– В чем дело, дорогой? Что-то случилось?

    Он сидел, не шевелясь, и при этом так низко опустил голову, что свет от лампы падал на верхнюю часть его лица, а подбородок и рот оставались в тени. Она увидела, как у него задергалось левое веко.

    – Для тебя это, боюсь, будет потрясением, - заговорил он. - Но я много об этом думал и решил, что лучше уж разом все выложить. Надеюсь, ты не будешь судить меня слишком строго.

    И он ей все рассказал. Это не заняло у него много времени: самое большее - четыре-пять минут. Она слушала мужа, глядя на него с ужасом, который возрастал, по мере того как он с каждым словом все более отдалялся от нее.

    – Ну вот и все, - произнес он. - Понимаю, что я не вовремя тебе обо всем этом рассказал, но у меня просто нет другого выхода. Конечно же, я дам тебе деньги и буду следить за тем, чтобы у тебя все было. Но давай не будем поднимать шум. Надеюсь, ты меня понимаешь. Будет не очень-то хорошо, если об этом узнают на службе.

    Поначалу она не хотела ничему верить и решила, что все это - выдумка. Может, он вообще ничего не говорил, думала она, а она себе все это вообразила. Наверное, лучше заняться своими делами и вести себя так, будто ей все это послышалось, а потом, когда она придет в себя, нужно будет просто убедиться в том, что ничего вообще не произошло.

    – Пойду приготовлю ужин, - выдавила она из себя, и на сей раз он ее не удерживал.

    Она не чувствовала под собой ног, когда шла по комнате. Она вообще ничего не чувствовала. Ее лишь слегка подташнивало и мутило. Она все делала механически: спустилась в погреб, нащупала выключатель, открыла морозилку, взяла то, что попалось ей под руку. Она взглянула на сверток в руках и сняла бумагу.

    Баранья нога.

    Ну что ж, пусть у них на ужин будет баранья нога. Держа ее за один конец обеими руками, она пошла наверх. Проходя через гостиную, она увидела, что он стоит к ней спиной у окна, и остановилась.

    – Ради бога, - сказал он, услышав ее шаги, но при этом не обернулся, не нужно для меня ничего готовить.

    В эту самую минуту Мэри Мэлони просто подошла к нему сзади, не задумываясь, высоко подняла замороженную баранью ногу и с силой ударила его по затылку.

    Это было все равно что ударить его дубиной.

    Она отступила на шаг, помедлила, и ей показалось странным, что он секунды четыре, может, пять, стоял, едва заметно покачиваясь, а потом рухнул на ковер.

    При падении он задел небольшой столик, тот перевернулся, и грохот заставил ее выйти из оцепенения. Холодея, она медленно приходила в себя и в изумлении из-под полуопущенных ресниц смотрела на распростертое тело, по-прежнему крепко сжимая в обеих руках кусок мяса.

    "Ну что ж, - сказала она про себя. - Итак, я убила его". Неожиданно мозг ее заработал четко и ясно, и это ее еще больше изумило. Она начала очень быстро соображать. Будучи женой сыщика, она отлично знала, какое ее ждет наказание. Тут все ясно. Впрочем, ей все равно. Будь что будет. Но, с другой стороны, как же ребенок? Что говорится в законе о тех, кто ждет ребенка? Их что, обоих убивают - мать и ребенка? Или же ждут, когда наступит десятый месяц? Как поступают в таких случаях?

    Этого Мэри Мэлони не знала. А испытывать судьбу она не собиралась.

    Она отнесла мясо на кухню, положила его на противень, включила плиту и сунула в духовку. Потом вымыла руки и быстро поднялась в спальню. Сев перед зеркалом, припудрила лицо и подкрасила губы. Попыталась улыбнуться. Улыбка вышла какая-то странная. Она сделала еще одну попытку.

    – Привет, Сэм, - весело сказала она громким голосом. И голос звучал как-то странно - Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй, баночку горошка.

    Так-то лучше. Улыбка на этот раз получилась лучше, да и голос звучал твердо. Она повторила те же слова еще несколько раз. Потом спустилась вниз, надела пальто, вышла в заднюю дверь и, пройдя через сад, оказалась на улице.

    Еще не было и шести часов, и в бакалейной лавке горел свет.

    – Привет, Сэм, - беззаботно произнесла она, обращаясь к мужчине, стоявшему за прилавком.

    – А, добрый вечер, миссис Мэлони. Что желаете?

    – Я бы хотела купить картошки, Сэм. Да, и еще, пожалуй, баночку горошка.

    Продавец повернулся и достал с полки горошек.

    – Патрик устал и не хочет никуда идти ужинать, - сказала она. - По четвергам мы обычно ужинаем не дома, а у меня как раз в доме не оказалось овощей.

    – Тогда как насчет мяса, миссис Мэлони?

    – Нет, спасибо, мясо у меня есть. Я достала из морозилки отличную баранью ногу.

    – Ага!

    – Обычно я ничего не готовлю из замороженного мяса, Сэм, но сегодня попробую. Думаешь, получится что-нибудь съедобное?

    – Лично я, - сказал бакалейщик, - не вижу разницы, замороженное мясо или нет. Эта картошка вас устроит?

    – Да, вполне. Выберите две картофелины.

    – Что-нибудь еще? - Бакалейщик склонил голову набок, добродушно глядя на нее. - Как насчет десерта? Что бы вы выбрали на десерт?

    – А что бы вы предложили, Сэм?

    Продавец окинул взглядом полки своей лавки.

    – Что скажете насчет доброго кусочка творожного пудинга? Уж я-то знаю, он это любит.

    – Отлично, - согласилась она. - Он это действительно любит.

    И когда покупки были завернуты, она расплатилась, приветливо улыбнулась ему и сказала:

    – Спасибо, Сэм. Доброй ночи.

    – Доброй ночи, миссис Мэлони. И спасибо вам.

    А теперь, говорила она про себя, торопливо направляясь к дому, теперь она возвращается к своему мужу, который ждет ужина; и она должна хорошо его приготовить, и чтобы все было вкусно, потому что бедняга устал; а если, когда она войдет в дом, ей случится обнаружить что-то необычное, неестественное или ужасное, тогда увиденное, само собой, потрясет ее, и она обезумеет от горя и ужаса. Но ведь она не знает, что ее ждет что-то ужасное. Она просто возвращается домой с овощами. Сегодня четверг, и миссис Патрик Мэлони идет домой с овощами, чтобы приготовить ужин для мужа.

    "Делай все как всегда. Пусть все выглядит естественно, и тогда совсем не нужно будет играть", - говорила она себе.

    Вот почему, входя на кухню через заднюю дверь, она тихо напевала под нос и улыбалась.

    – Патрик! - позвала она. - Как ты там, дорогой?

    Она положила пакет на стол и прошла в гостиную; и, увидев его лежащим на полу, скорчившимся, с вывернутой рукой, которую он придавил всем телом, она действительно испытала потрясение. Любовь к нему всколыхнулась в ней с новой силой, она подбежала к нему, упала на колени и разрыдалась. Это нетрудно было сделать. Играть не понадобилось.

    Спустя несколько минут она поднялась и подошла к телефону. Она помнила наизусть номер телефона полицейского участка и, когда ей ответили, крикнула в трубку:

    – Быстрее! Приезжайте быстрее! Патрик мертв!

    – Кто это говорит?

    – Миссис Мэлони. Миссис Мэлони.

    – Вы хотите сказать, что Патрик Мэлони мертв?

    – Мне кажется, да, - говорила она сквозь рыдания. - Он лежит на полу, и мне кажется, он мертв.

    – Сейчас будем, - ответили ей.

    Машина приехала очень быстро, и когда она открыла дверь, вошли двое полицейских. Она знала их - она знала почти всех на этом участке - и, истерически рыдая, упала в объятия Джека Нунана. Он бережно усадил ее на стул и подошел к другому полицейскому, по фамилии О'Молли, склонившемуся над распростертым телом.

    – Он мертв? - сквозь слезы проговорила она.

    – Боюсь, да. Что здесь произошло?

    Она сбивчиво рассказала ему о том, как вышла в бакалейную лавку, а когда вернулась, нашла его лежащим на полу. Пока она говорила, плакала и снова говорила, Нунан обнаружил на голове умершего сгусток запекшейся крови. Он показал рану О'Молли, который немедленно поднялся и торопливо направился к телефону.