— Мама, он ждет — он уже снял шляпу! — Клэри было досадно за мать. Господин Гуднайт стоял на заднем крыльце со шляпой в руках. Почему она сидит здесь, как истукан, и перечитывает письмо, которое уже и без того читала раз пять или шесть? Покормив Лори, мать даже не удосужилась прикрыть грудь, хотя младенец уже спал. Что с ней происходит?

— Мама! — смущенно произнесла Клэри.

— Ладно, не ругайся. Меня уже достаточно ругали в моей жизни, — отозвалась Лорена. Она застегнула платье и положила письмо под книгу — это была Аврора Ли, которую она заказывала в Канзас-Сити, — и пошла к кухонной двери, где в терпеливой позе застыла знакомая фигура пожилого грузного мужчины с посеребренной густой шевелюрой и такой же седой бородой. За спиной у него виднелась огромная серая лошадь.

— Я была занята. Извините, что заставила вас ждать, — сказала Лорена, открывая ему дверь. Она слышала, что Гуднайт был суров с женщинами, но не замечала этого по отношению к себе. Несмотря на ее прошлое, он одобрительно относился к ней как к учительнице. Не всякий, кто мог так запросто выписать чек на строительство школы, был столь терпимым.

— Я не хотел беспокоить вас, мэм, — начал Гуднайт.

— Входите, я угощу вас пахтой, — проговорила Лорена, пропуская его в дверь.

Гуднайт сразу же вошел и уселся на кухонный стул.

— Знаю, что у вас много дел, поэтому буду краток. Хотя от пахты не откажусь, — добавил он. — Если бы я вырос в иных условиях, я бы только и пил ее всю жизнь.

Лорена налила ему большой стакан. Он отпил половину и, не допив, опустил руку. Клэри не вытерпела и заглянула в дверь. О господине Гуднайте ходило много слухов, а она видела его всего лишь раз, во время пикника, на котором он пробыл совсем недолго, и она даже не смогла рассмотреть его как следует.

— Эта симпатичная молодая леди, как я понимаю, помогает вам учить детей в школе, — заметил Гуднайт.

— Да, она мне настоящая помощница, — подтвердила Лорена, вогнав Клэри в краску своей неожиданной похвалой, да еще высказанной в присутствии такой знаменитости. — Я слабовата в некоторых арифметических действиях, — призналась Лорена. — Клэри схватывает дроби лучше меня.

Гуднайт допил оставшуюся половину пахты и поставил стакан на стол.

— Мне, даже если я буду гоняться за дробями с утра до вечера, вряд ли вообще удастся схватить их, — усмехнулся он и внимательно посмотрел на Клэри. Трое мальчишек, заслышав на кухне незнакомый голос, сгрудились сзади старшей сестры и тоже пытались через ее спину заглянуть в дверь.

— Придется попросить молодежь извинить нас, стариков, — твердо сказал он, — но мне надо поговорить с вашей матерью с глазу на глаз.

— Ох! — вырвалось у Клэри, и она тут же отпрянула от двери, уводя за собой мальчишек. Джорджи ей пришлось тащить насильно за воротник, так как у него появлялась дурная привычка таращиться на гостей.

Лорену вдруг охватила тревога. Неужели что-то случилось с Пи Аем?

— Нет, с вашим мужем все в порядке, насколько я знаю, — успокоил ее Гуднайт, заметив испуг в глазах женщины. Она была симпатична ему, а порой даже вызывала у него восхищение. Было известно, что с самого начала работы в школе она не пропустила ни дня занятий, приезжая туда на своей коляске и в грязь и в холод. А грязь даже ему досаждала больше, чем холод, как, впрочем, и Мэри, его жене. С юбками и высокими ботинками в грязь сплошное мучение, жаловалась ему Мэри, и он ничуть не сомневался в том, что это именно так. Сидящая же перед ним женщина находила в себе силы справляться со всеми трудностями и всегда относилась к своим обязанностям добросовестно. Однако дело, по которому приехал Гуднайт, не давало ему покоя. Оно беспокоило его с тех самых пор, как только стало известно, что опять объявился этот тип Мокс-Мокс, сжигающий людей. У Лорены было трудное прошлое. Он знал об этом, но считал, что это его не касается. Жизнь не простая штука. Хотя Гуднайт и привык строго судить людей, может быть, даже слишком строго, как считала его жена. Но в случае с сельской учительницей у него не появлялось желания что-либо вспоминать и осуждать. В Панхандле было много женщин с изломанными судьбами, но хорошая учительница вышла только из нее. Прошлое Лорены касалось лишь ее да ее мужа. Гуднайт сам не был святым и не собирался спасать этот мир.

— Вы уверены, что он не убит? — не удержалась и спросила Лорена. После отъезда Пи Ая она несколько раз видела его во сне, и каждый раз он был либо мертв, либо смертельно ранен.

— Если он и убит, то мне, во всяком случае, об этом ничего не известно, — ответил Гуднайт.

— Тогда что привело вас ко мне, господин Гуднайт? — продолжала Лорена. — В чем причина вашего визита?

— В Мокс-Моксе, — произнес Гуднайт.

И только тут Лорена поняла, почему Гуднайту, известному на Западе своей способностью брать быка за рога, потребовалось столько времени, чтобы перейти к сути дела. Ее первым желанием было броситься и запереть детей в спальне, чтобы они даже не слышали имени, которое только что произнес Гуднайт.

В то же время она почувствовала себя слишком плохо, чтобы подняться со стула. Такого страха, какой пронзил ее при упоминании этого имени, она не испытывала уже много лет.

Гуднайт видел, что женщина вошла на кухню слегка раскрасневшейся от волнения. Но стоило ему только произнести имя Мокс-Мокса, как румянец тут же исчез с ее лица, словно из ее тела вдруг выжали всю кровь.

— Но его же убили, разве нет? — спросила Лорена.

— Я тоже так думал, но теперь не уверен в этом, — вздохнул Гуднайт. — Сам я никогда его не видел, а вы, как я полагаю, знакомы с ним. Поэтому я и решился побеспокоить вас, несмотря на то, что это связано с неприятными воспоминаниями.

Он помолчал, давая ей возможность взять себя в руки. Но это оказалось непросто и требовало времени. Она смотрела на него широко раскрытыми глазами и не произносила ни звука. Страх на ее лице был слишком очевидным, чтобы скрывать его. В конце концов, чтобы чем-то заняться, он встал и налил себе еще стакан пахты.

При виде Гуднайта, который сам наливал себе пахту, Лорена пришла в себя и поблагодарила Бога, ибо в голове у нее уже начал было возникать дикий вопль, вобравший в себя все крики прошлого. Она покрылась холодной испариной и едва справилась со сковавшим ее страхом. Все те часы, которые она находилась в плену Мокс-Мокса и его хозяина, Синего Селезня, она не могла шелохнуться, и ужас, испытанный ею за это время, никогда не покинет ее. Одного имени Мокс-Мокса оказалось достаточно, чтобы он вновь возник в ее памяти. Гуднайт, должно быть, знал это, иначе не стал бы так долго тянуть.

Но этот человек сидел в ее кухне, и от нее требовалось проявлять гостеприимство. Несмотря на страстное желание немедленно собрать в кучу детей и бежать в Небраску или еще дальше, она понимала, что должна взять себя в руки и помочь Гуднайту ради собственных же детей.

— Извините, я так испугалась, что даже забыла о правилах приличия, — проговорила она, ухватившись за край стола обеими руками, чтобы унять дрожь. Но страх вцепился в нее сильнее, и она продолжала дрожать.

— Не такой уж это труд — налить себе стакан пахты, — заметил Гуднайт. — Мне жаль, что я доставил вам столько неприятностей.

— Но, может быть, здесь что-то не так? Ведь Мокс-Мокс убит, — настаивала Лорена. — Пи Ай слышал об этом много лет назад. Его убили в Юте или где-то поблизости. Разве нет? Он убит. Все так говорили.

— Я сам преследовал его до самой Юты, — ответил Гуднайт. — Он сжег четверых моих ковбоев в Колорадо. Троих шестнадцатилетних ребят и четвертого, который был со мной на протяжении двадцати лет. Я гнался за Мокс-Моксом, но потерял его и до сих пор сожалею об этой неудаче. Два-три года спустя до меня тоже дошел слух, что его убили индейцы юта.

— Да, его убил индеец юта. Так мне говорил Пи Ай, — подтвердила Лорена.

Гуднайт видел, что она все еще дрожит от страха. Ему хотелось успокоить ее, но он не знал, как это делать. Выпив второй стакан пахты, он посмотрел на кувшин и решил не наливать третий.