— Да, Роберт? — Я встаю и делаю энергичный жест в его сторону. Все остальные сидят, подняв глаза к потолку.
— Я просто решил вам напомнить, сэр, что вы ничего нам не задали, — ухмыляется он. И отец и мать работают у него в налоговой службе.
— Роберт! — хором восклицает весь класс.
Я с беспомощным видом начинаю шарить вокруг, пытаясь найти учебник и одновременно сообразить, какие упражнения мы еще не делали, а все остальные мрачно ищут свои тетради, уповая на то, что мне так и не удастся это вспомнить.
— Ну и где находятся эти Соломоновы острова?
— Спасибо… э–э, Соня, то есть Сара. Соломоновы острова, Сара, находятся на юго–западе Тихого океана в четырех тысячах километров от северо–восточного побережья Австралии.
Это абсолютно точно. Повернувшись к карте мира, висящей на стене, я обнаруживаю целый ряд крохотных точек. Не могу сказать, что демонстрация оказывается удачной. Не успеваю я залезть на шаткий деревянный стул, чтобы получше рассмотреть карту, как он с треском разваливается. Падая, я врезаюсь подбородком в угол шкафа, который по иронии судьбы был принесен мной с целью придания себе большего авторитета. Очнувшись, понимаю, что лежу на спине, кровь хлещет на мой любимый галстук, а перед глазами маячат граффити, которыми украшена нижняя часть одной из парт, — «Рэндл — алкоголик!».
— Ну и чем вы там будете заниматься?
— Отличный вопрос, Рикки, отличный вопрос… М–м… — Я задумчиво чешу макушку.
На мое счастье, которое испытывает боксер при ударе гонга, раздается звук школьного звонка. Одиннадцать десять — перерыв до одиннадцати тридцати пяти.
— А почему бы нам не назначить приз тому, кто после перемены расскажет нам о Соломоновых островах всё, что знает, а?
— И какое это имеет отношение к французскому языку, сэр?
— Роберт, а почему бы тебе не заткнуться? (На самом деле я говорю: «Роберт, может, довольно? Не хотелось бы попусту тратить перемену», но смысл приблизительно тот же.)
С прискорбием должен признать, что в очередной раз мои познания в области обсуждаемого предмета лишь ненамного превышали уровень осведомленности учеников. Я подписался под метафорической пунктирной линией и согласился уехать в тьмутаракань, не имея ни малейшего представления о том, куда еду.
«Будь готов»; и хотя мои взаимоотношения со скаутской организацией не назвать тесными, ее лозунг запомнился. Во время перерыва на ланч я забегаю в школьную библиотеку и тут же ретируюсь, так как в отделе географии обнаруживаю почти половину своего класса. Лицо мое искажает гримаса, когда до меня доносятся обрывки их разговоров.
— Наверняка это будет какой–нибудь вшивый батончик «Марс».
— Ну да, какими он награждал нас до этого.
Я выскальзываю из библиотеки и, уже закрывая за собой дверь, слышу вопль Роберта:
— Он все равно никогда не задавал нам нормальных домашних заданий.
Наконец в три двадцать занятия заканчиваются, я направляюсь по Хай–стрит к центру и, проходя мимо двери туристического агентства, машу рукой менеджеру, который с раздраженным видом пытается встать с кресла. Он явно горит желанием содрать у меня деньги за билет, поэтому я спешно удаляюсь.
Из того немногого, что мне уже известно о Соломоновых островах, ясно, что путешествие туда не из дешевых. Поднявшись по гранитным ступеням города, претендующего на трехвековую историю, я бодро вхожу в публичную библиотеку.
— Вот… — жизнерадостно сообщаю я модно одетой библиотекарше с очками в форме полумесяца, свисающими на шнурке, которая стоит за стойкой. — Собираюсь на Соломоновы острова и хочу провести кое–какое исследование. — Тут у меня раздается смешок типа «ну вы же меня понимаете». Однако она не понимает.
— Вы записаны?
— Э–э… нет, боюсь, нет.
Библиотекарша надевает очки на нос. После нескольких формальностей и огромного количества фырканья мне, наконец, указывают кончиком безукоризненно отточенного карандаша на отдел путешествий. Пролистав тонкую, но хорошо иллюстрированную брошюру под названием «Борнмут: история солнца, моря и секса», я быстро прихожу к выводу, что в картотеке нет книг, название которых содержало бы сочетание Соломоновы острова. Более того, мне вообще не удается найти ни одной книги с упоминанием этого архипелага. Стараясь не обращать внимания на огневой вал возмущенных взглядов, бросаемых в мою сторону, я направляюсь в библиографический отдел и нервно вытаскиваю красный пыльный том энциклопедии на букву «С». Быстро пролистав статьи, посвященные Славянску, Карлу–Иогану–Густаву Сноильскому, сопению и социальному дарвинизму, которые я непременно бы с удовольствием прочел, будь у меня время, добираюсь–таки до Соломоновых островов:
«Соломоновы острова, островное государство на юго–западе Тихого океана, расположены с юга на восток от Папуа (Новая Гвинея) и Бугенвиля». — Это я и так знаю. — «Бывший протекторат Великобритании (независимость получена в 1978 году), демократическая форма правления, глава государства — королева Елизавета II. Открыл испанский исследователь Альваро Менданья де Нейра в 1587 году». — О, si, si, дон Альваро! — «С середины XIX века — центр миссионерской деятельности, однако христианские идеи усваиваются медленно из–за глубоко укоренных племенных верований и практики охоты за головами». — Гм–гм. — «Центр работорговли. Восстание на острове Малаита (1927) было подавлено англичанами с невиданной жестокостью». — Чудненько! Это наверняка внушит ко мне симпатию аборигенов. — «Район активных боевых действий во время Второй мировой войны между американцами и японцами (бой у острова Саво, август 1942). В последнее время — политическая нестабильность и вооруженные конфликты между соперничающими военными группировками за земли». — Не слишком похоже на тропическую гармонию. — «Столица — Хониара». — Ну что ж, звучит неплохо; я повторяю название несколько раз, имитируя испанский акцент, прищелкивая пальцами и стуча каблуками. — «Население — 360 тысяч человек». — Это столько же… сколько живет э–э… в Нортгемптоншире? — «Общая территория 1,35 миллиона квадратных километров. Всего 992 острова. Примерно 350 из них обитаемы. Территория суши — 27 556 квадратных километров». — Значит, чуть больше, чем Нортгемптоншир. — «Тропический жаркий и влажный климат. Флора и фауна: влажные джунгли, шесть разновидностей крыс и два вида крокодилов». — Восхитительно: джунгли, крысы и крокодилы. — «Существенную проблему создает малярия». — Ну а как же без этого?! — «Население в основном исповедует христианство разных конфессий, однако сильны и анимистические верования». — Анимистические? М–да. — «В отдаленных областях практикуется каннибализм». — То есть они до сих пор едят людей! Вот здорово! — «Ежегодно острова посещает около трех тысяч человек». — Ну, это меня не удивляет. Интересно, многие ли из них возвращаются обратно целыми и невредимыми?
— Столица — Хониара, сэр.
— Хорошо. Что–нибудь еще? Ты. Вон там… э–э…
— Джон, сэр. Там куча крыс и крокодилов.
— Не надо рассказывать то, что мне и так уже известно, спасибо, — раздраженно обрываю я его, глядя на маленький дворик, мощенный плитами, и заднюю стену школы. Старый служитель кряхтя выдирает траву по периметру.
— И еще акулы, сэр.
— Акулы? Кто сказал про акул? — Я резко оборачиваюсь, словно кто–то выстрелил в меня бумажной пулькой, что вообще–то случалось довольно редко.
— Моя мама рассказывала, что они ужасны…
— А моя мама считает, что это не имеет никакого отношения к французскому языку, сэр.
— Может, ты заткнешься, Роберт?!
Я резко сажусь за стол. Фигуры учеников в первом ряду расплываются, и вместо них появляются улыбающиеся акулы, плачущие крокодилы и шесть разновидностей крыс, занимающихся синхронным плаванием.
Мне вдруг становится жарко, пот так и катится со лба: прав ли я, отказываясь от всего, что имею, — каникул, дома и того, что осталось от машины? Мне нравилось преподавать, да и процесс не слишком утомительный, не считая необходимости проверять домашние задания. Даже Роберт не так уж плох, просто, возможно, мы его не понимали.