Похоже, на пиршество я опаздываю. Побросав в корзину солнечные очки, бутылку вина, салфетки, фрукты и, машинально, кетчуп, выхожу из дома через боковую дверь.

На небе нет и намека на вчерашнее яркое солнце. Жара спала. Облака тяжело нависают над головой. Со стороны реки дует ветер. Видимо, Америка меня немного изнежила, потому что меня сразу же пробирает дрожь. Но я решаю не возвращаться за теплыми вещами, а ускорить шаг.

Через некоторое время замечаю впереди дымок над верхушками деревьев. В моем воображении возникает картина: мужчина и мальчик склонились над костром. И неожиданно я вспоминаю, как вскоре после нашего переезда в этот дом Гарри однажды устраивал для Джоша возле пирса костер, где они жарили сосиски. В последующие годы они часто вели разговоры о том, чтобы повторить тот замечательный пикник, но из-за занятости Гарри политикой и бизнесом так и не смогли этого сделать. Джошу приходилось довольствоваться весьма прозаическими угощениями в виде жареного на углях мяса, которое я аккуратно готовила на решетке дома.

Рядом со старым поваленным деревом на небольшой полянке я вижу две фигуры, склонившиеся над огнем. Даже на расстоянии понимаю, что они разложили замечательный костер. Кострище тщательно обложено булыжниками, из земли торчат два аккуратных колышка-рогатки, а на них покоится длинный прут с нанизанной на него рыбой. Картинка ну прямо из учебника скаутов!

Морланд оборачивается, как будто ожидал увидеть меня именно в эту секунду. Он поднимается на ноги и идет по направлению ко мне. В потертых джинсах и старом свитере он выглядит более стройным, чем в костюме, и ниже ростом, хотя в нем, должно быть, не меньше 180 сантиметров. У меня самой 177, поэтому в отличие от многих женщин я достаточно точно определяю рост мужчин.

Мы обмениваемся рукопожатиями. У него открытая улыбка и прямой взгляд.

– Вы нашли утром записку? – спрашивает у меня Морланд и протягивает руку, чтобы взять корзинку.

– О, да. – Мы идем в сторону костра. – Я была поражена. Это самое длинное послание из тех, что я когда-либо получала от Джоша.

Губы Ричарда растягиваются в улыбке. Видимо, он понял, что его участие в написании записки не является для меня секретом.

– Даже если я что-то и подсказал, то чисто машинально.

– В любом случае я вам очень признательна за хлопоты.

– Да что вы, какие хлопоты? – По выражению его лица видно, что говорит он это искренне. – Мне было приятно. Джош отличный парень. А выбраться лишний раз на реку – это всегда замечательно.

– Вы часто рыбачите?

– Да так, время от времени…

Джош громко зовет нас, сообщая, что рыба готова. Он приглашает меня занять лучшее (и по сути, единственное) место – на толстой ветке, отходящей от упавшего дерева, и вручает ярко-красную пластиковую тарелку с целой рыбиной и двумя неаккуратно отрезанными ломтями хлеба. В руках у Джоша такая же посуда.

Перехватив мой несколько удивленный взгляд, Морланд говорит:

– Ярковаты, да? Но в моем домике много посуды не заведешь. Это все, что есть из походных вариантов. Или нужно было брать столовый фарфор с китайскими рисунками: драконы и воины.

Джош поднимает голову и смеется. В его голосе я слышу незнакомые нотки.

– Драконы и воины! – Он снова заливается смехом. Морланд тоже улыбается, и мне вдруг кажется, что про драконов и воинов он придумал специально для Джоша.

– Вы снимаете дом у Дартингтонов? – спрашиваю я у Морланда, демонстрируя некоторую осведомленность о нем.

– Сейчас да, но они хотят, чтобы через месяц я съехал. Боюсь, что мое новое жилье будет вдалеке от реки. – Он с некоторым сожалением смотрит на Джоша.

Я заметила, что он тоже взял с собой бутылку вина. Она стоит уже открытая, с неполностью заткнутой пробкой. Рядом – два стакана. Настоящие стеклянные, а не какие-то там пластиковые.

– Давно вы здесь живете? – спрашиваю я.

– Почти все лето. Правда, я несколько раз уезжал в Саудовскую Аравию. Я работаю там по одному проекту. – Морланд наливает вино в стакан и протягивает его мне. – Патрульные катера. Их строят в Ипсуиче.

– Вы судостроитель?

– Что? – Он на секунду задумывается, затем улыбается. – Нет. Раньше я этим занимался, а теперь.. – Он как-то неуверенно пожимает плечами. Теперь я что-то вроде почетного надсмотрщика.

Джош нетерпелив.

– Мам! – Он легонько дотрагивается до моей тарелки, побуждая меня вкусить плод его трудов.

Я соглашаюсь на предложение Морланда разделать мою рыбу. Он работает узким, длинным и, видимо, очень острым ножом, который легко взрезает рыбью тушку, практически ничего не оставляя на костях и позвоночнике. Ловко подцепив образовавшиеся кусочки филе, кладет их на мою тарелку. У меня создается впечатление, что Морланд вообще очень умел в бытовых делах.

Мы сидим вокруг костра, как заправские туристы, и уплетаем рыбу. Я не стесняюсь пользоваться вилкой. Джош, отказываясь от таких изысков, стоит на коленях перед своей тарелкой и тыкает в рыбу коротким ножичком, потом, стараясь сделать это незаметно для меня, берет кусочки руками и отправляет их в рот. Морланд сидит со скрещенными ногами, разделывает свою рыбку и кладет ровные пластинки филе на хлеб, сооружая большой бутерброд.

Мы говорим о рыбной ловле и походах. Обсуждаем способы выживания в лесах или безводной местности. Вернее, эти темы обсуждают Морланд и Джош, а я занимаюсь своей рыбой. Ричард хорошо приноровился к разговору с Джошем: он ставит перед ним наводящие вопросы и незаметно дает подсказки. Результат поразительный: слова, мысли, идеи так и сыплются из Джоша. Таким он бывает нечасто. Время от времени Морланд, улыбаясь, смотрит на меня и легонько подмигивает, как бы давая понять, что меня тоже считают участницей разговора.

У Ричарда грубоватое, с довольно резкими чертами лицо. Густые, коротко постриженные волосы. Если бы их отпустить подлиннее, они бы вились. Глаза темные и широко поставленные. При взгляде на них создается впечатление совсем неожиданное – доброты и дружелюбия. В общем, по лицу Морланда трудно понять его характер.

Интересно все-таки, зачем он взял Джоша и затеял весь этот пикник?

Ричард и Джош начинают говорить о парусном спорте. Я пытаюсь продемонстрировать какой-то интерес, но быстро сдаюсь. Может, у Гарри в действительности была страсть к яхтам, но она явно не передалась мне. В этом его хобби я всегда играла сугубо вспомогательную роль: чистила каюту, закупала провизию и только очень редко, когда Гарри обещал не плыть дальше устья реки, брала на себя функции неумелого члена команды.

От легкого вина у меня слегка кружится голова. На этой поляне ветра почти нет, мне уже не холодно. Вдруг приходит ощущение внутреннего покоя.

Джош бросает свою рыбу – она теперь представляет собой размазанную по тарелке кашу из мяса и костей – и отправляется за водой к пристани.

Морланд наливает мне еще вина. Он говорит, что служба вчера была прекрасная.

– Хотя вам, наверное, было нелегко.

– Да. К тому же было довольно жарко, – соглашаюсь я. – И пришлось общаться со столькими людьми. – Несколько минут я смотрю на огонь. – Скажите, как вы повстречались с Гарри?

Он задумывается всего на мгновение, но мне этого достаточно, чтобы понять, что сейчас я услышу несколько скорректированный вариант правды.

– Наши подразделения встретились в кромешной тьме. В болоте. Мы чуть не умерли от страха – ведь натолкнулись друг на друга совершенно случайно.

– Это было на Фолклендах?

Он кивает.

Я пытаюсь представить себе Гарри и Морланда в болотах Фолклендов в напряженном ожидании врага, однако не получается. Видимо, Гарри слишком мало рассказывал мне о тех временах. Все, что я от него слышала, лишь история о том, как одного солдата из их взвода тяжело ранил снайпер, и доставляли они его в санчасть так долго, что пропустили все сражение.

– Вы хорошо его знали? – спрашиваю я.

– Нет. Во всяком случае, в то время. Мы вновь повстречались года два назад в связи с этим саудовсим проектом. – (Я пожимаю плечами.) – Одна верфь неподалеку отсюда, в Ипсуиче, приняла участие в тендере на строительство патрульных катеров для саудовцев. С ней конкурировали несколько предприятий на континенте, в Европе. Верфь нуждалась в поддержке, и Гарри смог убедить властные структуры помочь. В этом деле, надо сказать, я узнал его как способного и напористого политика.