Слева от трона стояли Шестеро — это они позволили Дарию сделаться Великим Царем. Хотя одного из Шести незадолго до того казнили по обвинению в измене, его старшему сыну было дозволено представлять не утратившую своего благородства и славы фамилию.

Всему миру известно, что, когда Камбиз был в Египте, маг по имени Гаумата выдал себя за Бардью, брата Камбиза. После смерти Великого Царя на пути из Египта Гаумата захватил трон. Но молодой Дарий с помощью Шести убил лже-Бардью, женился на Атоссе, вдове обоих — Гауматы и Камбиза, и сам стал Великим Царем. Вот все, что известно миру.

Из Шести меня больше всех заинтересовал Гобрий — высокий, чуть ссутуленный мужчина с выкрашенными в ярко-красный цвет волосами и бородой. Потом Лаис мне рассказала, что цирюльник совершил роковую ошибку, использовав не ту краску — то есть роковую для цирюльника. Он был казнен. Вероятно, из-за его нелепого вида я так и не смог воспринимать Гобрия всерьез, как относились к нему остальные.

Я часто задумывался, что думает Гобрий о Дарии. Подозреваю, он его ненавидел. Наверняка завидовал. По сути дела, Гобрий имел столько же прав на трон (или столь же мало), как и Дарий. Но Великим Царем он не стал, факт свершился. Теперь Гобрий хотел видеть своего внука Артобазана Дариевым преемником, и по этому вопросу двор разделился. Шестеро склонялись к Артобазану, Атосса и родня Кира хотели Ксеркса. Как всегда, Дарий хранил загадочное молчание. Вопрос о наследовании оставался открытым.

Вдруг раздался треск барабанов и звук кимвалов. Резные кедровые двери напротив трона распахнулись, и вошел Дарий. На нем был цидарис — высокая круглая войлочная шляпа, какую разрешалось носить лишь Великому Царю и наследнику трона. Внизу цидарис был обвязан сине-белой лентой — символом верховной власти. Эта лента некогда принадлежала Киру, а до него десяти потомственным мидийским царям.

Я успел лишь мельком взглянуть на Великого Царя, поскольку простерся на полу ниц. Хотя принцы царской фамилии и высшая знать остались на ногах, все они низко склонились перед Великим Царем и каждый поцеловал его правую руку. Излишне говорить, что я, как и все остальные, исподтишка подсматривал за Дарием, хотя смотреть на Великого Царя без разрешения считалось серьезным проступком.

Дарию шел тогда тридцать девятый год. Хотя и невысокого роста, он был прекрасно сложен. Узкие алые шаровары подчеркивали мускулистые ноги. На длинном пурпурном мидийском халате красовался вышитый золотом орел, изготовившийся к удару. Когда Дарий подошел к трону, я заметил, что застежки на его выкрашенных в шафранный цвет кожаных туфлях сделаны из крупных кусков янтаря.

В правой руке Дарий держал тонкий золотой скипетр — символ его права управлять страной. В левой руке был золотой лотос с двумя бутонами — символ бессмертия.

Длинная курчавая борода блестела, как лоснящийся лисий мех. Царь не имел нужды красить и завивать ее, но лицо его было красочно расписано. Темные линии у век заставляли небесно-голубые глаза сверкать. По рассказам, легендарный Кир был красивейшим мужчиной Персии. Если Дарий и не был самым красивым из персов, он определенно ослеплял великолепием, шествуя подобно льву меж двадцатью двумя колоннами ападаны.

За Дарием следовали его виночерпий в высоком тюрбане и распорядитель двора, который нес личную салфетку царя и мухобойку. Тут же шли Гистасп, отец только что выданной замуж девочки, и старший сын, Артобазан, — крепко сбитый двадцатилетний молодой человек, чья борода была почти такой же красной от природы, как у его деда Гобрия после ошибки цирюльника. Артобазан уже командовал войсками на северных рубежах.

Подойдя к трону, Дарий игриво хлопнул золотым скипетром Гобрия по плечу и жестом предложил обнять себя. Это был знак особого расположения. Опустив глаза и пряча кисти рук в рукавах, Гобрий поцеловал Дария. Кстати замечу, что никто не смеет показывать руки Великому Царю, дабы не проявить непочтительность и, кроме того, по более прозаическим причинам, которые не имеют отношения к придворному церемониалу. Смысл этого очевиден. Поскольку запрещается появляться перед Великим Царем с оружием, прежде, чем проводить к нему, придворных и просителей обыскивают и для пущей предосторожности им наказывается прятать руки. Этот древний мидийский обычай был введен Киром, как и многие другие.

У подножия трона Дарий хлопнул в ладоши. Все встали и выпрямились, готовые к произнесению титулов своего владыки. Сколько бы я ни присутствовал при этом ритуале, дрожь всегда начинала сотрясать мое тело, — впрочем, я его, видно, уже никогда не услышу.

Первым из Шести Великого Царя приветствовал Гобрий:

— Ахеменид!

Его хриплый голос звучал чуть ли не злобно, непроизвольно выдавая истинные чувства.

Следующим был Гистасп.

— Милостью Мудрого Господа! — выкрикнул он. — Великий Царь!

Это звучало как вызов последователям Лжи, составляющим тогда большинство среди магов. Хотя со своего места я не мог их видеть, потом мне говорили, что при имени Мудрого Господа они сделали друг другу секретный знак.

Один за другим из разных частей зала титулы произнесли братья Дария. От четырех жен Гистасп имел двадцать сыновей, и, судя по всему, все они в тот день присутствовали в Экбатане. К счастью, у Дария хватало титулов. После каждого выкрика били барабаны, громыхали кимвалы.

— Царь Персии! — провозгласил старший из братьев.

— Царь Мидии! — крикнул следующий.

— Царь Вавилонский!

Этот титул Ксеркс отменил, когда ему пришлось навсегда упразднить древнее Вавилонское царство.

— Фараон Египта! — донеслось с другого конца, и было названо египетское имя Дария.

Как и Камбиз до него, Дарий называл себя земным воплощением египетского бога Ра и, таким образом, считался законным богом-царем Египта. Боюсь, Дарий оказался таким же оппортунистом в вопросах религии, как и Камбиз. Но Камбиз не признавал, что получил мир в дар от Мудрого Господа, а Дарий публично объявил, что без его помощи никогда бы не стал Великим Царем. А затем продолжал говорить египтянам, что его предок Ра более великий бог, чем Мудрый Господь! Я рад, что смог убедить Ксеркса не величать себя фараоном. В итоге Египет теперь — одна из многих сатрапий и в долине Нила больше нет нечестивых богов-царей.

Один за другим выкрикивались титулы Дария. Какое торжество! А как же, со времен Кира до Дария большая часть мира стала персидской, и наш Великий Царь известен всем не как один из многих царей, а как царь всей необъятной земли.

Ко всеобщему удивлению, последним оказался Артобазан, который, выступив вперед, тихим голосом объявил несравненный титул:

— Царь царей!

Само то, что Артобазана назначили — неважно, как тихо — объявить последний титул, было принято за знак особой милости, и положение царицы Атоссы моментально ухудшилось.

Я взглянул на Гобрия. Он мрачно улыбался в ярко-красную бороду. Затем Великий Царь опустился на трон со львом.

Вскоре после нашего обустройства в Экбатане Лаис завела роман с Гистиэем. Гистиэй был смуглый вечно хмурый мужчина. Не скажу, что он мне нравился. Это был несчастный человек, весьма агрессивно распространявший свое уныние на все вокруг. Признаю: у него были причины горевать. После приказа прибыть в Сузы из могущественного милетского тирана он превратился в «гостя Великого Царя». То есть в узника. А тем временем Милет процветал в правление его зятя Аристагора.

Лаис всегда принимала мужчин в присутствии двух евнухов. Поскольку приставленные к ней евнухи были не только старыми и дряхлыми, но и отличались удивительным безобразием, такая ее рассудительность не могла, по ее мнению, не создать ей в глазах остальных дам гарема репутацию благопристойной вдовы. Вообще-то, Лаис не приходилось заботиться о своей репутации. С самого начала двор смотрел на нее как на чужую и общие законы гарема на нее не распространялись. После Атоссы Лаис пользовалась при дворе наибольшей свободой, и никто не обращал внимания на ее поведение, коль скоро у нее не было никаких отношений с Великим Царем. Лаис также старательно избегала конфликтов с царскими женами. И наконец, как мать Зороастрова внука, она имела при дворе нечто вроде духовного сана — положение, которым не упускала случая воспользоваться. Ей нравилось носить таинственные одеяния, не похожие ни на греческие, ни на персидские. На публике она принимала светский вид, но по секрету распускала слухи, что умеет — не бесплатно — составлять гороскопы, варить приворотное зелье, готовить незаметно убивающие яды. И пользовалась большой популярностью.