Она превзошла их.

Спенсер поднял голову, наблюдая за Эви. Он был слегка озадачен ее бурной реакцией на эту оговорку.

- Я не та девушка, - по ее лицу волной прокатилось какая-то непонятная гримаса, которой он не мог подобрать названия. - Больше не та.

Спенсер кивнул, изучающее глядя на Эви… задаваясь вопросом, сможет ли он когда-нибудь ее понять. Если бы она только не была такой скрытной. Даже откликаясь на его прикосновения, эта женщина крепко цеплялась за свои бастионы.

- Я ошибся.

Эви отвернулась, заморгав так, словно боролась с подступавшими слезами.

- Э-э-ви, - протянул Спенсер, уверенно произнося ее имя. Ему хотелось ее успокоить, и он уступил. Ибо по какой-то причине это было для нее важно. - Спокойной ночи.

- Спокойной ночи…

Поскольку она как раз выходила из комнаты, полной уверенности у Спенсера не было, однако ему показалось, что Эви прошептала его имя.

Удрав из библиотеки, Эви пыталась сдержать горькие слезы: она терла костяшками пальцев то один, то другой глаз.

Дурацкие, глупые слезы.

Она ведь не плачет.

Никогда не плачет.

Она не плакала со времен Барбадоса.

Не плакала все эти ужасные годы, когда отец отослал ее в Пенвич, где ей приходилось страдать от голода, давать отпор задиристым девицам и время от времени сносить удары ремнем по спине от директора пансиона, мастера Броклхерста.

Она не заплакала, даже когда узнала о смерти Линни. Ее сестра так и не оправилась полностью после рождения Николаса, а несчастный брак полностью сломил ее.

Смерть Линни опустошила Эви. Как-никак именно Линни писала ей в Пенвич. Только Линни, больше никто. И все же Эви не проронила не слезинки - она стоически выдержала все это.

Отчего же теперь ей хочется потонуть в слезах?

Очевидный ответ промелькнул у нее в голове: потому что послезавтра тебя вырвут из благополучного мирка.

Никогда еще Харбор не казался ей таким далеким, как сейчас. Даже когда она проводила время в Лондоне и за городом с Фэлон и Маргарит, Эви ощущала близость дома. Он всегда был под боком.

Николас, Эми, тетушка Герти, Мэрдоки - она тосковала по ним. Ей не хватало их всех. Без них она чувствовала себя брошенной.

Возможно, Спенсер вырвет ее из привычного окружения, подержит у себя, пока не добьется своего, а потом, как ни в чем не бывало, вернет назад.

Поднимаясь по винтовой лестнице, Эви скользнула пальцами по гладко отполированной поверхности перил, нагревшихся от тепла ее ладони.

Очутившись в своей комнате, девушка остановилась на плюшевом коврике и принялась шевелить заледеневшими пальцами ног, пытаясь их согреть.

В животе возникло какое-то неприятное ощущение. Сын Иена. Это касалось его. И будущий наследник. Она тут ни при чем. Она лишь второстепенный участник. Вся любезность Спенсера к ней проистекает всего-навсего из его обязательств перед Николасом.

Не похоже, чтобы виконт в ней нуждался или ухаживал за ней.

Он станет с ней спать просто потому, что он - ее муж, мужчина. Она давным-давно поняла, что из себя представляют мужчины. Ей следовало бы хорошенько запомнить все тяжелые уроки, преподнесенные ей жизнью, и не терять головы, забивая ее бредовыми идеями.

Спенсер уставился на распахнутую дверь, в которую Эви юркнула так быстро, словно ее преследовала свора гончих. Он добился своего. Вынудил ее спасаться бегством. От осознания неприятного факта скрутило желудок. Как быстро сбежала от него его будущая жена! Великолепно! Как раз такого поведения ждет любой жених от своей невесты!

В воздухе еще витало его имя, шепотом произнесенное Эви. Когда Спнсер мельком взглянул на нее перед уходом, из-под подола ее белой сорочки проглядывали босые ноги.

Он изо всех сил старался не смотреть на эти голые ноги, пока она сидела напротив него, сжимая бокал с бренди так, будто держала в руках Святой Грааль [12]. Спенсер старался, но не смог. При виде этих стройных ножек, таких женственных, таких голеньких, он чуть не позабыл, что ему следует дождаться, пока они не поженятся по всем правилам. Как только Спенсер увидел ее стройное обнаженное тело, он понял, что не может больше ждать. Если бы Эви его не остановила, он бы овладел ею прямо на полу в библиотеке.

Эта женщина должна стать его женой. Его. Не Йена. Кто бы ни был у нее первым, перед Богом и законом она навечно будет принадлежать только ему. Это обстоятельство принесло Спенсеру темное, примитивное удовлетворение, однако вскоре его вытеснило иное чувство. Угрызения совести. Что бы подумал об этом Йен?

Покачивая головой, Спенсер напомнил самому себе, что его кузена больше нет. Если не он, то еще кто-нибудь вроде Шеффилда рано или поздно заявил бы на Эви свои права. Его затошнило от такой мысли.

Кроме того, он обязан действовать в интересах Николаса. Спенсер сложил вместе кончики пальцев, представляя, что все еще касается ее шелковистой кожи. Эви не должна вечно скорбеть по мертвому человеку. Он понимал это. Пожалуй, ей тоже надо это понять.

Спенсер лениво улыбнулся. Завтра он продолжит обольщение. Он использует каждый известный ему способ, чтобы заманить ее в свою постель. Он, как-никак, Винтерс. Он кое-что знает о том, как уговорить упрямых леди избавиться от платья. Таким уж он родился.

Жизнь Эвелины Кросс вот-вот должна измениться, хотя она об этом и не догадывается.

Завтра они должны пожениться.

И Эви будет принадлежать ему.

Сидя в маленькой гостиной в задней части «Черного Борова», Эви клевала свой ужин. Острый ягненок с пастернаком более чем утолили бы её голод в другое время, но в данных обстоятельствах она с трудом могла проглотить кусок.

Перекатывая вилкой горошинку, она смотрела на покрытое морозным узором окно, за которым размытыми белыми пятнами падал снег. Такой же хороший объект наблюдения, как и любой другой, и уж точно лучше, чем объект напротив, где сидел Спенсер. Поездка на север оказалась довольно неудачной. Она часами терпела его близкое соседство, чувствуя на себе его пристальный взгляд, когда сама была занята попытками держать свои ноги подальше от его сапог.

Оставив в покое горошинку, она потянулась к своему стакану и сделала большой глоток хереса.

Будет ли она когда-нибудь чувствовать себя в своей тарелке в его присутствии? Его близость, его абсолютная мужественность кружилась вокруг неё, как опьяняющий флер аромата. Незамедлительно возникающий в животе трепет каждый раз, как она не выдерживала и переводила на него свой наслаждающийся взгляд, угнетал её. Учитывая ложь, что стояла между ними, что он будет всегда считать Эвелину её сестрой, ситуация была сплошным мучением; в конечном итоге, просто неподходящей, учитывая, что они должны были вот-вот пожениться.

- Сколько ещё ждать, как ты думаешь? - спросила она, по большей части из-за необходимости заполнить гнетущую тишину.

Когда жена хозяина постоялого двора предложила им гостиную, то сообщила, что довольно много пар женилось сегодня, несомненно, выбирая зиму, чтобы сбежать, в надежде, что плохая погода задержит погоню разгневанных отцов. Она пообещала привести для них первого освободившегося священника.

Он пожал одним широким плечом:

- Не могу сказать.

Часы одиноко тикали на каминной полке. Взгляд Эвелины упал на большую, мужскую руку Спенсера, небрежно покоящуюся на маленьком столике. Он сидел под таким углом, что колено выглядывало со стороны. Очень мускулистое колено. Она не знала, что колено мужчины может быть таким стройным. Её лицо залилось румянцем, и она торопливо перевела взгляд обратно на окно. Снаружи ветер завывал отчаянную песню, встряхивая припорошенные снегом ветки.

- Отвратительная погодка, - пробормотал он. - Хорошо, что прибыли именно в такое время. Кажется, погода только ухудшается.

Её взгляд снова переместился на него: