Лицо Роуз горит от смущения, сердце сильно бьется, она должна подняться на сцену Джо Пая и получить чек. Джо Пай сердечно ее поздравляет, его шумный влажный поцелуй неуклюже попадает где-то рядом с ее губами (ей следует сопротивляться и сердито отстраниться — мужчина так близок, так реален).

— Ну вот вы и улыбаетесь, милая, не так ли? — радостно говорит он.

Рядом он кажется еще красивее, правда, белки его глаз слишком белые, а золотая заколка на тюрбане в виде поющего петуха… Кожа у него очень загорелая, а эспаньолка еще чернее, чем предполагала Роуз.

— Я следил за тобой весь вечер, детка, и ты была бы гораздо милее, если бы расслабилась и больше улыбалась, — шепчет Джо Пай ей в ушко. От него сладко пахнет, как от фруктовой конфеты или вина.

Обиженная Роуз отступает, но Джо Пай останавливает ее, снова взяв за руку, за ее холодную тонкую руку, которую он потирает между своими ладонями.

— Ты здесь впервые, да? В первый раз сегодня вечером? — спрашивает он.

— Да. — Роуз отвечает так тихо, что он наклоняется, чтобы услышать.

— Ты из Тофета? В городе живут родственники?

— Да.

— Но ты раньше не была в бинго-холле Джо Пая?

— Нет.

— И вот ты выиграла сто долларов! Как ты себя чувствуешь?

— О, прекрасно…

— Что?

— Замечательно. Я не ожидала…

— Ты любишь играть в бинго? Я имею в виду в этих церквях в городе или еще где-то.

— Нет.

— Не любишь? А здесь просто ради забавы? Выиграла сто долларов в первый же вечер. Какая удача, не правда ли? Знаешь, крошка, ты действительно хорошенькая, разрумянившаяся. Хотел бы знать, не побудешь ли здесь еще полчасика, пока я закончу. Рядом есть уютный бар. Я понял, что сегодня ты одна, а? Может, мы выпьем по чашке кофе, просто мы вдвоем?

— О, я не думаю, мистер Пай…

— Джо Пай. Меня зовут Джо Пай, — жарко шепчет он, улыбаясь и наклоняясь к ней. — А как зовут тебя? Что-то похожее на цветок, не так ли? Какой-то цветок…

Смущенная, Роуз хочет убежать. Но он крепко держит ее руку.

— Слишком застенчивая, чтобы сказать Джо Паю свое имя? — спрашивает он.

— Меня зовут… Меня зовут Оливия, — заикается Роуз.

— О, Оливия, Оливия, не так ли? — произносит Джо Пай, сдерживая улыбку. — Разве Оливия… Ну, иногда я ошибаюсь, сама понимаешь: замкнет иногда, и я ошибаюсь. Но я никогда не утверждал на сто процентов, что не ошибаюсь. Тогда Оливия. О'кей, замечательно, Оливия. Почему ты такая пугливая, Оливия? В микрофон не слышно, о чем мы говорим. Ты свободна около одиннадцати, чтобы выпить чашечку кофе? Да? Рядом с «Веселыми перышками», возле бинго-холла, там очень уютно, мило и по-домашнему, только мы вдвоем, безо всяких сложностей…

— Меня ждет папа, и я…

— Ну что ты, Оливия, ты же из Тофилда, разве тебе не хочется быть гостеприимной с приезжим?

— Просто я…

— Ну хорошо, согласна? Да? Договорились? Как только закончу? Рядом с «Веселыми перышками»?

Роуз смотрит на мужчину, в его сверкающие глаза и на блестящую заколку в тюрбане и слышит, как сама слабо бормочет согласие. Лишь тогда Джо Пай отпускает ее руку.

И как-то так случилось, невероятно нелепо, но к полуночи Роуз Малоу Одом оказалась в глубоком, как склеп, кресле бара, в обществе Джо Пая, ведущего «Бинго» (чей белый тюрбан поразителен даже здесь в клубах табачного дыма и в лучах мерцающего пестрого света от высоко подвешенного телевизора), и двух-трех призрачных одиноких фигур, никому не нужных и угрюмых пьяниц, которым совершенно нет дела до окружающих (один из них, довольно прилично одетый пожилой джентльмен с распухшим и приплюснутым, как у мопса, носом, смутно напомнил ей отца — конечно, если не обращать внимания на этот алкогольный нос). Она нервно потягивает «апельсиновый цвет» — дамское кисло-сладкое варево, которое она не пила с тысяча девятьсот шестьдесят второго года, а сегодня заказала, или это заказал для нее ее спутник, поскольку она отказалась от всего остального.

Джо Пай рассказывает Роуз о путешествиях по дальним странам — Венесуэла, Эфиопия, Тибет, Исландия, — а Роуз старается делать вид, что верит ему, что вполне наивна, чтобы поверить, ибо решила пройти через это, стерпеть от любовника его заморское вранье, только на одну ночь, на часть ночи, сколько бы времени эта сделка ни заняла.

— Хочешь еще выпить? — предлагает Джо Пай, положив руку на ее покорное запястье.

С экрана телевизора доносится автоматическая стрельба и видны неясные силуэты, возможно, людей, бегущих по ярким пескам под ослепительным бирюзовым небом. Джо Пай раздражен и, перевернувшись, подает бармену сигнал проворным движением пальцев против часовой стрелки. Тот почти мгновенно убавляет звук. Повиновение бармена Джо Паю производит на нее впечатление. Но теперь не нее легко произвести впечатление, необычно легко произвести впечатление. Это шипучий, колючий напиток ударил ей в голову.

— Путешествуя с севера на юг земного шара, с востока на запад, на пароходах, на поездах, порой пешком, пешком через горы, проводя год там, полгода здесь, два года еще где-то, я в итоге вернулся домой в Штаты и блуждал, пока не почувствовал… Ты понимаешь, как бывает, когда чувствуешь себя хорошо среди природы, в городе или с человеком, что тебе здесь хорошо и это твой удел, — мягко произносит Джо Пай. — Если ты понимаешь меня, Оливия.

Двумя смуглыми пальцами он гладит ее руку, она поеживается, хотя ощущение действительно приятное.

— …удел, — повторяет Роуз. — Да, думаю, что понимаю.

Ей хотелось спросить Джо Пая, честным ли был ее выигрыш. Не подыграл ли он ей, потому что заметил ее заранее. Целый вечер. Новичок, недоверчивый новичок, смотрящая на него умными скептическими глазами, одетая очень консервативно и со вкусом. Но ему не хочется говорить о своем бизнесе, он желает рассказать о своей жизни, о себе как о «рыцаре судьбы» — что он под этим подразумевает, — и Роуз думает, не является ли ее вопрос наивным или оскорбительным, ибо намекает на то, что он не был честен, что в «Бинго» можно подыграть. Но, возможно, все знают, что подыгрывают? Как на скачках.

Она хочет спросить и не может. Джо Пай сидит так близко, лицо его так румяно, губы так темны, зубы так белы, эспаньолка как у Мефистофеля, а его манера — теперь вне «сцены», когда он может быть «самим собой» — так неотразимо интимна, что она совсем растерялась. Ей хочется взглянуть на себя с юмором, представить всю нелепость своего положения (она, Роуз Малоу Одом, презирающая мужчин и вообще всякое физическое общение, теперь хочет позволить этому шарлатану вообразить, что он ее соблазняет. Но в то же время она нервничает и даже говорит нечленораздельно). Ей следует обратить на это внимание и расценить как нечто. Но Джо Пай продолжает говорить. Будто ему это нравится, будто это обычный разговор. У нее есть хобби? Домашние животные? Она родилась в Тофилде и здесь же закончила школу? Живы ли ее родители? Чем занимается ее папа? Или какая у него профессия? Много ли он путешествовал? Нет? Была ли она когда-нибудь замужем? Делает ли она себе «карьеру»? Была ли она когда-нибудь влюблена? Хотела ли полюбить?

Роуз краснеет, слышит, как в смущении начинает хихикать. Ее речь становится сбивчивой. Джо Пай наклоняется ближе, щекоча ее руку, клоун в пижамных штанах и тюрбане, пахнущий чем-то перезрелым. Его темные брови изогнуты, белки глаз светятся, свежие губы пухлы, он неотразим. Даже его ноздри вздуваются, имитируя страсть… Роуз начинает смеяться и не может остановиться.

— Ты очень привлекательная девушка, особенно когда такая, как теперь, — мягко говорит Джо Пай. — Знаешь что, мы можем подняться ко мне, там никто не будет мешать нам. Ты не против?

— Нет, — отвечает Роуз и, чтобы просветлить сознание, делает большой дрожащий вдох. — Я не девушка. Едва ли девушка в тридцать девять лет.

— У меня в комнате гораздо лучше. Нам никто не помешает.

— Мой папа нездоров, он ждет меня, — вдруг быстро выпаливает Роуз.