то сегодня я сгораю от стыда, – призналась девушка. – Наверное, мне лучше. Хотя я до сих пор очень расстроена ее поступком в отношении Джереми и Джейн.

– Время все расставит по своим местам, – ответила Мартина.

Энн решила промолчать. Потому что ничего хорошего ответить на это она не могла.

Наступило лето.

Дела в отеле шли все хуже и хуже. Мелисса не появлялась. Джейн выбивалась из сил, стараясь поддержать отца. Энн, как могла, помогала им в перерывах между экзаменами и подготовкой к ним. У Лиз тоже была сессия. Миссис Мидлтон боролась со своими нервами. Ее страхи финансового неблагополучия становились все навязчивее. Впрочем, на то у нее были все основания. Семейному бизнесу Мидлтонов грозили торги.

Время шло, оставляя им, все меньше надежд.

Однажды вечером мистер Мидлтон, как всегда, сидел на кухне с газетой. Энн редко обращала внимание на чтиво отца, потому что сама смотрела новости в интернет. Но в этот раз она не могла пройти мимо. Замерев на месте при первом подозрении, что это фотография де Бург на заглавном развороте The Times, Энн осторожно подошла к отцу и попросила газету. Заголовок на развороте гласил «По следам Принцессы Дианы». На фото Доминик держала на руках ребенка лет шести. На мальчике была больничная пижама. А может, это была и девочка. Волос на голове у нее совсем не было. Ребенок радостно улыбался. Доминик нет. У нее было то же самое бесстрастное выражение лица, как и обычно. Но сейчас Энн понимала, что за ним скрывалась боль.

Энн опустилась на стул, хлопая глазами. Потом очнулась и взялась торопливо отыскивать страницу со статьей. Доминик посещала больных раком детей. В рамках благотворительного визита клинике были перечислены средства на новые препараты и оборудование. А так же игрушки для детей. Энн жадно проглотила статью, потом еще раз. Слова Доминик, сказанные ею в ходе короткого интервью, больше других врезались в память девушки: «Это наш долг, если мы рассчитываем на уважение», сказала де Бург.

Энн всматривалась в синие глаза, в прекрасные решительные черты. Как всегда изысканная рубашка, застегнутая на все пуговицы. Это была Доминик, но Энн не узнавала ее. Ребенок, уютно устроившийся у де Бург на руках, беззаботно и бесстрашно взирающий в объективы фотокамер, совершенно не вязался у Энн со сложившимся образом Доминик. Зато девушка прекрасно понимала чувства девочки на фото. Как еще себя можно ощущать, если на твоей стороне де Бург.

– Это подруга Джереми? – спросила Джейн, заглядывая в газету через плечо Энн.

Та даже не слышала, как Джейн вошла.

– Это она, – ответила Энн, поднимаясь со стула и увлекая сестру сначала в гостиную, а потом вверх по лестнице в свою комнату.

– Девочки, верните мне газету, как прочтете, – произнес мистер Мидлтон, обращаясь скорее к себе. Он проводил дочерей внимательным взглядом поверх очков.

Подобные сообщения сыпались одно за другим: Доминик с визитом дружеской помощи на Гаити, Доминик выступает против военно-воздушного нападения на Ливию, Доминик в Гренландии привлекает внимание к проблеме исчезновения голубых китов. Это было так странно. Если раньше де Бург предпочитала не появляться в поле общественного зрения, и существовала только для светской хроники, то теперь она превратилась в активного деятеля. Англичане нашли себе нового идола для поклонения. А Энн человека, каждый раз при упоминании имени которого, сердце ее бухало где-то в животе, и волнение мигом пронизывало все тело, заставляя уши гореть.

Поэтому когда Лиз позвала сестру в поездку по Хартфордширу с посещением Хэтфилдхауза, Энн не могла отказаться. Просто не могла. Она надеялась увидеть Доминик, чтобы извиниться. Если это имело еще хоть какой-то смысл для той.

Но, оказавшись перед величественным прекрасным зданием, которое выглядело дружелюбно и прятало четыре столетия своего существования за надежными стенами, девушка струсила.

– Можно, я прогуляюсь? – спросила Энн сопровождающего компанию Лиз и ее друзей молодого человека.

– Только не заблудитесь в лабиринте, – сказал ей тот, имея ввиду знаменитый лабиринт Тюдоров в саду.

Энн быстро кивнула и направилась по вымощенной ровным белым камнем дорожке прочь от замка. Она понимала, что шансов встретить Доминик у нее ничтожно мало, потому что де Бург вряд ли появляется в той части замка, которая открыта для экскурсий. И все же меньше всего Энн хотела быть застигнутой с раскрытым от восхищения ртом, оглядывая какой-нибудь роскошный зал.

Энн обогнула северное крыло и очутилась перед входом в сад. Подняв голову и кинув взгляд перед собой, Энн затаила дыхание, не решаясь поверить в реальность увиденного. Она почувствовала себя Алисой в саду Красной Королевы. Зеленый травяной ковер расстилался перед нею, приглашая ступить на его мягкую коротко стриженную поверхность. По бокам дорожки бежали такого же цвета бордюры, высотой до колена и шириной в полруки. Они начинались и оканчивались фигурными башенками, доходившими ей до пояса. Сад был разделен на несколько квадратов, в центре каждого возвышалась зеленая живая пирамида, окруженная всевозможными цветами. Здесь были и высокие благородные маки, и пушистая скромная лаванда, и раскидистые гордые пионы. Но больше всего в саду было зелени того же самого нежного оттенка, как дорожка и бордюры. Глаз отдыхал. Дышалось легко, и даже кружилась голова от набегающего волнами восторга. Это была сказка.

Невысокие деревья, чьим кронам была придана идеально круглая форма, выстроились на задней линии сада ровной изгородью, отделяя его от последующего сегмента парка. Заворожено глядя вокруг, Энн прошла вперед, миновала скамейку, также вырезанную из зеленого куста, и оказалась перед началом того самого лабиринта, о котором говорил молодой человек. Энн запрокинула голову, чтобы посмотреть, насколько высоки его стены.

Они были высоки.

Затем Энн пошла направо, вдоль стены, вглядываясь в зеленую поверхность.

– Ищешь вход? – раздался рядом с ней голос Доминик.

Энн вздрогнула и выпрямилась, едва сдержав себя оттого, чтобы не подскочить на месте. Она повернулась к женщине. Доминик улыбалась. Ее синие глаза сияли. Никогда раньше Энн не видела, чтобы де Бург улыбалась. А чтобы она делала это так легко и открыто – тем более. Руки Доминик как всегда покоились за спиной, но сейчас это не выглядело высокомерно. Сейчас это выглядело как знак уважения к собеседнику и его личному пространству.

– Привет! – улыбнулась Доминик еще шире.

Энн же залилась краской и опустила глаза.

– Привет, – тихо ответила она. – Прости за вторжение.

Пока Энн мучительно искала слова оправдания нарушению частной собственности, Доминик взволнованно рассматривала ее склоненную голову с копной светлых волнистых волос, блестящих так, как обычно блестят здоровые волосы даже в отсутствие солнца.

– Моя сестра здесь с друзьями. У них официальное разрешение на экскурсию, – проговорила, наконец, Энн, неимоверным усилием воли заставив себя поднять на Доминик глаза.