Вошла невысокая пухлая женщина с седыми волосами и бородавкой возле носа, а за ней по пятам две девушки.

Одна несла много-много белого муара, а другая рабочую корзинку, до верха наполненную ленточками и кружевами. Обе выглядели усталыми и взвинченными.

Пожилая женщина уперла руки в крутые бока и, внимательно оглядев Анни и Федру своими глазками-бусинками, вопросила:

— Кто из вас будет принцесса?

У нее был такой голос, словно на этот солнечный, промытый дождем день намечалась не примерка свадебного платья, лучшего во всей Европе, а принародная казнь королевской особы.

— Я принцесса, — холодно ответила Федра, гордо поднимая голову. В ней совсем не было тщеславия, и она ужасно не любила, когда ее титуловали вне официальных церемоний. — А это моя подруга, мисс Анни Треваррен. Она примерит платье вместо меня. Анни, это мисс Августа Ренденнон.

Это и была та модная швея, которую привезла с собой мисс Ковингтон. Покраснев, она поджала губы.

Ее собственное платье не отличалось ни хорошим вкусом, ни каким-то особенным покроем, шнурованные ботинки были довольно сильно стоптаны, а чепчик, украшавший прическу, видал лучшие времена. Мисс Ренденнон во все глаза смотрела на растерявшуюся Анни.

— Хм-м…

Она явно осталась недовольна результатом осмотра.

Анни покраснела от негодования и смущения одновременно и обязательно бы ткнула Федру локтем, если бы та предусмотрительно не отошла подальше.

— Не думаю, — робко проговорила она.

— Тихо! — прикрикнула на нее швея, делая вокруг нее круги. — Мадам здесь не для того, чтобы думать. Да… да… Ну конечно же вы думаете, но, осмелюсь сказать, мне нужно снять мерку. — Она протянула руку и больно ущипнула Анни. — Полновата, но, по правде сказать, мужчинам нравится, когда кое-где мягко.

Анни зло посмотрела на Федру, хотя румянец на ее щеках был вызван не теперешним унижением, а воспоминанием о том, как накануне Рафаэль ласкал и целовал все ее, как она сказала, «мягкое» тело.

— В самом деле, если это платье предназначено принцессе, то она должна…

Федра уже была возле двери и перед тем как исчезнуть за ней, подобно лесной нимфе, прячущейся за деревьями, подмигнула Анни, словно желая напомнить ей о ее обещании, и послала прощальный воздушный поцелуй.

— Мисс Ренденнон сама все знает, — пропела она и растворилась в воздухе, как самый настоящий призрак.

У Анни заурчало в животе, и мисс Ренденнон мученически закатила глаза.

— Варвары, — пробормотала она. — Просто варвары, и ничего больше.

Одна из служанок, положив кружева на скамейку, присела перед Анни и сказала:

— Мисс, я принесу вам поесть.

— Поесть? — возмутилась мисс Ренденнон. — Я не потерплю никакой еды ближе, чем на сто саженей. Здесь же настоящие сокровища! К тому же, мне еще только не хватает, чтобы разошлись швы.

Анни вспыхнула. Возможно, она немножко полнее Федры, но мисс Ренденнон говорила так, будто она чудовищно толста и ей ничего не остается, как показывать себя за деньги в цирке.

— Госпожа Ренденнон, не думаю…

Швея не позволила ей договорить. Она хлопнула в ладоши и приказала одной из девушек расстелить на полу простыни, чтобы защитить бесценный муар от пыли и грязи, а потом стала обмеривать Анни, беспрерывно вздыхая, причмокивая и приговаривая что-то.

Когда почти весь пол скрылся под простынями, а Анни раздели до одной рубашки, то начался священный процесс примерки свадебного платья. Анни стояла, как святой Иоанн у столба. В животе у нее урчало. Она смотрела, как пылинки летают в лучах солнца и придумывала планы мести принцессе Федре, один коварнее другого.

Через какое-то время у Анни появилось странное ощущение в затылке, и она поняла, что кто-то смотрит на нее. Тогда она повернулась и с изумлением увидела принца Рафаэля на балконе, не сводившего с нее глаз. Не в силах уловить выражение его лица из-за разделявшего их расстояния, она ясно ощутила какую-то непонятную свою беззащитность перед этим мужчиной, словно ее поставили перед ним обнаженной, как любимую наложницу из гарема перед султаном.

Мисс Ренденнон подняла голову и тоже увидела принца, отчего ее манеры мгновенно стали другими. Она поклонилась и просияла.

— Доброе утро, ваше высочество.

Рафаэль, одетый в белую рубашку и черные бриджи, кивнул, но не сказал ни слова. Анни пыталась заставить себя отвести от него взгляд, но поняла, что не может пошевелиться, и продолжала стоять неподвижно, сгорая от страсти и мучаясь от унижения при воспоминании о том, какой дурой она выставила себя накануне перед этим человеком. Однако она от всей души желала только одного, чтобы ей предоставилась хотя бы еще одна возможность испытать то, что она испытала.

Принц стоял неподвижно и ничего не говорил, и Анни понимала, что мисс Августа Ренденнон, возможно, даже больше, чем она, смущена его присутствием. Что-то бормоча себе под нос и качая время от времени головой, она продолжала работать, пока в конце концов не вытащила иголки и не оставила Анни посреди комнаты в одной рубашке.

Одна из служанок, не потерявшая головы в присутствии принца, подала Анни платье, и она скользнула в него, старательно отводя взгляд от того места на балконе, где был принц, повторяя про себя, что он давно уже ушел. В конце концов, он же принц Бавии и не может попусту тратить время, наблюдая за примерками с балкона.

Однако эта спасительная мысль ненадолго застряла в ее голове, потому что она услыхала стук шагов на каменной лестнице. Скосив взгляд, она увидела приближающегося к ней расстроенного Рафаэля.

— Что вы делаете? — с раздражением спросил он.

Анни поняла, что ее осуждают, словно она поймана на мелкой краже в чужом доме, и откровенно разозлилась. Неужели Рафаэль думает, будто ей доставило удовольствиецелый час простоять неподвижно как статуя, пока мисс Августа Ренденнон колола ее булавками и бормотала нечто неописуемое?

Анни присела в почти издевательском реверансе в то время, как ее глаза метали молнии.

— Наверное, у Федры сегодня нашлись более приятные занятия, чем мерить свое свадебное платье, — сказала она.

Отчаянная смелость тотчас покинула ее.

Анни потеряла дар речи, едва заметила, что Рафаэль улыбается ей, и мигнула, словно ее ослепило яркое солнце. Когда она вновь обрела способность видеть, Рафаэль уже опять принял важный вид.

— На субботу назначен бал, — произнес он таким тоном, словно говорил не о радостном событии, а о похоронах. — Бал будет в Моровии, и вам с Федрой понадобятся соответствующие туалеты.

Анни, застегивая по-весеннему легкое платье из зеленого хлопка, не могла удержаться от улыбки в предвосхищении великолепного празднества в королевском дворце.

— Бал для Федры! Как это чудесно! — радостно воскликнула она.

Рафаэль вздохнул.

— Чудесно.

Анни, склонив набок голову, с любопытством уставилась на него.

— Вы не хотите там быть?

— Не в этом дело, — ответил Рафаэль и перевел взгляд с лица Анни сначала на балкон, потом на высокий потолок. — По крайней мере, для членов семьи Сент-Джеймс, увы, Моровия — опасное место. Народ Бавии видит в этом дворце символ семисотлетних обид и унижений. — Когда Рафаэль вновь встретился с ней взглядом, Анни поняла, что он жалеет о вырвавшихся у него словах. — Не расстраивайся, Анни. Мы будем там в безопасности… Барретт и его люди присмотрят за нами.

Анни не успела заверить его в том, что ни капельки не боится, во всяком случае, если боится, то не за себя, как он поднял руку и нежно провел тыльной стороной ладони по ее щеке. На его губах вновь появилась печальная улыбка и, помолчав, он тихо проговорил:

— Я виноват перед тобой.

Анни отвела взгляд. Она трепетала от едва сдерживаемого желания крикнуть ему, что не хочет слышать о его вине, что она всегда любила его и всегда будет любить, но сердце у нее колотилось так громко, что он, наверное, тоже слышал его. И она ничего не сказала. Не посмела сказать.

Рафаэль поднял ей голову и заставил посмотреть ему прямо в глаза.