— Этого не произойдет, — буркнул Коэн, вновь поднося стакан к губам.

— Вы так уверены? Но ведь мы совершенно от этого не застрахованы. Быть может, прямо сейчас, в эту минуту, напротив Вас сидит уже не Дюпре.

— Если бы Вы сказали хоть что-нибудь стоящее, тогда у меня был бы повод обеспокоиться, — холодно заметил Коэн, вновь ставя стакан на стол.

— О, Вы так дружелюбны в своей благодушной манере, — засмеялся Дюпре, и его плечи затряслись. — Я лишь говорю, что это может случиться с кем угодно.

— И что Вы хотите от меня? — достаточно резко поинтересовался Коэн. — Вам измерить температуру, Дюпре?

— Боюсь, это необходимо ввести для всех сотрудников. И изолировать всех тех, у кого она повышена, по крайней мере, до тех пор, пока они не поправятся. Иначе всего один единственный изоморф сможет разрушить нашу организацию изнутри, а мы и глазом моргнуть не успеем.

— Не разрушили за восемьдесят лет, и сейчас не разрушат, — заметил Коэн. — Я предпочитаю старые проверенные методы. Я знаю людей, с которыми работаю, и уж поверьте, замечу чужого.

Дюпре хмыкнул и сделал большой глоток красного вина. От тарелочки с сыром, стоявшей перед ним, тянуло так, что Коэну хотелось затянуться сигарой, хотя он и не курил, лишь бы перебить этот дивный аромат — камамбер.

— В частности, я бы забеспокоился о Вас, коллега, если бы Вы выбрали что-то менее вонючее, — кивнул Коэн в сторону сыра.

— Вы не гурман, Коэн, — усмехнулся Дюпре и с наслаждением отправил в рот небольшой кусочек сыра, наблюдая за реакцией собеседника.

— Вот уж точно, что некоторых людей захватчик мог бы улучшить, — подумал Коэн, но не сказал этого вслух.

— Кто сейчас следит за Гаем? — сменил он тему.

— Двое русских, — отозвался Дюпре, — Серж и Костя, — последнее имя он выговорил так, что уголки губ Коэна едва заметно дрогнули. Ох уж этот французский акцент, хотя русские имена были тем еще испытанием.

— Почему они?

— Гай сейчас в России, — пожал плечами Дюпре.

— Не сидится ему, — заметил Коэн. — Контакты?

— Пока ничего интересного. Вы же знаете, они не общаются друг с другом.

— Не могут не общаться, — возразил Коэн, упрямо глядя на собеседника. — Я думаю, мы что-то упускаем.

Дюпре изящным движением забросил в рот еще один кусочек сыра, будто красуясь перед Коэном.

— И это не температура, — не удержался от издевки Коэн.

— Если Гай выведет нас хоть на кого-нибудь еще, Вы будете знать об этом первым, — произнес Дюпре, прекратив свою игру с сыром и вновь переключившись на вино.

— Что слышно у вас на родине, Дюпре? — поинтересовался Коэн, зная, что ступает на минное поле.

— Ничего нового, — глухо произнес Дюпре, отставив бокал и тяжело глядя в стол.

— Вы больше не обнаружили никого после Одри?

— Одри была человеком! — кулак Дюпре с силой ударил по столу, так что посуда с жалобным звоном слегка подпрыгнула, а несколько голов в холле встревожено повернулись к ним.

— Была, — согласился Коэн, гневно посмотрев в ответ на француза. — Только до того, как ее захватил изоморф, — намекнул он на то, о чем Дюпре никогда не готов был говорить. Не зря его наставник не выбрал своим преемником любвеобильного француза, хотя тот и дольше был в организации. Ведь кто знает, что бы случилось, влюбись он в Одри и будучи при этом во главе.

— Вы хоть когда-нибудь кого-нибудь любили? — в глазах Дюпре плескалась боль, он впился взглядом в своего собеседника, словно и правда хотел услышать ответ на свой вопрос или ожидал увидеть хоть какое-то подобие боли в глазах Коэна.

— Нет, — совершенно честно ответил Коэн, и рад был, что ему не пришлось лгать. У него никогда не было времени на подобные глупости. Перед ним стояла намного более важная задача, а значит, для чувств не было места.

— Одри была ангелом, — простонал Дюпре, и его голова безвольно опустилась на руки. Вино и сожаления — Коэн сомневался, что Дюпре был способен руководить даже их региональным филиалом.

— Она была изоморфом, — отрезал шеф. — Вы никогда не знали настоящую Одри, Дюпре. Вы потакали и ублажали нашего врага. Что полезного вы узнали за время общения с ней? — Дюпре молчал. — Чем вы помогли настоящей Одри? Вы хоть понимаете, что своим бездействием Вы…

— Остановитесь, Коэн, — взгляд Дюпре был тяжел, — остановитесь прямо сейчас.

— У нее была температура? — уже мягче спросил Коэн, пытаясь извлечь хоть что-то полезное из этого не первого разговора на болезненную тему.

— Да, она была горячей… мерд, — Дюпре витиевато выругался. — Она вообще была горячей, понимаете, Коэн? — казалось, его взгляд сейчас прожжет Коэна насквозь.

— Ладно, уже поздно, — Коэн взглянул на часы только для того, чтобы отвести взгляд от Дюпре, который вот уже в который раз после аналогичного разговора был похож на раненого зверя, опасного и непредсказуемого.

— Да, уже поздно, — с горькой усмешкой на губах повторил Дюпре, и Коэн даже не стал пытаться угадать, о чем он. Эмоции, перепады настроения — он был благодарен своей холодной крови за то, что она избавила его от подобных глупостей.

Дюпре, глава их французского филиала, как последний дурак, влюбился в изоморфа, и вместо того, чтобы выслеживать ее и вычислять остальных, с которыми она могла выходить на связь, повел себя, как мальчишка. Он таскался за ней всюду, завел знакомство, дарил цветы и, в конце концов, забрался в постель, где и провел все оставшееся до гибели Одри время. Изоморф ускользнул, оставив Дюпре с мертвым телом. И до сих пор несчастный влюбленный не мог признать одного: что он был близок не с человеком, не с Одри, а с безымянным чудовищем, занявшим ее место, уничтожившим девушку и благополучно скрывшимся из виду.

Коэн нервничал, думая о Гае и русских. Справятся ли они? Не упустят ли их единственного ведомого изоморфа? Он практически ничего не знал об этих людях: восточный филиал появился у них буквально полгода назад, и Коэн даже не успел еще ни разу в него наведаться.

— Костя, ты слишком импульсивен, — наставлял молодого парня мужчина средних лет в черной водолазке. — Ты едва не подставился там, в Бельгии, когда мы следили за Гаем.

— Простите, Сергей Витальевич, — парень виновато потупил взгляд, вспоминая, как откликнулся на отчаяние в глазах подсевшей к нему девушки и предложил купить ей кофе вместо того, чтобы оставаться в стороне и отслеживать Гая. Нет, они его не потеряли, но если бы Костя был сам, все могло случиться. Это было непростительной ошибкой. Но девушка казалась такой беззащитной и ранимой, и очутилась в чужой стране в затруднительном положении.

— Простите… Ты понимаешь, что нас здесь всего двое? И я не смогу все время нянчиться с тобой. Гай здесь, и мы уже не на учебной слежке.

— Да, я понимаю, — не подымая взгляда, отозвался Костя.

Сергей смотрел на парня и не мог понять, по каким критериям вообще эти европейцы отобрали Костю. Да, он был неглуп, знал языки, неплохо сложен, темно-русые волосы открывали одухотворенное лицо. Но он явно не имел ничего общего ни с секциями боевых искусств, ни с внутренними органами. Таких ребят легко было представить за партой какого-нибудь института, но не в тяжелой полевой работе. Сергей тихо выругался и, развернувшись, пошел через дорогу. Ему, бывшему оперативнику, навязали мальчишку. И придется его учить, если он не хочет делать работу за двоих.

— Повтори, что ты знаешь об изоморфах.

— Они используют людей, как игрушки, — послушно заговорил Костя, — а потом покидают их, после чего человек умирает.

— Не после чего, а в результате, — исправил Сергей, — изоморфы медленно убивают людей, а когда финал близко, спрыгивают с корабля, перед тем, как тот окончательно потонет.

— А как же самоубийства? В Брюсселе нам говорили, что известны случаи самоубийств людей.

— А как бы ты хотел сдохнуть? — с издевкой посмотрел на Костю Сергей. — Медленно и мучительно или быстро и сразу, если есть такая возможность?