— Ясь... Звонили из больницы. Крепись, маленький... Мама умерла.

                   Александра настояла, чтобы я не отпрашивалась с работы. Вы с ней начали подготовку к похоронам, а мне пришлось торчать на своём рабочем месте, то и дело стараясь скрыть от людей слёзы. В обед администратор Марина отвела меня в уголок и спросила:

                   — Чего у тебя случилось? Глаза на мокром месте...

                   Я честно ответила:

                   — У подруги мама умерла.

                   Наша с Александрой договорённость насчёт переезда осталась в силе. Твоя сестра пообещала, что заедет за мной на работу, отвезёт домой, и я соберу вещи. Она сдержала своё слово: когда я вышла вечером на улицу, меня уже ждал знакомый джип. Александра выглядела усталой и бледноватой, под глазами у неё залегла голубизна, но, по своему обыкновению, она держала чувства в узде.

                   — Как там с похоронами? — спросила я.

                   — Всё утрясли, — кивнула она.

                   Не знаю, из чего была сделана твоя сестра, если после всего этого она нашла в себе силы возиться ещё и со мной. Не удержавшись, я обняла её. Погладив по лопатке, Александра чмокнула меня в висок.

                   — Спасибо, солнышко. Ну... Поехали, что ли. Надо теперь твоими проблемами заняться.

                   Честно говоря, хоть меня и ободряла её поддержка, я всё-таки слегка нервничала, поднимаясь по лестнице к своей двери. По моему настоянию, Александра осталась ждать внизу: что я, маленькая, что ли, в самом деле — одна не справлюсь? В последний момент внутренний голос пискнул, что это была не очень хорошая идея, но... слишком поздно.

                   Светлана, встретив меня в прихожей, ничего не сказала, только окинула таким взглядом, что у меня стало нехорошо в животе. С кухни доносились мужские голоса: у нас дома был гость — дядя Слава, младший брат отца. После развода с женой он уехал из города, несколько лет скитался неизвестно где, а сейчас вот приехал встретиться с дочерью, но не знал её адреса, а потому зашёл к нам — в надежде, что мы подскажем.

                   Отец, кстати сказать, был уже десять дней в отпуске и всё это время почти не просыхал, накачиваясь пивом под завязку, а иногда не брезговал дерябнуть и водки. Пил он один, не ища собутыльников и как-то забыв о Светланиной даче: когда он выпивал, ему всё становилось безразлично. Маман, возлагавшая надежды на его помощь в отпуске, жестоко обманулась в ожиданиях и ходила злая, как мегера. Моя покойная мама, когда отец бывал нетрезв, только расстраивалась и плакала, а Светлана скандалила. Похоже, она уже сама была не рада, что вышла замуж за него. Этот его порок открылся для неё как-то неожиданно: до свадьбы отец держал себя в руках, а если ему и случалось выпить, то это было в разумных пределах. Сам отец объяснял своё поведение в отпуске так:

                   — Устал на этой треклятой работе, надо снять стресс.

                   Работал он главным энергетиком на небольшом металлообрабатывающем предприятии. Там в последнее время что-то не ладилось, и он действительно порой приходил домой вымотанный. Выйдя в отпуск в первый раз за последние три года, он ушёл в капитальный запой. Дядя Слава тоже был любителем "снять стресс" таким способом — потому, собственно, его семья и развалилась. Сейчас они с отцом выпивали на кухне и обсуждали моё вопиющее поведение, а Светлана от злости и раздражения была готова вот-вот взорваться, как паровой котёл.

                   — Устроили тут пьянку! Дым коромыслом! Алкаши несчастные!

                   Из элегантной и изящной леди в голубом платье, какой она была в день бракосочетания, маман превратилась в обычную женщину за пятьдесят, слегка неухоженную, с морщинками и сединой, пробивающейся в неокрашенных корнях волос, в шёлковом халате, тапочках и с отросшей на ногах растительностью.

                   А в кухне и правда стояла непроглядная завеса сигаретного дыма. Не помогала даже открытая форточка: отец с дядей Славой смолили вдвоём, как паровозы, одну сигарету за другой. Когда я вошла, отец потребовал, матерясь почти через каждое слово:

                   — Ну и скажи мне, б**дь: это правда? Не, Светкин пацан — не трепло, наговаривать зря не станет... Но я, на х**, хочу от тебя это услышать. Что мы с твоей матерью делали не так? Когда не досмотрели? Где ты... нахваталась, б**дь, всего этого?

                   — Нигде, — ответила я. — Такой родилась, видимо.

                   Дядя Слава, неопрятный, худой и длинный, весь какой-то засаленный и потный, поинтересовался со скабрезным прищуром:

                   — Ну и как вы это между собой делаете? Ну, когда мужик с бабой — всё понятно... Но две девки? Чем? Не, ну, просто интересно, чем тебя нормальный мужской хрен не устраивает?

                   Всё у меня внутри превратилось в камень. Я не собиралась ничего объяснять этим двум пьяным мужикам.

                   — У моей подруги мама умерла, — сказала я сухо. — Я пока поживу у неё. Собственно, я только за вещами пришла.

                   — Подруга у неё! — Отец презрительно хмыкнул, налил себе и брату по рюмке. — Наркоманка какая-то...

                   Во мне будто что-то лопнуло — какая-то нить, которая ещё удерживала меня в рамках приличий. Никто на свете не имел права так о тебе говорить — за это я была готова порвать кого угодно, даже родного отца.

                   — Заткнись, ты! — прорычала я. — Не смей так говорить, ты её не знаешь, а слушаешь всяких м**звонов, сопливых маменькиных сынков... которые сами ни хрена не понимают, что говорят!

                   Глаза отца осатанели от ярости.

                   — Ты как с отцом разговариваешь, соплячка?! — заорал он, поднимаясь. Пошатнувшись, он ухватился за край стола. — Ты... прошмандовка сопливая! Растили её, дрянь такую, воспитывали, кормили, учили... А она теперь отцу — "заткнись"?! А ну-ка, Слава... щас мы ей ремня всыплем... может, мозги на место встанут!

                   Дядя Слава с энтузиазмом изъявил желание помочь в экзекуции. Заледенев от ужаса, я отшатнулась к стенке.

                   — Только попробуйте... троньте, — хрипло пробормотал мой неузнаваемый голос. Я слышала его словно чужой, как бы со стороны.

                   — А вот и тронем, — сказал отец, вытаскивая из брюк ремень. — Ишь... в извращенки она, видите ли, подалась. Сопля зелёная... мозги куриные!

                   Вдруг раздался холодный и властный голос, повеявший, как северный ветер:

                   — Поднимете на неё руку — обоим яйца оторву.

                   В мгновение ока Александра скрутила отца и стянула ему руки его же ремнём. Дядя Слава полез было на выручку, но получил ногой в пах. Светлана стояла в дверях, испуганно прикрыв пальцами рот.

                   В течение следующих двадцати минут отец с дядей Славой молча сидели за столом, угрюмые, но притихшие — впечатлённые мерами физического воздействия, а я собирала в большую спортивную сумку вещи.

                   — Собирай всё по максимуму, Лёнь, — сказала Александра. — Тёплые вещи тоже бери... Мало ли.

                   Да, она была права: мало ли, может, я сюда больше не вернусь. Когда я выносила системный блок своего компьютера, отец, стоя в дверях кухни, пробурчал мне в спину:

                   — Ну и вали отсюда... дура. К наркоманке своей. Можешь не возвращаться!

                   Александра помогала мне выносить вещи. Подхватив компьютерный монитор, она сказала:

                   — Моя сестра не наркоманка. Она в школе работает. Учит слепых детей музыке. Вы бы попробовали делать то, что она делает... а потом бы ярлыки клеили.

                   На книжной полке сидел утёнок. Чуть не забыла маленького... Прижав его к груди, я взяла последний пакет с вещами и пошла вниз по лестнице.