Форс вернулся к себе.

Карин сидела, откинувшись на спинку стула, и полировала ногти.

— Теперь Бультерман, — сказал Форс и посмотрел на часы.

Карин отложила пилку и вышла. Форс поменял пленку в магнитофоне, подписал старую и положил ее в верхний ящик письменного стола. Карин вернулась с Ларсом-Эриком Бультерманом.

Он сел перед Форсом, и тот начал задавать вопросы. Бультерман отвечал отчетливо и назвал свое имя, дату рождения и адрес. Потом он замолчал. Он не захотел сказать, как зовут его родителей.

— В чем дело? — спросил Форс, пристально рассматривая молчащего Бультермана.

Тот не отвечал.

— Мы ведь знаем, как зовут твоих родителей, — пояснил Форс, — эти вопросы простая формальность.

Бультерман молчал. Форс нагнулся вперед.

— Слышишь, что я говорю?

— У него дерьмо в ушах, — прошипела Карин из-за своего стола. — Слышь, парень, надо бы почистить уши.

— Нам будет легче, если ты не станешь упрямиться, — сказал Форс.

Но Бультерман молчал.

Через десять минут, так и не добившись от Бультермана ни слова. Форс поднялся и отвел его в одну из камер. Затем он привел в кабинет Аннели Тульгрен. Тульгрен села на то же место, где прежде сидел Бультерман. Форс задал ей те же вопросы относительно имени, адреса, даты рождения и имен родителей, и Тульгрен отвечала ясно и четко.

— Мы расследуем дело об избиении Хильмера Эриксона, — сказал Форс. — Мы думаем, что ты в нем замешана. Все довольно серьезно, так как Хильмер по-прежнему без сознания и исход неизвестен.

— Ты понимаешь, что это значит? — крикнула Карин. — Исход неизвестен. Это значит, что он может умереть. И если он умрет, то мы будем знать, что ты одна из тех. кто его убил.

— Я убиваю, кого хочу! — выкрикнула Тульгрен в ответ.

— Что? — спросил Форс в крайнем изумлении.

— Я убиваю, кого хочу, — повторила Тульгрен.

— Объясни, что ты имеешь в виду, — попросил Форс.

— Только то, что сказала.

— Что ты убиваешь, кого хочешь?

— Да.

— Что это значит?

— Это значит, что она просто тварь! — заорала Карин со своего места, и Форс выключил магнитофон.

— Заткни хлебало, сука, — ответила Тульгрен и повернула голову к Карин. Та поднялась со стула и быстрыми шагами подошла к девочке.

— Что ты сказала, подружка?

— Ты, сука…

Ее слова прервала пощечина.

Карин нагнулась и посмотрела Тульгрен в глаза:

— Не слышу..

— Су..

Пощечина обрушилась на другую щеку.

— Ну, скажи это еще раз. — прошипела Карин.

— Ты...

Карин отвесила ей третью пощечину.

— Я думаю, нам надо успокоиться. — заметил Форс.

— Я спокойна, Харальд. Спокойна, как слон.

— Пойди сядь.

— Я спокойна.

— Сядь.

Карин вернулась к своему столу и села. Форс включил магнитофон. Он слышал тяжелое дыхание Карин.

— Продолжим, — предложил Форс. — Ты сказала, что убиваешь, кого хочешь.

Аннели Тульгрен кивнула.

— И кого ты хочешь убить?

Аннели Тульгрен показала на Карин.

— Например, ее.

— Еще кого-нибудь?

— Черных.

— Всех?

— Да.

— Но каким образом?

Аннели Тульгрен насмешливо улыбнулась. На ее щеках горели красные пятна от пощечин.

— Ты же знаешь, что я не одна.

— Ты не одинока в своем желании убивать черных?

— Именно так.

— И кто же еще хочет убивать черных?

— У меня есть товарищи.

— Кто именно?

— Ты думаешь, я расскажу это легавому? Вы можете бить меня сколько хотите, но я ничего не скажу.

— Но ты хочешь убивать?

— Я это уже сказала.

— И Хильмера Эриксона ты тоже хочешь убить?

— На этот вопрос я не отвечу.

— Ты, наверное, не знаешь, что мы нашли Хильмера?

— Насрать мне на это.

— Мы нашли его в куче листьев.

— Мне плевать.

— Он чудовищно избит, но через несколько дней он, возможно, сможет рассказать, кто избил его так, что он потерял шесть зубов.

— Ага.

— Ты била его больше остальных?

Аннели Тульгрен вздрогнула:

— Они все растрепали?

— Кто они?

— Я ничего не сказала.

— Так это ты била сильнее остальных? — повторил Форс.

Аннели Тульгрен ответила с насмешливой улыбкой:

— А почему тебя это интересует?

— Отвечай на вопрос.

Аннели покачала головой:

— Ты себе нравишься?

— Отвечай на вопрос. Аннели.

— Ты нравишься себе, считаешь себя таким хорошим, потому что у тебя письменный стол и кабинет, в котором ты сидишь, и потому что ты легавый. Но ты ни хера не лучше других. Я могу тебе это доказать.

— Что ты можешь доказать?

— Что ты не лучше других.

— Я не лучше других, — сказал Форс. — Это ты думаешь, что в мире одни люди должны быть лучше других, но я так нс думаю.

— Не думаешь, — сказала Аннели и покачала головой. — Она повернулась на стуле и указала на Карин. — Я могу подать на нее жалобу. Она дала мне три пощечины. Ты будешь свидетелем. И я могу поклясться: ты засвидетельствуешь, что она этого не делала. Потому что вас двое. Потому что один из вас сможет сделать все что угодно, а другой скажет, что ничего подобного нс было. Я не права?

— Ты не права.

Аннели Тульгрен захохотала.

— Я подам на нее жалобу. И ты поймешь, что ты такая же свинья, как все остальные. Но выводов ты не сделаешь. Потому что у тебя вместо головы жопа.

Аннели Тульгрен поднесла выпрямленный указательный палец к своему виску, как будто это был револьвер.

— Вернемся к Хильмеру Эриксону, — предложил Форс.

Аннели раздраженно покачала головой так, что хвост заходил из стороны в сторону.

— Нет. Я хочу разговаривать с кем-нибудь другим, чтобы я смогла подать на нее жалобу за жестокое обращение.

Карин поднялась.

— Я пойду к Леннергрену и расскажу ему о том, как потеряла контроль над собой.

— Попроси Нильсона или кого-нибудь еще прийти сюда, — сказал Форс. — Дверь не закрывай.

Карин кивнула и вышла.

— Видишь? — сказала Аннели Тульгрен.

— Что? — сказал Форс. — Что такое я должен видеть?

— Ты знаешь, почему она ушла? Потому что я ее победила.

— Что ты имеешь в виду?

— Она испугалась. Но я не боюсь ни ее, ни тебя, и никого из этих гребаных свиней-полицейских. Мне на вас насрать. Вот в чем разница между вами и мной. Я не боюсь, а вот вы все обосрались от страха. Стоит только прикрикнуть на вас, как вы убегаете, поджав хвосты. Вы заслуживаете только одного — знаешь чего? — презрения.

— Как ты относишься к Хильмеру Эриксону?

— Он тоже ублюдок.

— Ты считаешь, что Хильмер ублюдок?

— Да!!!! — заорала Аннели Тульгрен. — Он ублюдок, ублюдок, ублюдок!

— Почему?

— Он водит компании с черными.

— То есть?

— Не строй идиота.

— Расскажи.

— Он вмешивался не в свое дело.

— Например?

Аннели Тульгрен вздохнула и откинулась на спинку стула.

— Не имеет значения.

— Он вмешался, когда ты избивала ногами Мехмета?

— Не имеет значения.

Форс нагнулся вперед.

— Почему ты такая, Аннели?

— Не твое дело.

— Люди были злы к тебе?

Аннели Тульгрен подняла руки и прижала ладони кушам.

— Неужели никто не был добр к тебе?

— Отвали!!! — завизжала Аннели.

В этот момент в комнату вошел Нильсон. Он беззвучно закрыл за собой дверь и сел на место Карин. Аннели Тульгрен повернулась на стуле и проследила за ним взглядом.

— А тебе что тут надо, старый мудак?

Она отняла ладони от ушей и ждала ответа. Но никто ей не ответил.

— Я хочу заявить об избиении, — продолжила она. — Вот сидит свидетель. Я хочу, чтобы меня допросили.

— Избиение — это ужасно, я приму твое заявление, если тебя кто-то побил. — сказал Нильсон.

— Ты так только говоришь, — фыркнула Аннели.

— Нет, — сказал Нильсон, - я говорю это не просто так. Но сначала ты должна ответить на вопросы Харальда.

Тульгрен некоторое время молча смотрела через плечо на Нильсона, затем она повернула голову к Форсу.