— Возьмите это себе.

— Спасибо. Потрясающая вещь.

— Когда я приду в следующий раз?

— Как тебе дня через два? В пятницу?

— А почему не завтра?

— Иногда бывает лучше, если дать детям какое-то время подумать о том, что произошло, а потом уж продолжать.

— Я думаю быстро, — сказала она. — И я не все еще рассказала.

— Ты правда хочешь прийти завтра?

— Я хочу вылечиться.

— Ну что ж, ладно. Мы могли бы встретиться в пять часов. Если Джейкоб сможет тебя привезти.

— Он сможет, — сказала она. — Он тоже хочет, чтобы я выздоровела.

Я пошел проводить ее через отдельный выход и заметил идущего по коридору Датчи с бумажным пакетом в руке. Увидев нас, он нахмурился и посмотрел на часы.

Мелисса сказала:

— Джейкоб, мы должны опять приехать к нему завтра, в пять часов.

Подняв брови, Датчи сказал:

— Я как будто бы вовремя, доктор.

— Вы точны, — сказал я. — Я просто показывал Мелиссе отдельный выход.

— Чтобы другие дети не увидели меня и не узнали, кто я, — сказала она. — Это частная жизнь.

— Понятно, — сказал Датчи, посмотрев в обе стороны коридора. — Я вам кое-что принес, юная леди. Чтобы дотерпеть до обеда. — Верхняя половина пакета была аккуратно сложена гармошкой. Он открыл пакет кончиками пальцев и достал оттуда овсяное печенье.

Мелисса радостно пискнула, взяла у него печенье и приготовилась откусить.

Датчи кашлянул.

Мелисса застыла с печеньем в руке.

— Спасибо, Джейкоб.

— На здоровье, юная леди.

Она повернулась ко мне.

— Хотите печенья, доктор Делавэр?

— Нет, Мелисса, спасибо. — Я почувствовал себя поступающим в «школу обаяния».

Она облизнула губы и приступила к поглощению печенья.

Я сказал:

— Мне хотелось бы поговорить с вами одну минуту, мистер Датчи.

Он снова взглянул на часы.

— Движение на шоссе... чем дольше мы задерживаемся...

Я перебил его.

— В ходе сеанса кое-что выяснилось. Кое-что важное.

Он сказал:

— Право же, это совсем...

Я заставил себя терпеливо улыбнуться.

— Если я хочу сделать свою работу, то мне потребуется помощь, мистер Датчи.

У него на лице появилось такое выражение, словно я испортил воздух на посольском обеде. Он еще раз кашлянул, сказал: «Подожди минутку, Мелисса» и отошел на несколько шагов дальше по коридору. Мелисса с набитым ртом проводила его глазами.

Я улыбнулся ей.

— Мы всего на одну секунду, малышка. — И присоединился к нему.

Он посмотрел в обе стороны коридора и сложил руки на груди.

— Что случилось, доктор?

При ближайшем рассмотрении он оказался гладко выбритым, и от него пахло лавровишневой водой и свежевыстиранным бельем.

Я сказал:

— Девочка говорила о том, что случилось с ее матерью. О каком-то человеке по имени Микокси.

Он вздрогнул.

— Право же, сэр, это не в моей компетенции.

— Это важно, мистер Датчи. И явно связано с ее страхами.

— Лучше, если ее мать...

— Правильно. Но дело в том, что я звонил несколько раз и просил передать ее матери, чтобы она связалась со мной, но так и не дождался звонка. Обычно я не соглашаюсь даже просто встретиться с ребенком без непосредственного участия родителей. Но Мелиссе явно нужна помощь. И немалая. Я берусь ей помочь, но для этого мне необходима информация.

Он так долго и так старательно жевал щеку, что я испугался, как бы он не прогрыз ее насквозь. Стоя в отдалении, Мелисса уплетала печенье и пристально смотрела в нашу сторону.

Наконец он сказал:

— Это все случилось еще до рождения девочки.

— Хронологически это, может быть, и так. Но не психологически.

Он долго изучающе смотрел на меня. Капелька влаги выступила у него в уголке правого глаза; она была не больше бриллиантика на дешевом обручальном кольце. Он мигнул, и капелька исчезла.

— Право же, я в крайне неловком положении. Я служу в этом доме...

Я не стал настаивать.

— Хорошо, я не хочу ставить вас в затруднительное положение. Но прошу вас передать от моего имени, что кто-то должен со мной поговорить в самое ближайшее время.

Мелисса пошаркала ногами. Печенье исчезло. Датчи посмотрел на нее серьезным, но удивительно нежным взглядом.

Я сказал:

— И я действительно жду ее завтра в пять.

Он кивнул, подошел ближе еще на шаг, так что мы почти соприкасались, и прошептал мне на ухо:

— Она произносит «Микокси», но этого проклятого негодяя звали Макклоски. Джоэль Макклоски.

Он опустил голову и выдвинул ее вперед, словно выглядывающая из своего панциря черепаха. Ждал, как я на это отреагирую.

Ждал, что мне что-то известно.

Я сказал:

— Это ни о чем мне не говорит.

Голова вернулась в обычное положение.

— Вы жили десять лет назад в Лос-Анджелесе, доктор?

Я кивнул.

— Об этом писали в газетах.

— Я еще учился. Мое внимание целиком поглощали учебники.

— Март 1969 года. Третьего марта, — уточнил он. Его лицо исказила болезненная гримаса. — Это... это все, что я могу сейчас сказать вам, доктор. Возможно, в другой раз...

— Ладно, — сказал я. — Жду вас завтра.

— В пять часов. — Он выдохнул воздух, выпрямился и, потянув себя за лацканы пиджака, откашлялся. — Возвращаясь к настоящему, хочу надеяться, что сегодня все шло по плану.

— Да, прекрасно.

Мелисса направлялась в нашу сторону. Белый атласный пояс развязался и волочился по полу. Датчи поспешил к ней и завязал бант, отряхнул платье от крошек, выправил ей плечи и велел стоять прямо, потому что «кривой позвоночник никуда не годится, юная леди».

Она улыбнулась, смотря на него снизу вверх.

Выходя из здания, они держались за руки.

Через несколько минут пришел другой пациент, и мне удалось следующие три четверти часа не думать о виолончели и малой флейте. Выйдя из офиса в семь вечера, я отправился в библиотеку Беверли-Хиллз, до которой минут пять езды на машине. Читальный зал был заполнен отставниками, проверявшими последние котировки акций, и подростками, выполнявшими домашние задания или делавшими вид, будто заняты этим делом. В семь пятнадцать я сидел за прибором для просмотра микрофильмов со вставленной в него катушкой материалов газеты «Тайме» за март 1969 года. Вот и 4 марта. То, что я искал, находилось вверху слева.

АКТРИСА СТАЛА ЖЕРТВОЙ НАПАДЕНИЯ С ПРИМЕНЕНИЕМ КИСЛОТЫ

(Голливуд.) Тихий район на склоне холма выше Голливудского бульвара стал сценой жуткого нападения, совершенного рано утром на бывшую манекенщицу, работающую теперь по контракту со студией «Апекс». Соседи жертвы гадают о причине ужасного преступления.

Двадцатитрехлетняя Реджина Мари Пэддок, проживающая по адресу: Бичвуд-драйв 2103, квартира 2, была разбужена у себя дома звонком в дверь в половине пятого утра. Звонил мужчина, назвавшийся посыльным телеграфной компании «Уэстерн юнион».

Когда она открыла дверь, этот мужчина взмахнул пузырьком и выплеснул его содержимое ей в лицо. Она с криком упала, а нападавший, которого описывают как чернокожего мужчину ростом свыше 180 сантиметров и весом около 75 килограммов, убежал.

Пострадавшую с ожогами лица третьей степени отправили в Голливудский пресвитерианский госпиталь, где ей была оказана врачебная помощь. Представитель госпиталя назвал ее состояние «серьезным, но стабильным. Жизнь ее вне опасности, но она испытывает сильную боль из-за обширного поражения тканей левой стороны лица. Ее глаза чудом остались целы».

Представитель студии «Апекс» выразил их общее потрясение и глубокое сожаление в связи с этим злобным, бессмысленным нападением на талантливую Джину Принс (сценический псевдоним мисс Пэддок). «Мы будем всеми доступными нам средствами содействовать властям в скорейшем задержании лица, совершившего это подлое преступление».

Пострадавшая родилась в 1946 году в Денвере, штат Колорадо, переехала в Лос-Анджелес вдевятнадцатилетнем возрасте, получила работу фотомодели и манекенщицы в престижном агентстве «Флэкс» и быстро завоевала место на разворотах в журналах «Глэмор» и «Вог». После «Флэкса» она какое-то время работала в ныне не существующем агентстве «Бель-вю», но потом окончательно рассталась с профессией модели, поступила в агентство «Уильям Моррис» и получила актерский контракт в «Апексе».