— Антуан? — она, казалось, была растеряна еще сильнее, чем он сам.

— Не ждала? — прорычал он, входя внутрь и с силой захлопывая за собой дверь.

— Что ты здесь делаешь? — Летиция пятилась от него назад, как от взбесившегося животного.

— Завязывай со своим притворством, — в его взгляде сквозила неприкрытая ненависть. И чем больше он ее любил, тем больше презирал сейчас за то, во что она обратила его чувства. — Что вы задумали с Гаем? И не думай отпираться, — прервал он ее вялую попытку отмахнуться. И Летиция сдалась, понимая, что он знает и не отступит. Но, обещав Гаю те самые два дня, не могла сказать ничего больше, пусть ситуация и была вполне невинной, только теперь это была уже не ее тайна.

— Так что это? — лицо его дышало гневом, а отступать дальше было некуда: Летиция уперлась спиной в стену.

— Антуан, — попыталась она урезонить его, увы, безрезультатно. Казалось, он, наконец, решился отомстить ей за всю причиненную боль.

— Ты скажешь мне, — прохрипел он ей прямо в лицо, — мерд, или я от тебя мокрого места не оставлю.

— Вот как ты заговорил, — с презрением бросила Летиция. Что ж, если он ее не любит, она не обязана терпеть его нападки. Если она что-то и стала бы сносить, так исключительно от любимого мужчины.

— Последний раз спрашиваю, — выплюнул он, — что вы затеяли с Гаем?

— Не твое дело, — зло и холодно отозвалась Летиция, и ее фраза и интонация, с которой она ее произнесла, оказалась решающей. Руки Антуана с неимоверной силой сжались на горле Летиции. Она хрипела и вырывалась, пыталась схватить его за кисти, поцарапать, пнуть ногами, но все это походило больше на возню беспомощного котенка. Вскоре лицо ее приобрело нездоровый пунцовый оттенок, а вылетавшие изо рта бессвязные звуки вовсе прекратились, глаза с изумлением и недоверием остановились на Дюпре. Но и тогда он не разжал своей смертельной хватки, а лишь с терпением маньяка наблюдал, как цвет ее лица меняется от красного к синему.

Летиция до последнего не могла поверить в происходящее. Только не ее дорогой Антуан, только не так, не с ней, когда он узнал ее. Но верить приходилось, или она рисковала погубить себя навсегда. Времени на что-то большее не оставалось: и тогда Летиция потянулась к ближайшему человеку и прыгнула наугад. Все было так быстро и неожиданно, что ее новое тело, вздрогнув, будто от сотрясения, свалилось переспевшей грушей прямо на том месте, где стояло. Но она успела, едва-едва. В этот самый момент сердце прежней Летиции остановилось, и наступила смерть.

Антуан безучастно смотрел на тело в его руках, затем, будто нехотя, разжал пальцы, и мертвая женщина рухнула к его ногам. Француз пребывал в каком-то безразличном и безэмоциональном ступоре: как ни в чем не бывало, он подошел к столику и налил себе в стакан апельсинового сока, потом задумчиво и со вкусом пил его, уставившись куда-то в окно. Он ждал облегчения, которое неминуемо должно было наступить после гибели его столь лелеемого врага, но оно не приходило. Как и не приходила всепоглощающая ненависть, которая могла бы послужить ему оправданием. Он только что убил эту тварь, работа сделана, его Одри отомщена, как бы там ни было. И по большому счету, плевать ему на голландца, и на все его планы, и вообще на все в целом мире плевать.

Дверь тихонько приоткрылась, и на пороге номера показалась высокая сухая фигура.

— Дюпре? — проговорил голос с характерным британским акцентом. Затем в ужасе и потрясении повторил: — Дюпре…

— Что ты натворил, — Коэн осматривал комнату, бросив короткий взгляд на мертвое тело. — Идиот! — Он зло оттолкнул стул со своего пути и подошел к женщине. Пары секунд хватило главе, чтобы понять, что это конец. — Чертов идиот, — обреченно выдохнул он, — а я еще защищал тебя перед Хорном, а он был прав! Ты — псих, Дюпре, ненормальный псих, который погубил все наши начинания. Подумать только, не направь я тебя сюда в роли куратора, русские сумели бы сохранить и Гая, и Одри.

— Откуда ты знаешь? — тяжело проговорил Дюпре, из-подо лба глядя на Коэна так, что тот невольно отступил, боясь, что француз по-прежнему пребывает в состоянии аффекта.

— В центральный офис поступила информация, — туманно ответил Коэн.

— Мальчишка, — прорычал Дюпре и тут же отвернулся. Что он собрался сделать? Убить и его, придушить, или просто перегрызть ему глотку? Теперь он не мог смотреть на дело своих рук. Одри валялась сломанной куклой у его ног, и с этой минуты она уже никогда не солжет ему, не скажет ни единого слова любви. Дюпре застонал, с силой сжимая пальцами свою безумную голову.

— Тише, Дюпре, — успокаивающе, как с глубоко больным, заговорил Коэн. А потом медленно отступил к двери и растворился за ней. И уже буквально через пару минут в номер ворвались какие-то люди и наряд милиции. Они без лишних слов повязали Дюпре и потащили его на выход, беспомощного и скрученного. Но он не особо и сопротивлялся. Насколько француз знал Коэна, тот не стал бы пытаться его вытащить, предоставив событиям развиваться самостоятельно. Чем не повод избавиться от спятившего сотрудника? Милосердие было не в стиле Коэна, да и разве он не предупреждал Дюпре многократно о том, чтобы тот не зарывался. И вот, снова Одри, все та же Одри, так или иначе, привела его к краю пропасти под названием необратимость.

— Что происходит? — Сергей Витальевич с ужасом наблюдал, как милиция затолкала Дюпре в машину. — Куда они забирают Антона?

— Сергей, — произнес Коэн, подхватывая его под руку и отводя подальше от отеля. — Забудьте о Дюпре, он больше не с нами.

— Но, как же так? — добродушный Сергей Витальевич только хлопал глазами, не веря в происходящее. Казалось, вот совсем недавно они сидели у него на кухне и пили водку, а теперь он должен бросить Антона в беде?

— Доренко! — С сильным акцентом выкрикнул Коэн, привлекая к себе внимание, и Сергей посмотрел на него. — Вы забудете о Дюпре, это приказ. Я сам о нем позабочусь. Ваша задача — следить за Гаем. И слышите: глаз с него не спускайте, потому что если вы его упустите, я спущу с вас шкуру. Нет, Сергей, — он снова пристально посмотрел ему в глаза, — три шкуры. Вы меня поняли?

Сергей Витальевич утвердительно кивнул, не в состоянии говорить. И глава удалился от него, мерно чеканя шаг, словно ничего не случилось. Сергей тяжело опустился на металлический стульчик кафе, в котором любил пить кофе Гай и махнул официантке, чтобы заказать чего-нибудь покрепче. Он не силен был в политике и интригах, но все происходящее показалось ему абсурдным и неправильным. Зачем они присылали сюда Дюпре, если он был не с ними? А если он был с ними, то что случилось теперь, тем более, в такое считанное время? Почти на автомате он стал набирать номер Кости. Но тот, как назло, не брал трубку. Тогда Сергей Витальевич надиктовал ему сообщение.

Костя и рад был и несчастен оттого, что все его предположения оправдались так незатейливо и быстро. Он шел за Гаем до самого парка, в котором на смотровой площадке последнего уже ждала Саша. После короткого поцелуя они взялись за руки и, улыбаясь друг другу, направились в кафе. Костя смотрел сквозь широкие окна, как они вошли, разделись и заняли свободный столик. Чего бы он только не отдал, чтобы быть в этот момент на месте Гая. Его сердце больно кольнуло: а стоит ли эта девушка его жертв, его забот, предательства им главных принципов и идеалов их организации? Почему он так прикипел сердцем к одному из гнусных изоморфов? Что ей помешает одурачить его и превратить в такого же зависимого недоумка, как Дюпре? Но чем больше Костя всматривался в ее лицо, тем больше верил, что она отличается ото всех остальных, просто… просто очень преданна и потому никак не может отказаться от этой своей истории с голландцем, а будь у нее другая история — также держалась бы за нее. И даже это ее постоянство умиляло Костю, вызывало в нем чувство сродни восхищения, особенно, когда уголки ее губ вздрагивали, и Саша задорно смеялась, либо серьезно хмурилась, и тогда на ее лбу появлялась забавная складочка.