– Я не собираюсь выходить замуж за Денни.

После небольшой паузы Люк спросил:

– Ты ему уже отказала?

– Пока нет, но скоро скажу.

– Когда ты приняла решение?

– Прошлой ночью. – Сесилия подняла к нему лицо и заметила выражение чистого мужского высокомерия в положении бровей и в едва заметном изгибе уголков губ. Как это похоже на него – считать, что несчастный поцелуй может все изменить! – Нет, не в гостиной. Позже, в лесу.

Люк прищелкнул языком.

– Ах, Сесси. Не хочешь ли сказать, что влюбились в человека-оленя? Боюсь, он будет беспокойным мужем.

– Не говори ерунду! И прекрати высмеивать мою прямоту, прячась за ироничной ухмылкой.

Его взгляд стал жестче, на скулах заходили желваки.

Черт бы его побрал! Люк все ещё не подпускает её к себе! Сесилия сердито толкнула скамейку для пианино и встала.

– Само собой, я не собираюсь выходить замуж за человека-оленя, – бросила она, направляясь к окну. – Но то столкновение показало, чего я хочу на самом деле. Я хочу мужчину, который будет рядом, когда понадобится. Человека, который будет за меня сражаться, защищать и оберегать.

– Я сражался за тебя, Сесилия. – Его низкий голос подрагивал от чувств. – Защищал, страдал и проливал кровь. – Люк приближался, передвигаясь по обюссонскому [6]ковру с гибкой грацией, от которой у нее слабели колени. На мгновение он напомнил величественного белого оленя: врожденным чувством собственного достоинства, которое не позволяло тому повиноваться командам, нескрываемой дикой красотой форм. Они были очень похожи – олень и Люк.

У Сесилии перехватило дыхание. Что он имел в виду, говоря о битвах и пролитой за нее крови? Не вспоминал ли он о прошлой…

– Я сражался за тебя, – повторил Люк, ударяя себя в грудь. – Рисковал жизнью на поле битвы за тебя, за Денни, за Брука, за Порцию, за каждого человека, кто называет Англию домом. Разве этого не достаточно?

Их разделяли несколько дюймов. Сесилия подалась навстречу, наполовину сокращая расстояние. Ее сердце неистово билось в груди.

– Нет, – прошептала она.

– Сесси… – вспыхнули зеленые глаза.

– Недостаточно. – Она подняла руку и сжала пальцами бархат его волос на затылке. Да, на ощупь такие же нежные, как кажутся. – Я хочу большего.

Язвительная перепалка закончилась ее победой. Схватив ее за бедра, Люк прижал Сесилию к стене и неистово поцеловал. В противоположность обычному поцелую, который начинался с легкого прикосновения, а затем становился глубже, на этот раз все получилось наоборот. В первые секунды он отчаянно поглощал ее, глубоко проникая языком и заставляя широко раскрыть рот. Затем отступил и начал мягко его исследовать, и наконец уделил особое внимание губам, благоговейно прослеживая языком их форму, благословляя легкими, как пушинка, поцелуями. А Сесилия гладила его волосы.

О! О, небо!

Мужские руки скользнули вверх и сжали ее грудь. Она выгнулась, вжимаясь в его ладони, и вздрогнула, когда он потер напрягшиеся вершинки. Люк наклонился и поцеловал ее шею, ключицы, чувствительную линию вдоль декольте. Его язык нырнул в глубокую ложбинку, и Сесилия прижала его еще сильнее.

– Да, – вслух подбодрила она, боясь, что он может остановиться. Именно этого она хотела. Да! Да!

Она оказалась в раю.

За это он отправится в ад.

Люк точно знал это, но, черт возьми, ему было наплевать. Оставалось только сдержаться, чтобы не завалить ее на ковер, не задрать юбки до ушей и не взять самым примитивным способом. Иначе то, что осталось от его души, будет проклято навеки.

Он хотел обладать ее ртом, телом, разумом и сердцем. Дотронуться до каждого глубоко запрятанного, потайного местечка: нежной арки ее неба, трогательных изгибов под каждой грудью, укромного уголка сердца, где живут воспоминания о нем.

Бездумное желание закипало в крови, тянуло в паху, закручивалось водоворотом в груди. До боли. Люк прижался к ней бедрами, чтобы облегчить терзания плоти, и Сесилия задрожала, словно увидела его мысли о непристойных забавах.

Он тотчас отшатнулся.

Держи себя в руках!

Дело не в удовлетворении собственных желаний, а в том, чтобы наполнить ее память новыми воспоминаниями, которые затмят все остальные. Много лет назад он подарил ей первый поцелуй. До конца жизни Сесилия сравнивала бы прикосновение губ каждого нового мужчины с тем совершенным мгновением. Но прошлой ночью он не сдержался, чуть не раздавил ее в объятьях и полностью уничтожил наследие чистой юности.

Он ещё много в чем может быть для неё первым. У Сесси появятся новые впечатления. Будет с чем сравнивать других мужчин. Только бы обуздать собственные животные порывы и собрать по капельке остатки выдержки и нежности.

Он должен все сделать очень, очень хорошо.

Сесилия затрепетала, когда Люк потянул вниз вырез платья, освобождая сочную выпуклость одной груди.

– Не бойся, – прошептал он.

– Я не боюсь, – ответила она и, почти умаляя, прошептала: – Прикоснись ко мне.

Теперь настала очередь Люка почувствовать слабость в коленях. Он погладил волнующую плоть тыльной стороной пальцев, прежде чем охватить ладонью. Такая белая и совершенная! Такая гладкая и прохладная под языком! Наклонившись ниже, он втянул в рот тугой сосок и играл им, пока Сесилия не застонала.

Другой рукой Люк поднял ее юбки. Немного неуклюжими движениями – в конце концов, он давно этим не занимался – добрался до уже горячего и влажного от возбуждения сокровенного местечка. И чуть не потерял голову, когда почувствовал, как сильно она этого хочет. Жаждет его.

Осторожно, нежно он ласкал ее чувствительную плоть, изучал на ощупь, обводил напряженную жемчужину подушечкой большого пальца. Дыхание Сесилии ускорилось, веки затрепетали и опустились.

– Открой глаза, – настаивал Люк. – Хочу, чтобы ты знала, что это я.

– Как будто это мог быть кто-то другой, – повиновалась Сесилия.

Боже, в ее глазах светилась нескрываемые чувства… Защита, которую он построил вокруг своего сердца, дала трещину. Хлынул поток эмоций: злость, замешательство, страх, а под всем этим – глупая, сентиментальная тоска. Удивительно, что он еще способен тосковать.

Сесилия почти заставила его снова почувствовать себя человеком.

Люк опустился на колени и прижался щекой к прохладному шелку ее бедер.

– Сесси, дорогая, за это я тебя поцелую.

Что он и сделал.

Раздвинув пальцами разрез в ее панталонах, Люк прижался ртом к центру женского желания. Она дернулась, но он крепче стиснул ее бедра, придавил к стене, начал дразнить и пробовать на вкус нежную плоть.

Резкий вздох удовольствия заставил его сердце пропустить удар.

Теперь медленнее. Не надо спешить.

Да, Люк собирался подарить Сесилии незабываемые впечатления, но и сам получал их. Он упивался опьяняющим нектаром – ароматом чистого белья и мыла, смешанного со сладким мускусом ее возбуждения.

Медленно проводя языком, Люк запоминал ее строение, гладкость кожи, вкус. Больше всего времени он потратил на то, чтобы насладиться маленькими открытиями: дотронуться так, чтобы она застонала, найти точку, где поцелуй заставит ее бедра вздрогнуть.

Пройдет четыре года или сорок этот поцелуй она не забудет.

– Люк…

Пик ее наслаждения наступил быстро. Слишком быстро. Сесилия пораженно вскрикнула и вцепилась в него. Он бесстыдно проник в нее пальцем, желая почувствовать, как она сжимает его.

Вот и конец. Конец всему.

Люк ласкал Сесилию, пока у нее не выровнялось дыхание. Потом дотронулся прощальным поцелуем до бедра, поправил панталоны и нижние юбки и поднялся на шатких ногах.

Что сказать, когда она так смотрит на него? Когда в глазах Сесси сияло ее сердце, а на его языке остался ее вкус? После того, что они вместе испытали, Люк не мог ей лгать. Не мог бросить, что она ничего для него не значит, развернуться и безразлично уйти. Нет, он должен найти слова и заставить ее понять, что она для него – все. И что в его уходе нет ни капли безразличия.