– О Господи, - произнес Старик. - Тяжелая рука.
– У меня тоже, - сказал Уильям.
Юнец промолчал.
Вернувшись к ним, Розетт сказала:
– Пошли, мальчики. Небольшие неприятности, только и всего.
Дойдя до конца коридора, они вошли вслед за ней в последнюю дверь слева. Это и была контора - комната средних размеров с двумя красными плюшевыми диванами, двумя или тремя красными плюшевыми креслами и толстым красным ковром на полу. В одном углу стоял небольшой письменный стол, за который Розетт и села лицом к двери.
– Присаживайтесь, мальчики, - сказала она.
Старик сел в кресло, Юнец и Уильям - на диван.
– Итак, - сказала она. - Перейдем к делу.
В ее голосе появились резкие, нетерпеливые нотки.
Старик подался вперед. Его короткие рыжие волосы выглядели нелепо на фоне ярко-красного плюша.
– Мадам Розетт, - сказал он, - для нас огромное удовольствие познакомиться с вами. Мы так много о вас слышали.
Юнец бросил взгляд на Старика. Тот снова стал вежливым. Розетт тоже смотрела на него, при этом в ее маленьких черных глазках было подозрение.
– Поверьте мне, - продолжал Старик, - мы действительно уже довольно давно с нетерпением ждали этой встречи.
Его голос звучал так приятно и он был так вежлив, что Розетт приняла его поведение за чистую монету.
– Рада слышать это, мальчики, - сказала она. - Вы всегда можете хорошо провести здесь время. Я об этом позабочусь. А теперь к делу.
Уильям не мог больше ждать.
– Старик говорит, что вы великая женщина, - медленно произнес он.
– Спасибо, мальчики.
– И еще Старик говорит, что вы грязная старая сирийская еврейка, сказал Юнец.
– Старик говорит, что вы паршивая старая сука, - быстро добавил Уильям.
– А я знаю, что говорю, - сказал Старик.
Розетт вскочила с места.
– Это еще что такое? - заорала она.
Теперь лицо ее было не цвета грязи, а цвета красной глины. Мужчины не двигались. Они не улыбались и не смеялись, а сидели спокойно, немного подавшись вперед, и смотрели на нее.
Розетт уже имела раньше неприятности, много неприятностей, и знала, как справиться с ними. Но на этот раз случилось нечто новое. Похоже, они не были пьяны, речь не шла о деньгах или о какой-нибудь из ее девушек. Речь шла о ней самой, а ей это не нравилось.
– Убирайтесь вон, - закричала она. - Убирайтесь, если не хотите скандала.
Но они не двигались с места.
Она выждала какое-то время, потом быстро вышла из-за стола и направилась к двери. Но Старик опередил ее, и, когда она набросилась на него, Юнец и Уильям схватили ее сзади за руки.
– Запрем ее, - сказал Старик. - И уходим.
Она совсем раскричалась, а слова, которые при этом употребляла, невозможно передать, потому что это были ужасные слова. Они выплескивались из ее маленького рыбьего рта одним длинным непрерывным пронзительным криком, а вместе с ними вылетала слюна, которую она обращала в плевки. Юнец и Уильям подтолкнули ее к одному из больших кресел. Она сопротивлялась и кричала, как большая жирная свинья, которую волокут на бойню. Подведя к креслу, они резко подтолкнули ее, и она упала на него спиной. Юнец подскочил к столу, быстро нагнулся и выдернул телефонный шнур. Старик открыл дверь, и все трое выскочили в коридор, прежде чем Розетт успела подняться. Старик вынул ключ с внутренней стороны двери и запер ее снаружи. Они стояли в коридоре.
– О Господи! - воскликнул Старик. - Ну и женщина!
– Совсем с ума сошла, - сказал Уильям. - Вы только послушайте.
Они прислушались. Женщина сначала кричала, потом стала колотить в дверь, не переставая при этом вопить совсем не женским голосом. Это был голос разъяренного быка, способного издавать членораздельные звуки.
– Теперь быстро к девушкам, - сказал Старик. - Следуйте за мной. Настройтесь на серьезный лад. На самый серьезный.
Он побежал по коридору к гардеробной, Юнец и Уильям устремились следом за ним. Перед дверью он остановился, остановились и двое других. Слышно было, как Розетт вопит в конторе.
– Ничего не говорите, - сказал Старик. - И будьте серьезны.
И он открыл дверь и вошел в комнату.
Там было около дюжины девушек. Они все уставились на него. Их разговоры прервались на полуслове. Все глаза были прикованы к Старику, стоявшему в дверях. Щелкнув каблуками, он сказал:
– Военная полиция. Les Gendarmes Militaires.
Он произнес это строгим голосом, с самым серьезным выражением лица, стоя в дверях по стойке "смирно". Фуражки он не снял. Юнец и Уильям находились за его спиной.
– Военная полиция, - повторил он.
Он достал свое удостоверение и, держа его двумя пальцами, показал девушкам. Те не двигались и ничего не говорили, замерев в позах, в которых их застали летчики. Казалось, будто это живые картины. Одна из них натягивала чулок, да так и застыла: сама сидит на стуле, вытянув ногу, чулок надет до колена, руки держат чулок. Другая причесывалась перед зеркалом, а обернувшись, так и замерла с поднятыми руками. Третья красила губы; она подняла глаза на Старика, а помаду по-прежнему держала у рта. Несколько девушек просто сидели на некрашеных деревянных стульях и ничем не были заняты. Они повернули головы в сторону двери, но продолжали сидеть. По большей части они были в блестящих вечерних платьях; одна или две оставались полуодетыми, но на большинстве были все-таки зеленые, голубые, красные или золотые блестящие платья. Обернувшись в сторону Старика, они так и застыли, словно живые картины.
Старик помолчал. Потом сказал:
– Должен заявить от имени властей - мы сожалеем, что вынуждены вас потревожить. Примите мои извинения, барышни. Однако вам надлежит пойти со мной для регистрации и всего такого прочего. После этого вы сможете уйти. Это простая формальность. А теперь прошу вас следовать за мной. С мадам я переговорил.
Старик умолк, но девушки по-прежнему не двигались.
– Прошу вас, - сказал Старик, - одевайтесь. Мы люди военные.
Он отступил на шаг и открыл дверь. Неожиданно картина ожила, девушки поднялись со своих мест. Некоторые выражали недоумение, другие что-то бормотали, а две или три направились к двери. За ними последовали остальные. Те, кто не успел одеться до прихода летчиков, быстро надели платья, пригладили волосы руками и также пошли к дверям. Пальто ни у кого из них не было.
– Пересчитай их, - сказал Старик Юнцу, когда девушки одна за другой стали выходить из гардеробной.
Юнец сосчитал вслух - их было четырнадцать.
– Четырнадцать, сэр, - доложил Юнец, как это сделал бы эскадронный старшина.
– Хорошо, - сказал Старик и повернулся к девушкам, которые столпились в коридоре. - А теперь, барышни, послушайте меня. У меня есть список с вашими именами, которые мне дала мадам, так что прошу не разбегаться. И не волнуйтесь. Это простая формальность военного времени.
Уильям был в коридоре. Открыв дверь, которая вела на лестницу, он вышел первым. За ним последовали девушки, а замыкали шествие Старик и Юнец. Девушки вели себя тихо. Некоторые были озадачены и взволнованы, некоторые немного напуганы, но никто из них ничего не говорил. Лишь высокая черноволосая девушка сказала:
– Mon Dieu 15, формальность военного времени. Mon Dieu, mon Dieu, что же дальше-то будет.
Но этим все и кончилось, и они пошли дальше. В холле они столкнулись с египтянином с плоским лицом и изуродованными ушами. Поначалу показалось, что неприятностей не избежать, однако Старик сунул ему в лицо свое удостоверение и сказал:
– Военная полиция. - И тот так удивился, что не предпринял никаких действий и пропустил их.
Когда они оказались на улице, Старик сказал:
– Придется немного пройти пешком, но очень немного.
И они повернули направо и пошли по тротуару. Впереди шествовал Старик, сзади - Юнец, а Уильям шагал по мостовой, охраняя фланг. Появилась луна, и было видно довольно хорошо. Уильям старался идти в ногу со Стариком, а Юнец старался идти в ногу с Уильямом. Все трое размахивали руками, высоко держали головы и казались военными хоть куда, да и вообще зрелище было еще то. Четырнадцать девушек в блестящих вечерних платьях, четырнадцать девушек, шагающих под луной в своих сверкающих голубых, красных, черных и золотых туалетах, при этом Старик идет впереди, Уильям рядом, а Юнец замыкает процессию. Зрелище было еще то.