Пауза.
Спунер. Благодарю вас.
Принимается за еду. Бриггз придвигает к столику еще один стул и садится наблюдать.
Бриггз. Мы с Джеком старинные приятели. Познакомились однажды на углу. Только надо вам сказать, что он все это не подтвердит. Он по-своему расскажет. Стою я, значит, на углу. Вдруг подъезжает машина. Он за рулем. И спрашивает меня, как проехать на Болсовер-стрит. Болсовер-стрит, говорю ему, в самой середине хитрого узла с односторонним движением. Добраться туда проще простого; беда в том, что, добравшись, не выберешься. Если, говорю, он и правда хочет попасть на Болсовер-стрит, то вернее всего будет сразу свернуть налево, потом первый поворот направо, потом второй направо, третий налево, не пропустить магазин скобяных изделий, развернуться на площади, держась ближе к центру, а там направо по Второй Конюшенной — и стоп. Упрешься в высоченное учреждение с полукруглым внутренним двором. Тут можно словчить: полукруг по двору, выехал на другую улицу и следуй указателям, мимо двух светофоров и налево первым разрешенным поворотом. Все время держи перед глазами телевизионную башню. Дальше вообще пустяки: задним ходом в подземный автопарк, переключай скорость, дуй напрямую — и пожалуйста, вот тебе Болсовер-стрит. Я его, правда, опять предупредил, что найти Болсовер-стрит — это полдела, главное — отмотаться от нее. Знавал, я говорю, одного-двух таких, что годами катались туда-сюда по Болсовер-стрит. Вся их молодость пошла псу под хвост. А кто там живет — у тех лица серые, а на лицах беспросветная тоска, но кому какое дело, сами понимаете. Всем лишь бы сберечь нажитое путями неправедными. Я об этом даже написал заметку в «Таймс» под заглавием «Жизнь в тупике». А, пиши не пиши. Вот я ему и сказал, что пусть-ка он лучше и думать забудет про Болсовер-стрит. Помню свои точные слова: далась тебе, говорю, эта поездка, плюнь ты, а то пропадешь с концами. Нельзя, говорит, нужно, мол, доставить пакет. Я ведь почему с ним канителился — лицо у него симпатичное, открытое. Видно, что человек со всеми хочет по-хорошему. А так-то мне бы на него начхать. Только он все это не подтвердит. Он по-своему расскажет.
Спунер закрывает тарелку крышкой. Бриггз наливает шампанское в бокал Спунера.
У вас когда последний раз было шампанское к завтраку?
Спунер. Сказать по чести, шампанское — это мой напиток.
Бриггз. Да ну?
Спунер. Я знаток вин. (Пьет.)Дижон, тридцатые годы. Я много раз ездил в Дижон, отведать тамошних вин, с моим французским переводчиком. Да и после смерти его я по-прежнему бывал в Дижоне, пока эта возможность не отпала.
Пауза.
Гюго его звали. Отличный собутыльник.
Пауза.
Вы, конечно, поинтересуетесь, что он переводил? Отвечаю: мои стихи. Ведь я поэт.
Бриггз. А я думал, все поэты молодые.
Спунер. Я молод. (Тянется за бутылкой.)Позвольте и вам налить?
Бриггз. Нет, спасибо.
Спунер рассматривает этикетку.
Спунер. Превосходная марка.
Бриггз. Я тут ни при чем.
Спунер (наливает).Стихотворный перевод — чрезвычайно трудное занятие. Одни только румыны поддерживают это мастерство на должном уровне.
Бриггз. С утра пораньше работают за бутылкой?
Спунер пьет.
Допивайте ее. Предписание врача.
Спунер. Да, кстати, нельзя ли полюбопытствовать, почему меня заперли в этой комнате?
Бриггз. Предписание врача.
Пауза.
Захотите кофе — скажите.
Пауза.
Вот, наверно, здорово — быть поэтом, иметь поклонников, переводчиков. И быть молодым. Сам-то я не молодой и не поэт.
Спунер. Да. Вы мне напомнили. Я должен идти. У меня в двенадцать совещание. Спасибо вам большое за завтрак.
Бриггз. Какое совещание?
Спунер. Редакционное. Я состою в редколлегии недавно основанного поэтического журнала. Наше первое совещание назначено сегодня на двенадцать. Опаздывать не годится.
Бриггз. Где будет это совещание?
Спунер. В «Бычьей голове» на Меловой Ферме. Хозяин любезно предоставил нам собственную комнату на втором этаже. Важно, чтобы не было лишних ушей, знаете, при обсуждении редакционной политики.
Бриггз. В «Бычьей голове» на Меловой Ферме?
Спунер. Да, там. Хозяин — мой друг, в силу чего и счел возможным уступить нам собственную комнату. Ну, я его, конечно, не преминул поставить в известность, что лорду Ланну угодно почтить наше совещание своим присутствием. Он сразу уяснил, что известная изоляция будет, так сказать, в порядке вещей.
Бриггз. Лорду-улану?
Спунер. Нашему патрону.
Бриггз. Он случаем не из бенгальских уланов?
Спунер. Нет, нет. Он потомок норманнов.
Бриггз. Культурный человек?
Спунер. По отзывам — безупречен.
Бриггз. А то некоторым аристократам искусство не по вкусу.
Спунер. Лорд Ланн — человек чести. Ему искусство по вкусу. Он заявлял об этом публично, а слову своему он никогда не изменяет. Но я должен идти. Лорд Ланн не разделяет мнения, что поэтам можно вольничать с временем.
Бриггз. Джеку бы найти заручку.
Спунер. Джеку?
Бриггз. Он же поэт.
Спунер. Поэт? В самом деле? Что ж, если он пришлет мне образчики своего творчества, отпечатанные на листах форматом ин-кварто через два интервала плюс отдельная копия отдельной почтой на случай пропажи или хищения, и приложит маркированный конверт с обратным адресом, то я их прочту.
Бриггз. Вот за это спасибо.
Спунер. Пустое. Передайте ему — он может рассчитывать на оценку предельно беспристрастную и, смею добавить, высокодостоверную.
Бриггз. Я передам. Ему правда очень нужна заручка. Босс мог бы его поддержать, да, видно, не желает. Может, потому, что сам поэт. Тут, может, есть момент ревности, кто его знает. Нет, босс, конечно, человек очень хороший, ничего не скажешь. Очень даже воспитанный человек. Но все мы люди, и он тоже.
Пауза.
Спунер. Босс… сам тоже поэт?
Бриггз. Ну вот еще. Он только поэт, что ли? Он плюс к тому еще эссеист и критик. Вообще литератор.
Спунер. То-то я думаю — лицо как будто знакомое.
Звонит телефон. Бриггз идет к аппарату, снимает трубку, слушает.
Бриггз. Слушаю, сэр.
Забирает поднос и уходит. Спунер остается сидеть.
Спунер. Подобный казус мне знаком. Беззвучный голос. Ему внимают. Общенье с верхним этажом.
Наливает шампанское.
Входит Херст в пиджачной паре, за ним Бриггз.
Херст. Чарлз! Наконец-то вы заглянули.
Пожимает Спунеру руку.
Надеюсь, вас приняли как следует? Денсон, позаботьтесь о кофе.
Бриггз выходит из гостиной.
Вы просто превосходно выглядите. И ничуть не изменились. Это сквош, надо полагать, держит вас в форме? Помню, в Оксфорде вы играли мастерски. И по-прежнему играете? Разумно. Молодцом. Боже мой, сколько лет, сколько зим. Когда мы последний раз виделись? Я так подозреваю, что последний наш совместный обед был в тридцать восьмом, в клубе. Совпадает с вашими воспоминаниями? Был Кроксли, ага, Уайет, погодите, погодите… ну да, и Берстон-Смит. Вот была компания! И вот был вечерок, как сейчас помню! Все, разумеется, на том свете. Да нет, нет! Я болван. Идиот я. Наша последняя встреча — да я ее прекрасно помню. Павильон на стадионе «Лордз», тридцать девятый, матч с вестиндцами, Хаттон и Комптон отбивали как боги, Константин бросал, война висела в воздухе. Всё правильно? И мы распили бутылку превосходнейшего портвейна. Вид у вас такой же спортивный, как был тогда. Как воевалось, хорошо?
Бриггз приносит кофе, ставит поднос на стол.