— Да, я хотела попросить тебя об одолжении.

— Слушаю. — Также сухо отозвался он.

— Не мог бы ты взять к себе Билла? Моего друга, которого обратила Клер.

— Что-то это мне напоминает. — Не выдержал он. — Почему ты не попросишь Дориана? Через секунду Билл был бы там, где ты захочешь.

— Прости… — пробормотала Сэм, — но я просто хотела, чтобы он был с тобой.

— Тогда почему не пришла поговорить?

— Я… — Сэм не знала, как объяснить ему, что она боялась, что сон станет реальностью, если она придет.

— Скажи мне одну вещь, Сэм, — произнес Малькольм. — Почему ты тогда не прилетела?

— Понимаешь, ты должен знать кое-что о Билли. Он убил Лею, когда она попыталась напасть на меня. Это длинная история.

— Сэм, почему ты не прилетела? — Прервал он поток ее бессвязных объяснений.

— Я проспала. — Произнесла она и хотела добавить еще тысячу слов объяснений и извинений, но он снова оборвал ее.

— Знаешь, Сэм, с меня хватит. — И положил трубку.

Сэм сидела безмолвно в темной комнате с застывшей в руке трубкой. Она не могла понять, как разговор мог так все испортить, и вместо облегчения, которого она от него ожидала, все окончательно разрушить. Что она теперь могла сделать? Сказать Дориану, чтобы попросил за нее прощения. Это глупо: просьба о прощении из уст создателя будет звучать, как безоговорочный приказ, и причинит Малькольму еще больше боли. А он и так ее ненавидит, она понимала, что после этого идиотского разговора возненавидит всей своей душой. Попросить телефон Горолакса и поговорить с библиотекарем? Но чем ей поможет неуклюжий библиотекарь — он бы пригодился, если бы она намеревалась все испортить, а портить уже и так было больше некуда. И с Билли получилось как-то глупо, совершенно неясно было теперь, возьмет его Малькольм или прогонит в три шеи. Но прогонит едва ли, потому что он знал, что спутница его господина хочет, чтобы Билли был у него. Только вот едва ли спутница стала бы настаивать на своих правах, но Мак об этом не знал.

Сэм было так невыносимо на душе, что о сне не могло быть и речи. Тогда она пошла гулять, и ноги сами собой привели ее на террасу Габриэля. В доме снова не было никаких признаков жизни.

— Если бы сейчас был день, я бы не сомневалась, что он вампир, — подумала Сэм. — Вампир наоборот, тяжелый случай.

Но она не помнила, чтобы его гастрономические вкусы как-то отличались от человеческих. Разве что он не ел мяса, но это было достаточно распространенной вещью.

Успокоившись и глядя на далекие звезды, Сэм незаметно уснула и, слава богу, на этот раз ей ничего не снилось.

С первыми лучами солнца Габриэль появился на террасе и заметил спящую девушку. Он замер над ней в нерешительности. Она привлекала его, но и вызывала тревогу: слишком уж близко она подбиралась к нему и его тайнам. Он никого не готов был пускать сейчас в свою жизнь, хотя и не смог пройти мимо нее тогда на пляже. В ней было столько света и счастья, словно в ребенке, впервые увидевшем море. Просто наблюдать за ней доставляло радость. Ее светлые, чуть вьющиеся волосы шевелил легкий ветер, голова свесилась вниз, плед немного сполз за ночь и открывал обнаженные плечи.

— Что с ней происходит? — задумался он, всматриваясь в Сэм. — Что тревожит ее настолько, что она каждую ночь сбегает ко мне?

По пролегшей на ее лбу напряженной складке, и засохшим следам от слез на щеках, он понял, что она приходила вовсе не выведывать его тайны, а бежала от чего-то. И бежала вот уже вторую ночь из двух, что они были знакомы.

— Сэм, — он тихо коснулся ее плеча. — Что случилось?

— Что? Кто? — Она едва не свалилась с шезлонга, и ему пришлось подхватить ее. — Габриэль, прости меня, пожалуйста. — В глазах ее отразился ужас, словно он сейчас казнит ее на месте.

— Успокойся, я не собираюсь тебя ругать. — Произнес он. — Просто расскажи мне, что случилось.

— Но я не… ты не… я не хотела вторгаться в твою жизнь, пожалуйста, прости меня. — Она была на грани нового слезного прорыва.

— Да что ж такое, — вздохнул он. — Если ты сейчас снова расплачешься, боюсь, даже моей рубашки не хватит. — Попытался пошутить он. Но она продолжала смотреть на него отчаянными газами.

— Я не сержусь. — Сказал он и ощутил, как она тут же расслабилась. — Он в чем-то обвинил тебя? — Сделал Габриэль предположение.

— Во всем: в трусости, в предательстве, в подлости… — Прошептала Сэм, а потом спохватилась. — Кто?

— Твой старик, кто же еще. — Пожал он плечами. — Когда я вижу тебя такой, начинаю верить, что есть любовь.

— А, нет, это не он. У меня просто неприятности с моим другом.

— А, ну простите. Я думал, что ты только со мной наставляешь рога своему дедуле. — Раскланялся Габриэль.

— Габриэль, — грустно сказала она. — Я ни с кем никому не наставляю рога.

— Тогда стоит начать. — Он состроил гримасу. — Потому что ты что-то слишком несчастно выглядишь. И для начала, — он подхватил ее и потащил в комнату, — мы хорошо позавтракаем.

— Габриэль, а где ты был ночью? — Спросила Сэм, жуя булку с медом.

— Ты жуй, деточка, жуй, не разговаривай.

— А почему ты не ешь мяса? Ты вегетарианец?

— Что-то вроде того. — Вздохнул он. — Я не питаюсь чужими жизнями.

Перед глазами Сэм возникла картина крови и вампиров, и она перестала задавать Габриэлю вопросы. Но он не перестал.

— Так ты виновна по всем пунктам: в трусости, предательстве и подлости?

— Что? — Спросила Сэм, с трудом проглатывая булку. — А, это. Нет. То, что он считает трусостью — всего лишь мое желание спасти его и себя от неприятностей.

— А что насчет предательства?

— Предательства тоже не было, была самая дурацкая глупость, какая могла случиться. Но да, с его стороны она может выглядеть и подлостью, и предательством, потому что в такую чушь очень сложно поверить.

— Как у тебя все интересно. — Сказал Габриэль, забрасывая ногу на ногу в сияющих белизной парусиновых брюках.

— Ты такой белый и сияющий, — отвлеклась Сэм, — как принц.

Он усмехнулся, показав тонкую полоску белоснежных зубов.

— Ты говоришь о своем друге, и я вижу, что он тебе далеко не безразличен. Но ты еще ни разу не вспоминала своего дедулю.

— Габриэль, — Сэм поморщилась, — не называй его так.

— Ну, ты же не говоришь мне, как его зовут.

— Разве это так важно?

— Нет, поэтому и не важно, как я его называю. Всего лишь обозначение. — Он улыбнулся и легко встал. — Хочешь, я сыграю тебе? — Произнес он, предлагая ей руку.

— Я уже говорила, что да. — И они пошли в комнату с роялем.

Сэм слушала музыку и смотрела, как его пальцы порхают по клавишам. Он был таким легким и непринужденным, что казалось, каждый способен играть так, но когда она коснулась пальцами клавиш, они звучали грустно и расстроено, и не складывались ни в один гармоничный звук, а лишь во что-то бессвязное и едва ли не раздражающее.

— Это настоящее волшебство, — произнесла она, глядя на инструмент.

Габриэль приблизился сзади и накрыл ее руки своими. Вместе у них, хоть и немного неуклюже, но начало что-то получаться.

— Это так здорово, — засмеялась Сэм. — Вместе — другое дело.

— Вместе многое здорово, — произнес он, глядя на нее проникающим насквозь взглядом.

— Габриэль, — Сэм напряглась рядом с ним, — пожалуйста, не играй со мной.

Она поднялась, собираясь уходить.

— Оставить тебе кровать на террасе? — Спросил он, усмехаясь.

— Не смешно. — Отозвалась Сэм. — Я не приду ночью.

— Да ну? — Он в это явно не верил. Верила ли она сама, что не придет? Если что-то еще случится ночью, она не могла бы гарантировать.

— Тебя ведь все равно здесь не будет. — Пожала она плечами.

Он посмотрел на нее грустно, и Сэм пожалела, что заговорила об этом. Ей не хотелось уходить, оставляя в памяти печальное лицо Габриэля.

— Габриэль, — она снова подошла к нему и коснулась губами щеки, — хорошей тебе ночи.