Председатель производственного совета принимает решение обыскать ее личный шкафчик. Он говорит, что для работницы триста шиллингов — большие деньги. Секретарша отказывается дать ключ от шкафчика. Председатель говорит, что тогда придется вызвать полицию. Шеф говорит: пожалуйста, не надо, никакой полиции, никакого скандала, мой отец с ума сойдет. Председатель настаивает, секретарша говорит: я свой шкафчик ни за что в жизни не открою, нет у меня никакого кошелька. Шеф говорит: я знаю, что вы не брали кошелек. Но шкафчик вам придется открыть, вы ведете себя как ребенок. Нет. Ни за что на свете. И вдруг радостная весть: кошелек нашелся. Секретарша плачет. Шеф настаивает на том, чтобы работница перед ней извинилась. Секретарша говорит, что ей не надо никаких извинений. Шеф говорит: работница должна извиниться, а вы должны принять ее извинения. Будьте благоразумны! Секретарша уходит домой. И тут шеф замечает, что ее личный шкафчик не заперт. Дверца скрипит, он распахивает ее и видит: внутри во всю высоту шкафчика висит приколотый кнопками его портрет, сделанный во время последней коллективной экскурсии. Шеф улыбается. Потом он тоже уходит домой.
Почему вы пришли сюда, в этот бит-клуб? Потому что я не хочу вечно сидеть дома. Перед телевизором все время торчать тоже как-то кисло. Потому что я хочу развлечься. С ровесниками. Потому что здесь я встречаю людей, с которыми мне приятно. Потому что мне нравится, вот и всё. Потому что предки все время ругаются и на меня косятся. Вот я и иду сюда. Здесь можно хоть музыку хорошую послушать. Ну надо же нам с подружкой куда-то пойти. Потому что я встречаюсь здесь со своим другом. Мне не очень нравится, но я иду за компанию. Мои родители непрерывно смотрят телевизор. Как только я включаю музыку, они сразу орут. Потому что я люблю танцевать. Потому что я люблю слушать музыку. Потому что мне здесь нравится. Потому что тут шумно. И не надо ничего говорить. Да, здесь слишком шумно, это точно. Но когда громко, это классно.
У нашей фотомодели Линн Сазерленд много разных хобби. Она любит готовить, сама мастерит забавные украшения, выдумывает оригинальные прически. Иногда она конкурирует даже с нашим фотографом и щелкает своих подружек, но это неофициальная съемка. Но ее главное хобби — это сон. Она спит по десять-двенадцать часов в день. То, что она при всех этих побочных увлечениях находит время для своей профессии модельерши, крайне странно.
Потому что здесь мне лучше, чем дома. Потому что я люблю быть среди ровесников и слушать музыку. Потому что я люблю танцевать. Потому что мой друг любить бывать здесь. Потому что я люблю поп-музыку. Я бы здесь навсегда остался и проводил бы здесь дни и ночи. Лучше бы вообще не ходить домой и на работу. Если бы мой шеф меня здесь увидел, он бы сказал: он ведет себя здесь как не знаю кто, как… обезьяна. Но не как человек. Но мне здесь очень нравится. Потому что я люблю слушать музыку.
Герда думает: некоторые девушки ходят по улице так, словно эта улица им принадлежит. Так уверенно и красиво. Герда ходит по улице так, словно эта улица принадлежит кому-то другому. Так боязливо.
~~~
Да, тут Герда права. Верно? По некоторым совсем незаметно, что переход через улицу требует от них каких-то усилий. Они шагают так, как будто ноги у них только и созданы для того, чтобы шагать. Иногда они несут пакеты, или книги, или что-нибудь такое, что Герда или Ингрид носят очень редко. Для Герды или Ингрид даже скопление машин превращается в почти неразрешимую проблему. Они смотрят сначала налево, потом направо, а потом — на всякий случай — опять налево. Они осторожны. Они не могут бегать быстро, потому что спортом они не занимаются. Почти все время они сидят. Иногда Герда думает, что все дело в ногах. Или в том, что эти девушки красиво одеты. Но когда Герда покупает себе, наконец, новое платье, она сразу замечает, что дело не в этом. Она все равно смотрит сначала налево, потом направо. И почти непрерывно чего-то боится. Кроме того, она никогда в жизни не сможет так красиво выглядеть, что бы она ни предпринимала. Некоторые умудряются даже скрывать те усилия, которых им стоит держаться прямо. Герда по природе своей другая. Герда-то наша — пугливая и робкая. А вы, девчонки, более спортивные. Разве я не права?
«Исполнение желаний». В гостях звезда — Жильбер Беко. Публика аплодирует как сумасшедшая. Сквозь гром аплодисментов слышен визг и крики. Браво, Жильбер! Браво, месье Десять Тысяч Вольт! Появляется Жильбер и тут же поет. Он поет так, как будто ему за это платят. Он поет долго. Он жизнерадостен и распространяет вокруг себя хорошее настроение, хотя текста никто, или почти никто, не понимает. Теперь он даже танцует, эта прославленная звезда. Танцуя, он приближается к толстой даме, которая сидит в первом ряду. На ней черное кружевное платье. Он поет, обращаясь к ней. Она смущается и вся заливается краской. С одной стороны, она польщена, с другой — ей как-то неловко перед людьми и перед камерой. Заметно, что она не понимает ни единого слова из песни Жильбера. Потом элегантный француз еще и ТАНЦУЕТ с ней. Он поднимает ее с места и весело танцует с ней посреди зала. Дама краснеет как рак, обливается потом как мышь, ей стыдно. Несмотря на это, толстая дама улыбается, как будто ей платят столько же, сколько месье Десять Тысяч Вольт. Она неустанно думает о том, что скажут ее знакомые, когда узнают, что она танцевала на телевидении с месье Жильбером Веко. Она по-прежнему улыбается, хотя сквозь землю готова провалиться от стыда. Она улыбается от смущения. Да, нелегкое испытание — встреча с такой вот звездой. Никому из нас не было бы легко.
Вот вам другой пример — Ингрид. Однажды случилось так, что мать Михаэля, госпожа Ида Рогальски, приняла ее за секретаршу и о чем-то спросила. Она сказала: вы ведь та самая секретарша, которую я видела на той неделе в кабинете шефа, да, милая фройляйн? У Ингрид ноги едва не подкосились от гордости. Как удачно, что именно сегодня она надела тот красивый костюм, который раньше носила только в гости и по воскресеньям. Она не может выдавить из себя ни звука и все больше краснеет. Госпожа Рогальски спрашивает: не скажете ли, мой сын, молодой шеф, еще не ушел, он здесь? Ингрид вдыхает воздух всей грудью и в отчаянии лепечет что-то вроде: да, нет, я его сегодня еще не видела, и все в таком духе. То, что госпожа Рогальски внезапно с ней заговорила, совершенно сбивает ее с толку. Но тут как раз появляется начальник отдела. Он сразу же понимает, в чем дело. Он хватает Ингрид за ногу, она теряет равновесие и больно ударяется головой о стену, как бабочка о лампу. Потом он резко дергает ее на себя, и тщедушная малявка падает плашмя на пол, как банановая кожура, или как бумажка от бутерброда, или как сырое яйцо — словом, как что-то такое, что плюхается на землю, оставляя мокрое пятно. Придумайте еще несколько сравнений, какие вам больше нравятся, мальчики и девочки. В любом случае Ингрид валяется на полу. И ей ужасно стыдно. Потому что из-под короткой юбочки у нее выглядывает нижнее белье. Потому что господин начальник отдела и многие другие сотрудники могут увидеть ее нижнее белье, а оно красотой (красотой) не блещет.
Похожие чувства наверняка испытывала жирная пятидесятилетняя женщина в одном телешоу, когда ей пришлось забраться с ногами в мешок и в таком виде скакать к противоположному краю сцены, а оттуда тащить обратно тарелку с пудингом или чем-то подобным, стараясь ничего не уронить. Когда она забиралась в мешок, можно было разглядеть все, что на ней надето, до самого пупа. На ней оказались длинные белые хлопчатобумажные подштанники. Ей было стыдно, как ребенку, которому мама сказала: как не стыдно!