Арчи взглянул на часы:

— Давайте-ка отправимся на презентацию, пока там не выпили весь пунш. Полагаю, в него не добавили спиртного.

— Ты правильно полагаешь, — подтвердила Милдред.

Две пары прогулочным шагом направились по дорожке к Центру искусств. Ещё не выйдя из леса, они услышали оживленный гул: шум автомобилей, взволнованные голоса взрослых, крики детей. Квиллер бросил взгляд через дорогу: не сидит ли Мод Коггин на своём крылечке, раскачиваясь и сердито хмурясь на нарушителей её спокойствия? Но там никого не было. Собаки и цыплята, несомненно, были заперты, чтобы им не причинили вреда.

Мостовую вокруг нового здания сплошь исчертили грязные шины грузовиков, и доброволец на крыльце парадного входа призывал посетителей как следует вытирать ноги или снимать обувь.

— Не видишь ли ты пару мокасин из крокодиловой кожи моего размера? — спросил жену Арчи.

В вестибюле разыгрывались в лотерею две работы, подаренные местными художниками: акварель Даффа Кэмпбелла «Копёр шахты "Бакшот" при лунном свете» и инталия [5]В. С. Уикофф «Белизна белого». Последняя представляла собой большой квадрат из плотной белой бумаги, на поверхности которого была выдавлена трёхмерная снежинка. Это произведение, под стеклом, в хромированной рамке, выглядело очень эффектно, по общему мнению. Однако все ставили только на акварель. Квиллер купил пять лотерейных билетиков на инталию, сочувствуя художнику, которым пренебрегли, кем бы ни был он или она.

— А ты не боишься выиграть? — шёпотом поддел его Арчи.

В целях соблюдения анонимности Квиллер подписал корешки квитанций вымышленным именем и дал тот свой номер, что не числился в телефонных книгах.

Менеджер Беверли Форфар, выглядевшая стильно в костюме с короткой юбкой и на высоких каблуках, всё время была на виду — встречала гостей, направляла автомобили и оберегала белый виниловый пол от грязи. Она одаривала обворожительной улыбкой важных посетителей, а с остальными общалась строго по-деловому.

В галереях больше болтали, нежели рассматривали произведения искусства: «Кто-то прекрасно потрудился над освещением… Как ты думаешь, что они добавили в пунш?… Моя кузина купила уже четвёртый копёр шахты… Как вам нравится причёска менеджера?…»

Гости были одеты так, будто только что вернулись из церкви или с пешеходной прогулки. Тут были городские «шишки», студенты, старики с палочками, семьи с маленькими детьми, а также несколько незнакомцев — все гадали, кто бы это мог быть. Дилеры, высматривающие новые таланты? Шпионы из Центра искусств Локмастера, вынюхивающие идеи, которые можно украсть? Тайные агенты, проверяющие, нет ли на выставке произведений искусства или фотографий, которые оскорбляют общественную мораль?

Компания Квиллера рассеялась: Арчи отправился обследовать стол с угощением, Милдред устроила совещание с менеджером, а Полли встретилась с Иолом Скамблом. Было очевидно, что между художником и библиотекарем сразу же установилось взаимопонимание, и, оставив их наедине, Квиллер отправился навестить Джаспера.

Студия Девочки с Бабочками была забита народом, и все обращались к попугаю с дурацкими репликами, покатываясь со смеху от его ответов: А ну-ка, крошка, пощекочи меня!.. Кто-нибудь хочет улечься в постельку?… Я хор-ро-оший мальчик!Он подпрыгивал на своём насесте, взъерошивая перья.

Сама художница стояла в дальнем углу, у окошка, и совершенно не замечала, что творится в комнате. Она беседовала с красивым молодым человеком, чьи непокорные рыжие вихры отливали красной медью. Карие глаза девушки, так красившие её, влюблённо смотрели на него. Завидев Квиллера, она подтащила к нему своего собеседника, чтобы тот познакомился с «мистером К.».

— Это мой бойфренд, Джейк Уэстрап, — представила она. — Это он подарил мне Джаспера.

— Да. Я всегда хотел завести попугая, — объяснил молодой человек, — но когда принёс Джаспера домой, оказалось, что у парня, с которым мы вместе снимаем жилье, аллергия на перья. А мой босс не позволяет взять птицу на работу, потому что мы имеем дело с едой и это против правил… Ну а сейчас мне пора на работу. Рад был с вами познакомиться, мистер К. Пока, Обезьянка. До вечера. — Он ущипнул её за подбородок.

Квиллер, который ни разу в жизни не ущипнул женщину за подбородок, был оскорблён нахальством этого человека, но Девочка с Бабочками, казалось, не имела ничего против. Он сказал:

— Кажется, я не знаю вашего имени.

— Феба. Феба Слоун. У моего отца аптека в центре города.

— Да, конечно. Я очень хорошо знаю аптеку Слоуна. Феба — красивое имя. Оно восходит к греческому «лучезарная».

— Моему бойфренду оно не нравится, — произнесла она извиняющимся тоном. — Он называет меня…

Не успела она докончить фразу, как в студию влетела Беверли Форфар.

— Вам придётся набросить одеяло на клетку, Феба! Слишком уж он расшумелся!

Большая мама, иди к бэби! — заорал Джаспер.

Квиллер незаметно выскользнул из студии и пошёл взглянуть на демонстрацию коллажей. Женщина, которой предстояло в будущем вести занятия по коллажу, сейчас создавала автопортрет из кусочков разорванной газеты. На полочках вдоль стен студии были выставлены пейзажи, сделанные из лоскутков, обрывков обоев, театральных билетов, ярлыков от одежды и компьютерных распечаток.

— Вам не нужно уметь рисовать карандашом или писать красками, — поясняла она. — Ваши краски — это кусочки или обрывки чего-то. Этот процесс заставляет вас немного подумать.

Квиллер перешёл в другой зал. Каллиграф, собиравшийся в дальнейшем обучать класс «красивому письму», с помощью специальных ручек выводил буквы модифицированного древнеанглийского шрифта. Он говорил:

— Практика переписывания зародилась в Древнем Риме и стала искусством в Средние века. Записывайтесь в мой класс, люди, и утрите нос компьютерам!

Он принимал заказы — по доллару за слово — на любое высказывание, которое можно заключить в рамку: это был его дар Центру искусств. Квиллер заказал фразу из Шекспира, на три доллара: «Слова, слова, слова!» Она великолепно смотрелась на древнеанглийском.

В студии, где экспонировались рисунки углем, изображавшие животных, он столкнулся с Милдред. Несколькими плавными линиями художница передавала безмятежность упитанной кошки, настороженность охотничьей собаки, силу и грацию скачущей лошади.

— Взгляни на эти чудесные рисунки, Квилл, — посоветовала Милдред. — Дафна собирается вести занятия по рисованию с натуры. Изобразить человеческое тело — это одна из самых трудных задач в искусстве.

В открытой коробке лежали рисунки без рамки, большие и маленькие. Мужские и женские фигуры были нарисованы откровенно и элегантно — изогнувшиеся, склонившиеся, расслабившиеся, потягивающиеся, бегущие, прыгающие.

Квиллер сделал художнице комплимент:

— Вы говорите так много столь немногими линиями! В чём тут секрет?

— В знании анатомии, — ответила Дафна. — Нужно знать, как устроено тело, как функционируют кости и мускулы. Нужно использовать скорее свой мозг, нежели глаз. Вот чему я учу.

Арчи всё наскучило. Искусство не входило в сферу его интересов. Сделав знак дамам, они с Квиллером вышли на крыльцо, чтобы подождать там.

— Ну как, присмотрел себе что-нибудь? — спросил Арчи.

— Тотем высотой примерно в два фута. Я люблю резьбу по дереву. Он будет хорошо смотреться на столике у меня в холле.

— И его удобно иметь под рукой на случай, если придётся защищаться.

— Я попросил их повесить на тотем табличку «Продано». Они не хотели отдавать его, пока не закроется выставка.

— Что ты думаешь о Беверли Форфар? — спросил Арчи. — Я не верю этому имени.

— Или этим волосам! Выглядят как шлем из лакированной кожи.

— Она крупная женщина с большим бюстом.

— Но с хорошими ножками. Изящные лодыжки, — заметил Квиллер.

— Когда женщина на высоких каблуках, её лодыжки кажутся изящнее. У Фрэн Броуди тоже недурные лодыжки.