Без двадцати десять Рамон и Беатрикс отвезли Джардина в аэропорт. На прощание они тепло пожали друг другу руки, и Дэвид пошел проходить тщательный контроль, чувствуя спокойствие и удовлетворение. И все-таки он был начеку, потому что именно в такие моменты агенты наиболее уязвимы. Когда они размышляют о полете домой, мечтают, как пойдут с подружкой в любимую пивную или как увидятся с детьми, или о чем-нибудь еще подобном. Именно в такие моменты несколько агентов, к своему удивлению, спикировали в могилы, словно пилоты, выполняющие ночью фигуры высшего пилотажа. С завязанными глазами.

Первые два дня операции и несколько самых последних дней перед ее завершением. Это самое опасное время. Джардин удобно устроился в кресле салона первого класса. «Боинг-747» компании «Авианса» взлетел и пошел на разворот, чтобы не врезаться в горы, возвышавшиеся за взлетной полосой. Огни большого и загадочного города скрылись из виду, и Дэвид подумал, что надо будет обязательно предупредить насчет самого опасного времени операции двух агентов, которых гоняют до седьмого пота в ходе самой трудной первой недели в Уэльсе, так далеко от их конечного пункта назначения.

А потом он уснул.

Для Малькольма Стронга настала неделя унижений. Ему приказывали, на него кричали разные мужчины и женщины, у некоторых из которых отсутствовал даже элементарный интеллект, необходимый, по его мнению, для шпионажа. Письменные тесты были настолько просты, что приходилось удивляться уму тех, кто их составлял.

Он выслушал короткую скучную лекцию по теории и практике разведки и ее помощи правительству и парочку довольно интересных сообщений, освещающих истинное лицо и методы работы секретной разведывательной службы. Ему давали читать и рассказывали о разведывательных операциях, прошедших удачно или с треском провалившихся, а еще давали читать об операциях, в которых отсутствовала концовка, и от него требовалось объяснить, будут ли операции, по его мнению, успешными или провалятся. А еще эти ужасные подъемы каждый день в пять утра и отвратительные пробежки, начиная с одной мили, а после физической подготовки в пять вечера снова пробежка. Расстояния пробежек каждый день увеличивались, и вот теперь, во вторую субботу своего пребывания здесь, Малькольм, тяжело дыша, совершал четырехмильную утреннюю пробежку после холодного душа, и эту же дистанцию ему предстояло бежать вечером.

Болел каждый мускул тела, ему было больно даже поднимать нож и вилку во время ужина, состоявшего из бифштекса, яичницы, фасоли и жареного картофеля. Сидя в маленькой столовой, он посмотрел через стол на человека, которого знал только как «Пакета». Его собственный идиотский псевдоним был «Багаж». Малькольм ненавидел «Пакета» глубокой, все возрастающей ненавистью. Этот человек пробегал каждый день по десять миль с каким-то рюкзаком за спиной. «Пакет» был здорово загорелым, стройным и мускулистым парнем с насмешливыми серыми глазами и свисающими вниз усами. Он напоминал Стронгу культуристов из журналов.

Десять миль. Все эти изнурительные тренировки просто унизительны… Стронг обязательно каждый год проходил диспансеризацию, и, судя по ее результатам, стабильно соответствовал уровню годности двадцатичетырехлетнего пилота. Поэтому, когда инструктор предложил ему оценить уровень своей физической подготовки, он ответил: «…выше среднего». Как жестоко он ошибся.

И, пока он буквально обливался потом, выполняя приседания, отжимания и всякие другие упражнения на каких-то чертовых тренажерах, «Пакет», этот робот-атлет, лишь слегка поблескивая от пота, проделывал в сотни раз больше подобных упражнений, да и к тому же со штангой. Как же «Багаж» — бывший Малькольм Стронг, юрист, ненавидел этого человека и, конечно же, отсутствующего Дэвида Джардина, да и вообще всю эту проклятую Богом банду психопатов и садистов, заманивающих порядочных людей в эту преисподнюю. Им мало подписки о неразглашении тайны, они должны довести порядочного человека до сумасшествия. Вытаскивают из кровати, когда ты только сбежишь от них в мир сна, бросают в камеру или валяют в грязи, выкрикивая вопросы. И не дай Бог назвать им свое имя, а не кличку «Багаж», если только не хочешь быть отчисленным, сесть на ближайший поезд и вернуться к нормальной жизни, в «Страну Чудес». Но «Багаж» ни в коем случае не желал ударить лицом в грязь перед этими ублюдками.

А это означало, что Джардин и Шабодо, вербуя агентов, снова сделали правильный выбор.

Всю неделю после кровавой бойни в больнице Бельвью Эдди Лукко занимался расследованием этого преступления, которое доказывало, что колумбийцы заставили замолчать Малыша Пи, потому что он слишком много знал, и, значит, этот двадцатилетний гангстер являлся важным связующим звеном между людьми картеля в Нью-Йорке и уличными торговцами. Дэвид Джардин в это время занимался своими делами в Эквадоре и Колумбии. А Юджин Пирсон вернулся в Дублин, связался с посольством Венесуэлы в Лондоне, а потом через Министерство иностранных дел Ирландии с Министерством образования в Каракасе, где попытался выяснить местонахождение профессора музыки и композитора Энрике Лопеса Фуэрте, чтобы выйти через него на человека, называвшего себя Ричардом или Рикардо, с которым уехала его дочь.

Новости оказались малоутешительными. Сеньор Лопес находился где-то в горах. Да, он композитор, да, у него часто бывают молодые музыканты. Для его племянника или двоюродного брата вполне нормально неожиданно заявиться к нему в дом с симпатичной девятнадцатилетней девушкой, обучающейся в консерватории в Европе. Конечно, если они отыщут сеньора Лопеса, то немедленно сообщат об этом судье Пирсону. А девушку вежливо попросят позвонить домой обеспокоенным родителям.

Мараид злилась на дочь за легкомыслие и ужасно волновалась. На обеде, который она устроила, присутствовали Падрик О’Шей — возможный будущий премьер-министр Ирландии, биржевой маклер Десмонд Браун и их жены. Обед прошел хорошо, но ничего нового не говорилось о будущем назначении Юджина министром юстиции. Правда, уже не чувствовалось той чарующей атмосферы, царившей на предыдущем обеде, и, кроме того, его беспокоило исчезновение Сиобан.

Шел дождь, когда самолет Джардина приземлился в аэропорту Хитроу. Дороти находилась в Лионе, снимала свою передачу европейских новостей. На Тайт-стрит он приехал на такси, и после горячей ванны устроился в гостиной с чашкой кофе, обдумывая планы отправки Стронга и Форда в Колумбию. Дэвида серьезно разозлило указание шефа о том, чтобы внедрение в картель осуществилось через семь, а теперь уже через шесть недель. Сделать это невозможно, поэтому следовало предпринять кое-какие шаги, а никто лучше бывшего иезуита Дэвида Арбатнота Джардина не разбирался в закулисных интригах в верхушке секретной разведывательной службы.

Дэвид посмотрел на часы: восемь минут седьмого. Он снял трубку телефона и набрал номер школы-интерната Дорсет. Некоторое время в трубке слышались гудки, а потом ответил очень вежливый, молодой, полный энергии голос.

— Дрейк-Хауз.

— Добрый вечер. Мне хотелось бы поговорить с Эндрю Джардином.

— Сейчас я позову его…

Джардин спокойно ждал, выводя в блокноте: «Премьер-министр. Где с ним встретиться за выпивкой?»

— …Папа?

Он разомлел, услышав бодрый голос сына.

— Как дела?

— Где ты был?

— В Южной Америке.

— Ну спасибо тебе большое. (За то, что не взял с собой.)

— Чудесная оказалась поездка. Прекрасные девушки, исполнявшие народные танцы, и отличное пиво.

— Я тебя ненавижу. Пап, ты приедешь на родительское собрание?

— А когда оно?

— Завтра вечером. Уже забыл?

— Нет, не забыл.

— Мелкий лгунишка…

— Я действительно не забыл.

— Ты привез что-нибудь?

— Резную статуэтку свиньи.

— Ох, здорово.

— Она очень старая, работа индейцев-муисков. И очень симпатичная.