Я слышала улыбку в ее голосе, когда она ответила на мой вопрос.

– Я сказала Марку, что плохо себя чувствую. Думаю, я отравилась чем-то в полдень. Так что… внезапно вечер у меня освободился.

Я села.

– Скажи мне, что ты не шутишь.

Она рассмеялась.

– Я не шучу. Когда ты сможешь приехать? Я приготовлю ужин.

– Дай мне час. – Я подняла со скамьи свое полотенце, игнорируя неодобрительный взгляд Шона. – Максимум.

Она снова рассмеялась. От этого звука мурашки пробежали у меня по спине, как будто она была здесь, касалась меня.

– Поторопись.

Я встала и закрыла телефон, широко улыбнувшись Шону, заставляя его недоуменно моргнуть.

– Похоже, разминка мне не понадобится.

* * *

Захлопнув дверцу автомобиля, я направилась к дому, заставляя себя идти, а не бежать, как мне бы хотелось. Я чувствовала эйфорию и предвкушение, будто подросток с его первым увлечением, и когда Робин открыла дверь – в обтягивающей рубашке, длинный хлопчатобумажных шортах и босиком – моя улыбка чуть не вышла за пределы лица.

Ответная улыбка была великолепна; глаза Робин одобрительно сияли.

– Привет.

– Привет. – Внезапно я почувствовала робость – мне хотелось обнять ее, но я не знала, как она к этому отнесется.

Робин положила конец моим метаниям – она втащила меня внутрь дома, закрыла за нами дверь и притянула к себе.

Я вздохнула и обняла ее за талию, положив голову ей на плечо.

– Я скучала по тебе.

Она сжала меня в объятиях, потерлась щекой о мои волосы.

– Я тоже скучала по тебе, детка, – прошептала она. – Так сильно.

Мы стояли так молча несколько минут. Наконец, Робин отодвинулась, взяла мое лицо в ладони и нежно поцеловала меня в губы. Я наклонилась к ней, смакуя это прикосновение – не поцелуй страсти, но подтверждение того, что уже было сказано.

– Идем, – наконец, произнесла она, отодвигаясь от меня, но все еще не отпуская мою руку. – Я налью тебе вина, и ты сможешь посмотреть, как я готовлю нечто невероятное.

Я последовала за ней на кухню, где Робин усадила меня на стул, вручив бокал белого вина.

– Я могу помочь?

– Нет… Сожалею, я ужасная собственница, когда дело касается моей кухни, – ответила она с улыбкой, которая говорила, что она вовсе не сожалеет.

Я мысленно отметила, что не стоит устраивать беспорядок на ее кухне.

– Надеюсь, ты любишь креветки? – Когда я кивнула, она вытащила из холодильника пакет с креветками и положила его на стол, затем плеснула оливкового масла в кастрюлю, добавила туда же нарезанного чеснока и оставила нагреваться.

Мы болтали обо всякой ерунде, пока она вытаскивала баночки с различными жидкостями из холодильника, убирала чеснок на бумажное полотенце и выкалывала в кастрюлю креветки с солью и перцем экономными движениями, которые пробудили мои воспоминания.

Когда мне было двадцать, я провела лето в штате курорта Rice Lake, разнося обеды загоравшим туристам. Рабочая обстановка кухни была беспокойной и хаотичной, но область вокруг шеф-повара Жана-Мари всегда выглядела спокойной, и я восхищалась тем, как он действовал – будто все эти горшки, кастрюли, ножи и прочее были просто продолжением его рук.

Робин двигалась также; будто эти действия были естественны для нее.

– Ты делала это и раньше, – заметила я. Она с любопытством подняла бровь, не прекращая готовить. Я кивнула на кастрюлю, заполненную креветками, которую она рассеяно встряхивала уверенными движениями запястья. – Готовила. Где ты научилась?

Она улыбнулась, выражение ее лица стало мягче.

– Моя мама была шеф-поваром… да и все еще шеф-повар, хотя теперь она в основном управляется дома. У них с моей сестрой рестораны в Санта-Барбаре и Санта-Монике. – Она ловко перевернула креветки, подбросив их в воздух. – Мы с сестрами умели управляться на кухне еще до того, как в школу пошли.

– Расскажи мне о своей семье, – попросила я, поняв, что почти ничего не знаю о Робин. Конечно, мы разговаривали, но никогда о наших бывших или о семьях.

Она переложила креветки на большую тарелку и поставила кастрюлю обратно на плиту, добавив туда чеснок и тарелку чили, и рассеяно помешивая.

– Моя семья, – она снова улыбнулась с очевидной нежностью. – Ну, у меня три сестры – одна старшая и две младших. Триш, самая старшая, совладелец ресторанов с мамой. Она управляет в Санта-Монике, и живет там со своим бойфрендом Энрико; Диана – она на два года младше меня – работает в юридической компании в Сан-Франциско; и Лори – младшая – у нее уже двое детей, мальчиков, и она ждет третьего, они с мужем переезжают в Санта-Барбару, поближе к моим родителям.

Робин добавила в кастрюлю воды, уже готовые креветки и специи. Она немного уменьшила огонь и повернулась, чтобы достать пару тарелок из буфета и пододвинула к себе рисоварку, стоящую в углу на столике.

– Мама… Как я уже говорила, она – повар и управляет рестораном в Санта-Барбаре. А мой отец – модель – так я попала в этот бизнес – он сейчас много играет в гольф и теннис, и иногда помогает маме в ресторане.

– Так ты там выросла? В Санта-Барбаре? – Спросила я, наблюдаю, как двигаются мышцы ее предплечий под загорелой кожей, пока она перемешивает содержимое кастрюли. Робин выключила плиту. Я перевела взгляд с ее предплечий по выпуклости груди, длинной изящной шее, острому подбородку, полным губам, прямому носу и, наконец, остановилась на глазах, цвета обсидиана, глядящих на меня с жаром, от которого перехватило дыхание.

Беседа была забыта, мы смотрели друг на друга, пока Робин, наконец, не моргнула и не отвела взгляд, переводя дыхание.

– Христос, Кэйд… Эти глаза смертоносны.

Еще пару секунд она стояла, просто глядя в пространство; затем достала из буфета пару ложек и начала раскладывать по тарелками рис, креветки, соус чили и зелень. Подняв тарелки, она через плечо глянула на меня – теперь выражение ее лица было мягким – и кивнула на свой бокал.

– Можешь захватить мой бокал и бутылку?

Я кивнула и, зажав бутылку под мышкой, взяла оба бокала и направилась следом за Робин в гостиную – огромную комнату с окнами во всю стену, за которыми мерцали огни долины Сан-Габриель. Возле окна стоял маленький столик, накрытый скатертью глубокого винного цвета, рядом два стула и две высокие свечи на столе.

Поставив тарелки на стол, Робин взяла у меня бутылку вина и опустила ее в ведерко со льдом. Она взяла у меня свой бокал и поставила его на стол, жестом предлагая мне присаживаться, пока она зажигала свечи. Наконец, Робин села напротив меня и положила салфетку себе на колени, впервые за несколько минут встречая мой пристальный взгляд.

– Тут мило, Робин. Спасибо, – я попыталась вернуться к прежней непринужденности.

– Надеюсь, тебе это понравится – мама готовила это для ресторана, когда я последний раз была дома. Пожалуйста, – она махнула рукой в сторону моей тарелки, – угощайся.

Я наклонилась к тарелке, сделала глубокий вдох и усмехнулась.

– Если вкус так же хорош, как и запах – это что-то сказочное. – Я поднесла вилку ко рту. – О, Боже. – Я закрыла глаза и медленно жевала, смакуя остроту чили и пряность креветки. Это было, действительно, невероятно. – Это изумительно.

Открыв глаза, я обнаружила, что Робин отклонилась на спинку стула и с небольшой улыбкой смотрит на меня.

Я замерла на середине жевка и быстро проглотила.

– А ты разве есть не будешь?

Теперь она широко улыбнулась, ярко и дразняще.

– Гораздо интереснее наблюдать за тобой. Большинство людей, для которых я готовлю не ценят это так, как ты. Приятно видеть такой энтузиазм.

– Ну, – я наколола на вилку еще кусочек креветки, – тогда те, для кого ты готовишь – идиоты. Честно, Робин, это – фантастично. – Я положила креветку в рот и снова закрыла глаза, наслаждаясь вкусом. Проглотив, я добавила: – И ты можешь готовить для меня в любое время.

Она удовлетворенно улыбнулась мне и подняла вилку.