Nisi fugissem medium, credo, praemorsisset.

(8) Также и Атта [1241]в "Своднице":

(9) Также peposci, а не poposci написал Валерий Анциат [1243]в сорок пятой книге "Анналов": "Наконец, народный трибун Лициний назначил ему время [для разбирательства дела] о государственной измене и попросил (peposcit) претора Марка Марция [указать] день для комиций". [1244](10) Равным образом Атта в "Aedilicia" говорит:

(11) Проб отметил, что Элий Туберон [1246]в книге, посвященной Гаю Оппию, [1247]также употребил [форму] occecurit и привел следующие его слова: „Si generalis species occecurrerit. (Если б представился общий вид)“. [1248](12) Тот же Проб заметил, что Валерий Анциат в двенадцатой книге „Истории“ написал speponderant и привел его слова: „Тиберий Гракх, бывший квестором у Гая Манцина в Испании, и прочие, которые обещали (speponderant) мир“. [1249]

(13) Правило же подобного произношения, как кажется, может быть следующим: поскольку греки в том виде прошедшего времени, который они называют παρακείμενον (перфект), обращают вторую букву глагола в „е“, как в γράφω — γέγραφα (писать), ποιω̃ — πεποίηκα (делать), λαλω̃ — λελάληκα (болтать), κρατω̃ — κεκράτηκα (побеждать), λούω — λέλουκα (мыть), (14) следовательно, так происходит и с mordeo — memordi (кусать), posco — peposci (просить), tendo — tetendi (тянуть), tango — tetigi (касаться), curro — cecum (бежать), tollo — tetuli (поднимать), spondeo — spepondi (клятвенно обещать). (15) Так, Марк Туллий [1250]и Гай Цезарь [1251]говорили mordeo — memordi, pungo — pepugi, spondeo — spepondi.

(16) Кроме того, я обнаружил, что по этому же правилу [плюсквамперфект] от scindo (разрывать) произносился не как sciderat, а как sciciderat. Луций Акций [1252]в первой книге „Сотадических стихов“ [1253]говорит sciciderat. Вот его слова:

(17) Также Энний <в „Меланиппе“: [1255]

Валерий Анциат в семьдесят пятой книге „Истории“ написал следующее: „Затем, после совершения погребения, он взошел на форум (descendidit)“. [1256]

Лаберий в „Катулярии“ (Саtularius) сказал так:

О том, что <как> ususcapio (приобретение в собственность в порядке давности и при наличии определенных условий) произносится в именительном падеже слитно, так и pignoriscapio (взятие в залог) в этой же форме произносилось слитно

(1) Как ususcapio говорится в одно слово, причем „а“ произносится долго, [1258]так и pignoriscapio произносится слитно и долго. (2) [Вот] слова Варрона [1259]из первой [книги] „Вопросов в письмах“: „Pignoriscapio стало отдельным словом из-за солдатского жалованья, которое воин должен был получать от эрарного трибуна“. [1260](3) Отсюда достаточно ясно, что это capio должно произноситься так же, как captio (обман) [в сочетании] как с usus, так и с pignus. [1261]

О том, что и levitas и nequitia [на самом деле] не имеют того значения, в котором они употребляются в обыденной речи

(1) Я слышу, как сегодня levitas обычно употребляется в значении „изменчивость, непостоянство“, a nequitia — в значении „хитрость, ловкость“. (2) Но те из древних, кто говорил правильно и чисто, называли leves тех, кого мы сегодня обычно называем ничтожными (viles) или недостойными какого бы то ни было уважения (nullo honore digni), употребляя соответственно levitas вместо vilitas (ничтожество), a nequam (негодный, беспутный) *** [1262]человека бездельного и бесполезного, который у греков называется обычно ά̉σωτος (беспутный) или α̉κόλαστος (распущенный).

(3) Тот, кто [пожелает] найти примеры [такого употребления] этих слов, пусть не ищет их в совсем древних книгах, а обратится к „Второй филиппике против Марка Антония“ [1263]у Марка Туллия [Цицерона]. (4) Ведь когда он вознамерился указать на низменный образ жизни и поведение Марка Антония, на то, что он скрывается в трактире, что он пьянствует с утра до вечера, что он ходит, скрыв лицо, чтобы его не узнали; так вот, желая сказать про него эти и другие [вещи] подобного рода, он говорит: „Но обратите внимание на его низость (levitas)!“; так, словно указанные позорные [поступки] человека емко выражаются этим порицанием. (5) И затем, возводя на Антония какие-то другие язвительные и позорные поношения, в конце он добавил следующее: „О негодный (nequam) человек! Ибо что еще можно сказать“.

(6) Но мне хочется привести более полно слова Марка Туллия из этого отрывка: „Но обратите внимание на его низость (levitatem)! Прибывши приблизительно в десятом часу в Красные Скалы, [1264]он укрылся в какой-то корчме и, прячась там, пропьянствовал до вечера. Быстро подъехав к Риму на тележке, он явился к себе домой, закрыв лицо. Привратник спрашивает: „Ты кто?“ — „Письмоносец от Марка“. Его тут же привели к той, ради кого он приехал, и он передал ей письмо. [1265]Когда она, плача, читала письмо (ибо содержание этого любовного послания было таково: у него-де впредь ничего не будет с актрисой, он-де отказался от любви к той и перенес всю свою любовь на эту женщину); когда она разрыдалась, этот сострадательный человек не выдержал, открыл лицо и бросился ей на шею. О негодный человек (hominem nequam)! Ибо что еще можно сказать? Ничего более подходящего сказать не могу. Итак, именно для того, чтобы она неожиданно увидела тебя, Катамита, [1266]когда ты вдруг откроешь себе лицо, ты и перепугал ночью Рим, и на много дней навел страх на Италию?“ [1267]