Дом, где жила Маргит, был типичным для застройки конца сороковых. Таких домов было много в южных пригородах Стокгольма. Чаще всего в них была гостиная, две маленькие комнаты и кухня. Бывшая жена Форса выросла в таком доме в районе Хекаренгене в Стокгольме.

Форс остановился около черной железной калитки с цветочным узором. Он вышел, оставив машину незапертой. К забору был прислонен голубой дамский велосипед. Участок украшал флагшток. Флаг развевался на сильном ветру. Форс подошел к двери и позвонил. Маргит открыла почти сразу же, как будто она ждала по другую сторону дверей.

— Ужасно дует, — было первое, что она сказала.

Ветер вырывал дверь из ее рук.

Они прошли в холл.

— Я как раз ужинаю. Вы не могли бы немного подождать?

Форс кивнул. Он остался в холле, где стояла вешалка с парой курток и пальто. Из кухни доносился сильный запах. Форс никак не мог определить, что там готовилось.

— Пожалуйста, входите! — крикнула Маргит, и Форс вошел в кухню.

Маргит сидела на корточках перед открытой дверцей духовки. Форс прошел через кухню в гостиную. В комнате стояли темно-синий плюшевый диван, красное плюшевое кресло и полированный столик из какого-то благородного дерева. На столике около дивана в горшке росло маленькое растение. На окнах висели белые занавески. На подоконнике стояли герани и маленькие сувенирные зверушки с надписями. На стене висели часы с кукушкой, телевизор был накрыт связанной крючком салфеткой. На полу лежал бежевый ковер. Камин был таким чистым, как будто там никогда не разводили огонь, хотя в нем лежали три березовых полена. Вдоль стен стояли три стула с прямыми спинками и узорными сиденьями. На столе лежала аккуратная пачка еженедельных газет. Форс посмотрел на часы с кукушкой. Часы стояли.

— Хотите чего-нибудь? — спросила Маргит, выходя из кухни и останавливаясь рядом с Форсом.

— Спасибо, нет. Мы можем устроиться тут?

— Конечно. Пожалуйста.

Маргит прошла мимо Форса и села в углу дивана. Форс расположился в красном кресле с потертыми подлокотниками. Он открыл портфель и достал блокнот, посмотрел на наручные часы и записал время.

— Маргит Лундквист, — сказал он. — Правильно?

Форс видел имя на дверях ее кабинета в школе, и Хумблеберг называл ее, но он подумал, что это хороший способ начать разговор.

— Да.

— Как пишется ваша фамилия?

— Лундквист.

— Как долго вы работаете в школе Люгнета?

— Пятнадцать лет.

— Вы знаете всех учеников?

— Большинство из них, во всяком случае.

— Ваш сын, кажется, тоже ходил в школу Люгнета?

— Да, Маркус.

— Сколько ему лет?

— Двадцать один.

— Где он живет?

Маргит Лундквист сложила руки на коленях и почесала правой рукой левую. У нее были обкусанные, ненакрашенные ногти.

— Можно задать вам один вопрос?

— Конечно.

— К чему все это?

— Этот разговор?

— Да.

— Я пытаюсь понять, куда пропал Хильмер Эриксон.

— И поэтому вы хотите знать, где живет Маркус?

— Да.

— Но почему?

— Потому что Маркусу может быть что-нибудь известно о Хильмере.

Маргит глубоко вздохнула и сняла руки с колен.

— Но откуда?

— Это только мое предположение. А как вы думаете? Знает он что-нибудь о Хильмере?

Маргит помолчала. Что можно знать о том, кто исчез? Что можно знать о том, кто стал невидимым? Что можно знать о том, кто истекает кровью и у кого во рту коричневые листья?

— Свен рассказал, что Маркус общается с нацистами, что он носит нацистские символы и встречается с Аннели Тульгрен.

— Да. Но при чем здесь Хильмер?

— Я не уверен, что все это как-то касается Хильмера, но я должен попытаться узнать как можно больше. Как я понял, у Аннели Тульгрен и Хильмера месяц назад произошел конфликт.

— Об этом я ничего не знаю.

— Где живет Маркус?

Маргит вздохнула и назвала адрес в городе.

— Он давно там живет?

— Он уехал из дома осенью.

— Где он работает?

— Он безработный.

— Маркус часто навещает вас?

— Иногда заходит. У него остались кое-какие вещи в подвале.

— Когда он был тут в последний раз?

— Недавно.

— Когда? Хотя бы приблизительно.

— Я думаю, он был здесь в субботу, но ко мне не заходил.

— Откуда вы знаете, что он тут был?

— Он сам сказал. Он хотел забрать некоторые вещи, но так и не зашел. Я позвонила вечером, и он сказал, что был здесь, но у него не было времени зайти.

— Зачем он сюда приезжал, вы знаете?

— Нет.

— Он ездит на автобусе?

— У него машина.

— Откуда у него деньги на машину, если он безработный?

Маргит не ответила.

— И сколько стоили его права?

— Пятнадцать тысяч.

— За них заплатили вы?

— Да.

— А машина?

— Он купил ее за одиннадцать.

— Платили опять вы?

— Да.

— Дорогие подарки вы делаете своему ребенку.

— Чувства стоят того.

— Что вы имеете в виду?

— Никогда не думаешь, что может вот так получиться.

— Что может получиться?

— Сын, который лишь ненавидит.

— Лишь ненавидит?

— По крайней мере, он говорит только об этом.

— Кого он ненавидит?

— Всех. — Она провела рукой по бедру. - Может, у него что-то с психикой?

Казалось, она пытается убедить Форса в том, что у ее сына проблемы с психикой, в которых она как мать совершенно не виновата.

— Вы разочарованы в нем?

Маргит покачала головой и снова почесала руку.

— Это не то слово. Последние пять лет были просто адом.

— А что произошло?

Она глубоко вздохнула.

— Ему было пятнадцать, когда все это началось. Я думаю, что кое-что вы уже слышали от Свена. Он сказал мне, что разговаривал с вами об этом. Если бы не Свен, я бы этого не выдержала.

— Как это началось?

— У Маркуса появились новые, старшие приятели, в комнате стали появляться флаги, брошюры, старые медали, ножи, как у военных.

— Ножи?

— С такими вот крестами.

— Свастиками?

— Да. И музыка. Сутки напролет

Маргит откинулась на спинку дивана и поднесла руки к щекам.

— А отец Маркуса? — спросил Форс.

— Они никогда не встречались.

— Почему?

— Это долгая история. О чем только не передумаешь долгими ночами. Все размышляешь о сделанных ошибках, о том, как все было бы по-другому, если бы можно было начать жизнь заново.

Она медленно покачала головой.

— Как его зовут?

— Отца Маркуса? Ханс.

— Он живет не здесь?

— Он живет в Стокгольме.

— И Маркус никогда не встречается с отцом?

— Мы развелись, когда сыну было полгода. Я вернулась домой. Мы не общаемся уже двадцать лет.

— А он как-нибудь проявлялся?

— Когда Маркусу исполнилось три года, отец прислал ему книжку-картинку и все.

— Они никогда не встречались?

Маргит медленно покачала головой, как будто она не хотела говорить четкое «нет».

Форс записал. На улице канат стучал о флагшток.

— Я укреплю канат получше, — сказал Форс, не глядя на Маргит, — когда буду уходить.

— Что?

— Флаг. Я привяжу его покрепче, тогда канат не будет стучать.

— Спасибо. Я и не думала, что это может мешать.

Форс посмотрел на свои ноги. Придя к Эриксонам, он снял ботинки, а сейчас забыл это сделать. В доме жертвы он снимал обувь, у матери предполагаемого преступника забыл. Но кто знает, кому из этих двух женщин досталось больше?

— Простите? — сказала Маргит Лундквист, заметив его задумчивый взгляд.

— Нет, ничего. Как долго встречаются Маркус и Аннели?

— С осени.

— Вы знаете Аннели?

— Я видела ее.

— Но вы знакомы?

— О ней много говорят. В школе есть учителя, которые угрожают взять больничный, если она придет в школу.

— С ней так трудно?

— Многие считают. что она просто невыносима.

— Где она живет?

Маргит махнула рукой.

— На следующей улице. Кирпичный дом. У ее матери, Берит, киоск на автобусной станции Отчим водитель.