Квиллер никогда не знал собственных бабушки и дедушки. Мать о них не рассказывала, а сам он слишком был занят в детстве своими делами, чтобы об этом расспрашивать. Его жизнь заключалась в том, чтобы играть в бейсбол, участвовать в школьных спектаклях, разгадывать шарады (что ему хорошо удавалось) и учиться играть на рояле (из-под палки).

Открытки ко дню рождения и подарки к Рождеству от бабушки и дедушки не приходили. Его семья состояла из подруг матери и родителей Арчи Райкера. Папа Райкер был для него отцом, другого он не знал. Теперь Квиллер часто думал о своих предках. Кто они? Где жили? Почему мать никогда о них не рассказывала? Можно ли их отыскать? В Пикаксе было Генеалогическое общество, наверняка там знают, как за это взяться.

Обо всём этом Квиллер думал по пути на встречу. Не успев опомниться, он доехал до деревни Фишпорт, и вот уже впереди возвышается внушительный особняк под названием «Тихая пристань».

«Тихая пристань» занимала трёхэтажный деревянный дом в викторианском стиле, с верандами, эркерами, балконами, фронтонами, башенками и «вдовьей дорожкой». В дни расцвета Мускаунти это был особняк корабельного магната; семьи тогда были большими, путешествовали медленно, а гости жили подолгу. На втором этаже было множество спален, в мансарде — комнаты для слуг. «Вдовья дорожка» представляла собой небольшую смотровую площадку на крыше, с затейливыми коваными железными перилами. Отсюда, сверху, члены семьи наблюдали за приближающимися парусниками, которые везли ценный груз; при этом их не оставляло беспокойство, виной которому были коварные скалы и рыскающие по озеру пираты.

После экономического краха величественный особняк стал пансионом для рабочих песчаных карьеров, потом, во времена бутлегерства, — летней гостиницей, а позже — частной школой для ходивших под парусом биржевых спекулянтов из Чикаго. В конце концов особняк купили семьи Скоттенов, Хоули и Зандеров и устроили в нём богадельню для вдов рыбаков, занятие которых после проведённых правительством расследований попало в список самых опасных.

Когда Квиллер приехал и позвонил в висевший у входа колокольчик, дверь немедленно отворилась. На пороге стояла запыхавшаяся молодая женщина с милой улыбкой на лице. Копна каштановых волос ниспадала на её худые плечи.

— Я Дженелл ван Рооп, — проговорила она негромко. — Это замечательно… что вы приехали, мистер Квиллер. Все леди… ждут в гостиной.

Вестибюль был большим и тёмным, из него вверх вела красивая лестница с резными перилами, а двустворчатые двери открывались в такие же тёмные, как вестибюль, комнаты. Дженелл провела Квиллера в комнату, которая оказалась светлой, залитой солнцем и весёлой. На высоких узких окнах висели белые тюлевые занавески. Когда они вошли, их приветствовали аплодисменты двенадцати пар хрупких ладоней. Двенадцать седовласых вдов, одетые в миленькие блузки, сидели в кружок.

— Леди, это наш… любимый мистер К.! — сказала Дженелл.

Снова раздались аплодисменты, скорее эмоциональные, чем громкие.

— Добрый день, леди, — произнёс Квиллер медоточивым голосом, который завораживал слушателей, когда он пускал его в ход. — Мне доставляет огромное удовольствие познакомиться со столь многочисленными и верными читательницами, которые выглядят так празднично и так… очаровательно.

Раздались довольные смешки.

— Мне бы хотелось пожать руку каждой из вас. Попрошу Дженелл представить вас мне.

Возбуждённый шёпот.

Квиллер проделывал это и раньше, и галантность его манер неизменно находила отклик у женщин определённого возраста. Отчасти это делалось ради рекламы газеты, отчасти из чувства симпатии, которое он питал к старшему поколению.

Они с Дженелл стали обходить комнату, и он по очереди брал протянутые к нему руки — худые, морщинистые, пораженные артритом. Он держал их в своих ладонях и говорил то, что полагалось в таких случаях говорить, делал комплименты, задавал вопросы, передавал приветы от Коко и Юм-Юм. О подвигах сиамцев часто сообщалось в колонке «Из-под пера Квилла», и многие женщины спрашивали об их здоровье. Квиллер не уставал говорить «правильные речи».

— Выглядите превосходно… Эта прелестная камея вам, вероятно, досталась по наследству?… Розовый цвет вам очень идёт… У вас на удивление весёлые глаза… Ваш внук — настоящий художник по металлу… У вас самые красивые седые волосы, какие я когда-либо видел…

У нескольких женщин рядом с креслами стояли палки, а замыкавшая круг старушка сидела в кресле на колесах. Её звали Ребекка Хоули.

— Я кое-что для вас приготовила, мистер К, — произнесла она надтреснутым голосом. — Трудилась с прошлого октября.

Она вручила ему свиток материи, перевязанный, наподобие диплома, алой ленточкой.

Стараясь скрыть мрачные предчувствия, Квиллер медленно развернул свиток и уставился на него, не веря собственным глазам. На него смотрели старательно вышитые чёрными нитками его собственные слова:

— Я потрясён! — прошептал Квиллер. — Просто не знаю, что и сказать!

Фразы были взяты из его выходящей два раза в год колонки про кошек, напечатанной прошлой осенью.

— Как мне благодарить вас, миссис Хоули?

— Вам понравилось? — спросила она, сияя от удовольствия.

— Понравилось? Да если бы эти слова высекли в мраморе, ваша вышивка осталась бы для меня ценнее. Я вставлю её в изящную рамку и буду вспоминать о вас всякий раз, как посмотрю на неё.

— О господи! — Старушка прижала к сердцу свои костлявые ручки и принялась раскачиваться взад и вперёд в радостном смущении.

— Благодарим вас, мистер К., - заговорила Дженелл, — за то… что посетили нас. Мы знаем… как вы заняты.

— Я получил огромное удовольствие! — произнёс Квиллер, помахав на прощание всем своим восхищённым поклонницам.

В вестибюле Дженелл, казалось, что-то встревожило.

— Мистер К., с вами хочет поговорить одна женщина… наедине. Она ждёт… в кабинете.

— Кто это?

— Вы сейчас увидите.

Кабинетом оказалось крохотное помещение под лестницей, где стояли письменный стол, полка с картотекой и два казённых стула. На жёстком сиденье одного из них, выпрямившись, сидела Дорис Хоули. Увидев его, она вскочила.

— Миссис Хоули! Какой сюрприз! — воскликнул Квиллер.

— Извините меня…

— Нечего извиняться. Я думал о вас… Давайте сядем. У меня до сих пор дрожат ноги после того, как я увидел подарок вашей свекрови. — Он помахал свитком.

— Это единственный предлог, который я смогла придумать, чтобы поговорить с вами без свидетелей… Вы не против, если я закрою дверь?

— Я сам закрою… Но, миссис Хоули, к чему все эти секреты?

По её лицу он понял, что радостного в них мало.

— Они не разрешают нам — ни Магнусу, ни мне — ни с кем общаться, а если мы дадим интервью прессе, нас могут арестовать. Ужасное ощущение. Что мы такого сделали? Нам ничего не говорят.

— Вы опознали труп туриста?

— Да, и они благодарили и извинялись. Но на следующий день приехали полицейские с приказом Бюро расследований штата: ни с кем не общаться!

— Смешно! — произнёс Квиллер, однако вопрошающе погладил усы.

— Магнус спросил их почему, но они только и ответили: «Приказ Бюро расследований штата!» Шериф не был так груб. Мы знаем всех его помощников, а та женщина, что приезжала к нам, посещает нашу церковь. Она сказала, что это неправильно, но что они вынуждены выполнять приказ Бюро расследований штата.