Аннели открыла ящик и достала оранжевый хлопчатобумажный свитер, черную юбку и черные колготки. Мальчик по имени Ульф сел на кровати. Над ним висел плакат с изображением солдата СС. Наверху большими готическим буквами было написано « Валькирия».
— А что мне надеть на ноги? — поинтересовалась Аннели.
— Можешь взять мои сабо, — сказала Берит заботливо.
В дверях появился Лудвиг с банкой пива в руке. Он открыл се и отхлебнул.
— А вы знаете, что при аресте девочки с вами должен быть кто-нибудь из женского персонала? — спросил он и вытер губы тыльной стороной ладони.
— Персонала не хватает, — сказал Форс. — Увы.
— Я готов, — Нильсон затянул шнурок вокруг мешка. Он поднял его, протиснулся мимо Лудвига Тульгрена и вышел в холл.
— Идем, — поторопил Форс Аннели.
Девочка посмотрела сначала на свою мать, потом на Форса, потом на Лудвига Тульгрена и, наконец, вышла из комнаты, которая пахла детским сном и сигаретным дымом. Аннели надела черные сабо, которые стояли под вешалкой. Форс посмотрел на свои ботинки. В комнате Аннели лежал пыльный светло-серый ковер. Герань на окне совсем завяла.
— Ну, доиграетесь вы, — пробормотал Лудвиг Тульгрен, — так и знайте. Я вам обоим устрою ад.
— Аннели вернется домой после обеда, — пообещал Нильсон, — мы привезем ее.
— Еще бы, — прошипела Берит.
— Увидимся, Лудде, — сказал Нильсон, открывая входную дверь. По дороге он потрогал пальцем вялый шведский флаг, забросил за спину полиэтиленовый мешок — при этом он стал похож на Санта-Клауса, — и пошел к машине. Открыв багажник, он положил туда мешок.
Форс подождал, пока Аннели пройдет мимо него.
— Не позволяй им щупать тебя, старушка, — заорал Лудвиг Тульгрен и поднес банку пива ко рту.
Аннели не услышала или просто не обратила внимания, ее мысли были заняты чем-то другим
— Пока, — сказал Форс и пошел за Аннели.
— Ты едешь со мной, — сказал Нильсон Аннели из машины. — Хочешь сидеть спереди или сзади?
Аннели села на переднее сиденье.
— Свиньи-коммунисты! — заорал Лудвиг Тульгрен, когда Форс тронулся и поехал за «вольво» по Бьеркстиген. В саду желтого дома неподалеку Форс увидел Петера Блина. Тот направлялся к забору, к которому был прислонен велосипед.
Когда они выехали на шоссе. Форс включил радио. Передавали новости. Форс переключил канал и стал слушать скрипичную музыку.
Когда они подъехали к городу, дождь закончился.
Вторник, полдень
Здание из стекла и бетона, в котором располагался полицейский участок, было построено в начале семидесятых в характерном для того времени стиле и напоминало крепостную стену с бойницами.
Форс и Нильсон въехали в гараж и по обе стороны от Аннели Тульгрен пошли к лифтам. Нильсон с трудом тащил черный полиэтиленовый мешок. Форс нес палку, которую получил от Хаммарлунда.
Они поднялись на четвертый этаж, где в маленьких комнатках вдоль коридора располагался отдел криминалистики.
— Устрой ее где-нибудь здесь, — сказал Форс — и проследи, чтобы Стенберг и Юхансон забрали ее одежду.
Аннели вопросительно вскинула брови, но ничего не сказала.
— Пойдем со мной, — сказал Нильсон, поставил мешок на пол и положил руку на плечо Аннели Тульгрен.
Форс пошел в свой кабинет, который он делил с Карин Линдблум. У нее было трос детей, и, по общему мнению, она стала комиссаром потому, что, как это называлось, «имела кое-что между ног».
Ее младший сын, Мортен, был аллергик, поэтому по понедельникам Карин не работала, а занималась больным ребенком.
— Ты насквозь мокрый, — было первое, что она сказала.
— Я знаю. Пойдем в кафетерии?
— Конечно, но сначала ты должен надеть что-то сухое.
— Не понимаю, почему все мечтают переодеть меня в теплую одежду, — пробормотал Форс.
— Это потому, что мы боимся за тебя, Харальд. Ты единственный здесь из столицы, и если ты подцепишь воспаление легких, мы будем несказанно огорчены.
Карин Линдблум родилась в местечке Сошеле и была не особо высокого мнения о тех, кто вырос в городе, впрочем, как и о тех, кто родился в деревне. Ее отец работал регулировщиком, пока его не сбил пьяный водитель, который хотел проехать мимо дорожного контроля. Теперь он сидел в инвалидном кресле и разговаривал при помощи компьютера.
У Форса был свитер и несколько чистых рубашек в шкафу. Он переоделся.
— У тебя нет носков? — спросил он.
— Могу дать колготки, если хочешь, — ответила Карин.
Форс улыбнулся.
— Как Мортен?
И Карин начала рассказывать, какие сказки она читала сыну по понедельникам. Мортен был результатом случайной связи между Карин и Хаммарлундом. Связь длилась со дня святой Люсии до конца Великого Поста. Все управление знало, что Карин Линдблум считает Хаммарлунда изрядной скотиной.
— Сейчас мне надо выпить кофе, — сказал Форс.
— Может, и бутерброд? — предложила Карин Линдблум.
— Может, и бутерброд.
Кафетерий находился на последнем этаже. Оттуда открывался великолепный вид на озера. Хотя сегодня облака висели так низко, что казалось, будто они лежат между деревьями в парке перед управлением. Карин и Форс сели за столик. Форс заказал большую чашку кофе с молоком и ржаную булочку с вареным порезанным яйцом, анчоусом и салатным листом.
И никто не замечал Хильмера. Он стонал от холода и бродил по комнате, пытаясь найти ту, по которой он так тосковал.
Эллен.
Эллен.
Форс выпил кофе и съел бутерброд. Карин смотрела, как он ест.
— Ты похудел.
Форс просиял:
— Заметно?
— Конечно. Ты на диете?
— Да.
— Сейчас тебе лучше поесть.
Форс разжевал и проглотил бутерброд.
— Ну что ж, мы нашли преступников, — сказал он с набитым ртом, — но нам нужно признание и доказательства.
Затем он рассказал о том, как предполагает вести допросы. Карин слушала и время от времени задавала вопросы.
— Это трудно, — сказала она, когда Форс замолчал.
— Хаммарлунд говорит то же самое, но я уверен, что все получится. Начнем с Мальмстена. Он расскажет.
— Ты в этом уверен?
— Ты будешь сам их всех допрашивать?
— Если бы ты больше была в курсе дела, то я попросил бы тебя взять на себя Тульгрен. С ней будет сложнее всего. А так придется допрашивать всех самому. Но я буду рад, если ты будешь присутствовать.
— Как тебе угодно.
Они вышли из кафетерия и спустились на лифте обратно на четвертый этаж. Полицейские собрались в одной из больших комнат для встреч. В комнате были дюжина стульев, стоявших полукругом перед столом, карта на стене, доска для письма и стол. Форс уселся около стола. Сван и Мартинсон сидели, нагнувшись над спортивным приложением к «Ежедневным новостям».
Форс подумал о том, что скоро всем поступающим в школу полиции станут задавать один вопрос: «Являетесь ли вы членом какого-нибудь спортивного общества?», а вопросом номер два станет: «Записаны ли вы в библиотеку?». Кандидатов, ответивших «да» на первый вопрос и «нет» на второй, в школу полиции принимать не будут.
Карин села около Мартинсона. Она была пловчиха, это знал и Мартинсон, и все остальные. Тот, кто был хорошим спортсменом, автоматически становился хорошим коллегой, даже если это была женщина. Тот, кто читал книги или слушал классическую музыку, считался сродни гомосексуалистам или даже кем-то еще хуже.
В комнату вошли Стенберг и Юхансон. Они заняли места друг напротив друга перед столом.
— Ну как? — спросил Форс и повернулся к Стенбергу.
— Могло бы быть хуже, — ответил Юхансон. — А где Нильсон?
— Ему кто-то позвонил, — объяснил Стенберг.
— Черт! — фыркнул Мартинсон.
— Так тут будем только мы? — поинтересовался Стенберг и огляделся.
Прежде чем Форс успел ответить, в дверях появился Нильсон. Он прошел в комнату и сел около Свана.
— Они нашли велосипед, — сообщил он.