Единственным источником информации Калла в данный момент был Знаменитый Ботинок. Старый следопыт отошел на восток и, присев на корточки, дымил своей трубкой. Калл подошел к месту его перекура. Настала гора принимать решение.

— С ним едет гигант, говоришь? — поинтересовался Калл. — Кто еще есть у него?

— Трое мексиканцев, которые слишком много работают своими шпорами, — сказал Знаменитый Ботинок. — Лошади у них все время взбрыкивают, когда они пришпоривают их. Сам Мокс-Мокс маленький. Он оставляет совсем слабые следы.

— Итак, трое мексиканцев, гигант и сжигатель, — заключил Калл. — Получается пять. Что насчет остальных троих?

— Есть еще чироки, — продолжал Знаменитый Ботинок. — У него самая лучшая лошадь, и она совсем свежая.

— Почему ты думаешь, что он чироки? — спросил Калл.

— Потому что я знаю его, — ответил Знаменитый Ботинок. — Однажды я выслеживал его. Он украл женщину, которую хотел взять в жены Кванах Паркер. Его зовут Джимми Камса. Он очень быстрый. Прошло уже два года, как я шел за ним по следу, но у него все та же лошадь. Он хорошо ухаживает за ней. Думаю, что как убийца Мокс-Мокс и в подметки ему не годится.

— Если ты выслеживаешь его, то почему Кванах не расправился с ним? — спросил Калл.

— Я не знаю, — ответил Знаменитый Ботинок. — Я шел за ним до Таос-Пуэбло. Но Кванаху пришлось уехать на несколько дней куда-то на поезде. Думаю, что он встречался с президентом. А когда вернулся, ему было не до Джимми Камса.

— Еще остаются двое, — напомнил Калл.

— Я не знаю, откуда они взялись, — признался Знаменитый Ботинок. — У одного лошадь едва тащится от слабости, да и сам он не очень хороший наездник. Второй — маленького роста и едет немного в стороне. Может быть, оттого, что Мокс-Мокс не очень его любит.

К ним подъехали остальные. У Брукшира вид был нездоровый. Помощник Планкерт выглядел испуганным. Пи Ай внешне казался достаточно спокойным, но Каллу было ясно, что душа у него не лежит к тому, что он делал.

Калл решил не бросать своих людей. Когда подойдет время ударить по Мокс-Моксу, он оставит их, но прежде они должны оказаться в более безопасном месте. Если он отправит их к Рою Бину в сопровождении Знаменитого Ботинка, они могут добраться, а могут и не добраться. Даже если они будут ехать только ночью, опасность все равно может поджидать их. Бен Лили шел ночью и тем не менее потерял своих собак и чуть было не лишился жизни.

— Поедем к Рою Бину, — предложил Калл, — и узнаем, что известно ему. Затем я, возможно, оставлю вас на несколько дней и посмотрю, что можно сделать с этими убийцами.

Они немедленно тронулись в путь, но все утро Калла терзало желание броситься вслед за убийцами, пока они были не так далеко, но он боялся за своих людей. Все они были взрослыми и могли бы позаботиться о себе сами. Ему часто приходилось оставлять своих людей в опасных ситуациях. Однако в этот раз он чувствовал, что ему не следует оставлять их. Ему не хотелось вернуться и найти их сожженными, подобно собаке Бена Лили.

Брукширу полегчало, когда капитан сказал, что останется с ними. Оглядываясь по сторонам, он не видел ничего, кроме бескрайней прерии, Запад распахивал перед ним одну бесконечную равнину за другой. Когда казалось, что горизонту уже некуда отодвигаться, он просыпался и видел его еще дальше. У Брукшира был компас, но он не пользовался им. Капитан Калл являлся его компасом. Без него Брукшир вряд ли нашел бы в себе силы двигаться по этой голой земле к вечно отодвигающемуся горизонту. В какой-то момент он просто остановился бы, сел и стал ждать смерти.

И еще он видел сожженную собаку. Если капитан покинет их, все дело сведется просто к тому, чтобы продолжать двигаться до тех пор, пока они не доберутся до города, где может оказаться отель и железная дорога. Пустота и ощущение, что тебя уносит ветром, уже не будут единственными источниками страха для него.

Где-то здесь бродит сжигатель людей. Он, очевидно, находится внутри того же самого кольца горизонта, которое в данный момент окружает их. Брукшир был бесконечно благодарен капитану за то, что тот не бросил их. Бухгалтер уже перестал бояться смерти, которая наступает от пули.

Но Брукшир видел собаку Бена Лили и не хотел умереть, как эта собака, на костре.

— Этот индеец должен мне пятицентовик. Если он у тебя на оплате — раскошеливайся, — заявил Рой Бин, как только Калл и его команда появились перед ним, еще не успев спешиться. Он сидел на слабом зимнем солнышке возле своего салуна, закутанный в бизонью шубу. В руке у него был взведенный пистолет, а на коленях лежала винтовка, ствол которой торчал из-под шубы. Рядом стоял дробовик, прислоненный к стене салуна.

— Неужели есть такая выпивка, которая стоит всего пять центов? — поинтересовался Калл.

— Он задолжал мне не за выпивку, а за бальзам, — пояснил судья. — Однажды он приковылял сюда на больной ноге, и я дал ему немного бальзама, чтобы он подлечил ее, но забыл взять с него деньги. Это был отличный бальзам. Он лечит все, вплоть до мужской слабости.

Калл отдал Рою Бину пятицентовик. Пока ему полностью не оплатят его счет, каким бы ничтожным он ни был, судья вряд ли расстанется с какой-нибудь информацией.

— Я наступил на маленький кактус с колючками, похожими на змеиные зубы, — сказал Знаменитый Ботинок. — Он дал мне немного своей мази, и я хожу до сих пор. Я отдам пятицентовик, однако сейчас его у меня нет.

— Спишем его на счет босса Брукшира. — Калл не удивился тому, что в салуне «Джерси Лили» их прежде всего ждал счет, выставленный несколько лет назад. — Занесите его в свою книгу, Брукшир, — сказал Калл: — Я не сомневаюсь, что полковник будет рад внести пятицентовик в пользу человека, который позаботился о том, чтобы наш следопыт был здоровым.

У Брукшира пропал интерес к бухгалтерскому учету, и он бросил вести записи в книге, хотя в Пресидио они сделали значительные закупки. Пару раз он даже вырывал из нее страницы, чтобы разводить костры во время стоянок. Еще где-то по пути вдоль бескрайней Рио-Кончо он перестал чувствовать себя живущим в мире, где бухгалтерский учет что-то значил. В том мире живет и всегда будет жить полковник Терри, который, как и старый судья, не замедлит потребовать свой пятицентовик и даже пенни. Но Брукшир уже выпал из мира гроссбухов и оказался в мире пространства и ветра, морозных ночей и звездного неба — в мире людей, которые убивают пулями, и людей, которые просто так, для удовольствия, сжигают собак. Для того чтобы делать по вечерам свои записи в книге, Брукширу приходилось вначале оттаивать чернила, а затем свои пальцы. Трудно было различать строчки книги при свете костра на стоянке, но еще хуже обстояло дело с каллиграфией. В отношении нее полковник тоже был строг. Он не любил корпеть над записями в книгах учета и не раз, разбирая почерк, говорил об этом.

Теперь, когда Брукшир стоял перед салуном судьи Бина, а позади была вся Мексика, строгости полковника уже ничего для него не значили. Теперь Брукширу надо было беспокоиться о том, чтобы костры, которые он разводил на стоянках, горели всю ночь и не требовали для этого много дров. Капитан Калл был не менее строг в этом отношении, чем полковник в отношении каллиграфии.

— Ждешь объявления войны? — спросил Калл у судьи. — Что-то уж слишком ты вооружился.

— Я всегда жду погибели, — ответил судья. — И всегда держу несколько ружей наготове на случай, если она придет в виде, доступном для моих пуль. Однако подозреваю, что скорее она придет в виде болезни. Я восприимчив к болезням, а болезнь не застрелишь, черт бы ее побрал.

— Если это все еще салун, мы хотели бы выпить виски, — сказал Калл. — Пришлось померзнуть, пока ехали.

Не успели они выбраться из каньона, как сзади налетел северный ветер и как следует пощипал их, хотя они ехали все время спиной к нему.

Судья неохотно встал и провел их в помещение. Когда он сидел, пригревшись, в своей бизоньей шубе, то не любил, чтобы его беспокоили. Большинство разговоров, даже в самую холодную погоду, у него происходило снаружи, причем он говорил из глубины своей шубы.