Наступила зима. Холодные злые ветры бились в саманные стены домов, стучали обледеневшими пологами юрт. Колючий снег пополам с песком хлестал по лицу. К мукам холода прибавились муки голода — деньги подошли к концу. Брат Герард вырезал из дерева ложки, Юлиан ходил ими торговать. Иоанн и Яков собирали на улицах сухой навоз для очага. Монахи оголодали до того, что Юлиан решил продать Иоанна и Якова в рабство. Однако сделка не состоялась: купцы ждали весны. Весной начнётся война, и тогда рабов можно будет покупать за бесценок. К тому же Иоанн и Яков совсем ослабли от голода и едва держались на ногах. Кому такие нужны? Тогда Юлиан велел им возвращаться обратно в Венгрию. Больше о них никто ничего не слышал…

Двоим прокормиться легче, чем четверым. В середине марта сошёл снег и с первым же караваном монахи покинули Торчикан.

Однажды в пути Юлиан нечаянно выронил из сумы королевскую грамоту. Блеснула позолоченная печать. Ого, эти нищие «дервиши», оказывается, прячут золото! Караванщики набросились на монахов, скрутили им руки, принялись рыться в суме. Не обнаружив ничего ценного, они жестоко избили монахов и бросили их в степи. Отлежавшись и перевязав раны, Юлиан и Герард пошли дальше — пешком, одни. Весна неумолимо вступала в свои права. Трава от зноя желтела буквально на глазах. Вода из редких колодцев была солёной, невкусной. Спустя 37 дней, окончательно обессиленные Юлиан и Герард добрались до страны, которую местные жители называли Вела (где-то между реками Яиком и Эмбой). Встретили их здесь крайне недружелюбно. Монахи вынуждены были ночевать в заброшенном шалаше из дырявых шкур. Герард слабел с каждым днём. Юлиан оставлял больного спутника в шалаше, а сам отправлялся просить милостыню. Подавали мало, неохотно. Наконец, Герард немного окреп, и заявил, что сможет продолжать путь. Однако в дороге ему стало совсем плохо. Он метался в горячке, бредил… Герард умер на руках Юлиана. Похоронив товарища, Юлиан остался один.

Ему повезло: он случайно встретил какого-то муллу («сарацинского священника»), направлявшегося в Волжскую Булгарию. Мулла долго расспрашивал Юлиана, кто он и откуда, и неожиданно предложил стать его слугой. И снова путь по диким степям. Безлюдье, зной… Небольшой караван двигался неторопливо, но без остановок. Скрипели телеги, шуршала под колёсами сухая трава. Везде валялись ржавые обломки оружия — следы недавней войны. Белели лошадиные кости, страшно скалились человеческие черепа…

Здесь Юлиан впервые увидел монголов: плоские широкие лица, одежда из вывороченных мехом наружу звериных шкур, войлочные колпаки, кривые сабли и луки за спиной. Всадники крепко сидели в сёдлах и могли стрелять из луков прямо на скаку, не держась за уздечки. Несколько раз эти дикие наездники с воинственными криками и устрашающим воем бросались на караван, но всякий раз мулла вытаскивал из-за пазухи небольшую медную дощечку с непонятными письменами, и монголы расступались, пропуская телеги. Юлиан узнал, что эта дощечка называлась «пайцза» и давала право безопасного проезда через монгольские владения.

20 мая караван достиг пределов Волжской Булгарии. Здесь в большом булгарском городе Юлиан расстался с муллой. Город был многолюдным — булгары утверждали, что при необходимости он может выставить 50 тысяч воинов. Но всё равно здесь было тревожно: все готовились к нашествию. По дорогам тянулись обозы с запасами на случай осады. Оружейники работали день и ночь, а вот купцы уже сворачивали торговлю.

Юлиан бродил по улицам, смотрел, слушал. И вдруг… услышал в толпе венгерскую речь! Расталкивая людей, он бросился через толпу. Неподалёку возле прилавка стояла женщина в длинном широком платье, украшенном цветными лентами, в кожаной безрукавке. Она по-венгерски называла лежащие на прилавке товары, и тут же переводила смысл слов стоящему рядом чернобородому тучному мужчине — по-видимому, мужу. Юлиан приветствовал женщину по-венгерски. Удивлённая женщина ответила на его родном языке. И тогда Юлиан, не стесняясь слёз, заплакал от счастья…

Женщина оказалась мадьяркой из «Великой Венгрии», выданной замуж за булгарского купца. Она рассказала Юлиану, что земля её народа лежит всего в двух днях пути отсюда, возле реки Этиль (по-башкирски — Ак-Идель, Белая). Правда, как выяснилось, речь шла о двух днях конного пути, а пешему Юлиану пришлось добираться до неё больше недели. Но эти дни стали самыми счастливыми в его жизни.

Дорога оказалась лёгкой и приятной. Она шла через лиственные леса с быстрыми прозрачными речками. Потом леса поредели, и на смену им пришла холмистая равнина, покрытая ярким разнотравьем. Чистый сухой воздух, напоённый ароматом трав, кружил голову. Здесь, у края степи, Юлиан увидел первое селение венгров — несколько деревянных домов с плоскими крышами в окружении круглых, покрытых бурым войлоком юрт. Навстречу Юлиану вышли невозмутимые, спокойные люди — рослые, смуглолицые, с длинными чёрными волосами, свисавшими почти до плеч. Оружия ни у кого не было, лишь короткие, витые из ремней плётки висели на поясах. Высокий старик, отличавшийся от остальных нарядной суконной шапкой с опушкой из бобрового меха, обратился к Юлиану по-венгерски:

— Кто ты, добрый человек?

У Юлиана перехватило дыхание.

— Я ваш брат, такой же венгр, как и вы! — срывающимся голосом прокричал он и достал из-за пазухи королевскую грамоту…

Венгров убедила не грамота, а то, что пришелец из далёких земель говорит на их родном языке. Они помнили, что много лет назад часть их народа ушла на запад. Радость Юлиана была неописуема. Странника водили из дома в дом, из селения в селение, и всюду Юлиан находил щедрое гостеприимство и благодарных слушателей. Соотечественники жадно внимали его рассказам о Венгерском королевстве на Дунае, об обычаях и занятиях венгров-христиан. Сами же поволжские венгры, как писал Юлиан, «…язычники, но не почитают и идолов, а живут как звери. Земли не возделывают, едят мясо конское, волчье и тому подобное, пьют лошадиное молоко и кровь. Богаты конями и оружием, и весьма отважны в войнах».

Венграм, живущим на реке Белой, уже приходилось сталкиваться с монголами, и Юлиан получил от них много важных сведений о грозных завоевателях. Ничего не подозревающие народы Европы даже не представляли себе масштабов нависшей опасности! Юлиан понимал, что обязан предупредить и короля, и всех, кто может оказаться на пути монголов. Если он не сделает этого, это не сделает никто. Пора было возвращаться…

Юлиан покинул «Великую Венгрию» 21 июня 1236 года. Венгры отдали его под покровительство булгарского купца, ладья которого шла вниз по Белой, и строго наказали ему доставить гостя до земли руссов со всей бережностью:

— Если с нашим гостем случится что-либо худое, мы узнаем и убьём тебя. Ты проезжаешь по реке каждое лето, куда тебе спрятаться от нашей мести?

Плавание по рекам Белой и Каме, а затем вверх по Волге продолжалось около месяца. Неподалёку от устья Камы ладья присоединилась к большому торговому каравану. В предрассветном сумраке миновали Нижний Новгород, большой и сильно укреплённый русский город, стоявший на высоком берегу возле впадения в Волгу реки Оки. Пройдя по Оке, ладьи вошли в Клязьму, протекавшую по землям Северо-Восточной Руси. На исходе августа караван дошёл до Владимира.

Великий князь Владимирский Юрий Всеволодович (спустя год он будет убит татарами) принял Юлиана без торжественности, по-домашнему. Он рассказал плохие новости: монгольский хан отправил своих послов к венгерскому королю Беле IV, но владимирцы задержали их. Грамоту, отобранную у послов, князь передал Юлиану с тем, чтобы монах доставил её венгерскому королю. В ней хан недвусмысленно угрожал королю Беле за то, что тот принял под свою руку половцев: «Я, хан, посол царя небесного, которому он дал власть над землёй возвышать покоряющихся и подавлять противящихся, удивляюсь тебе, король венгерский! Рабов моих куманов, бежавших от моего гнева, ты держишь под своим покровительством. Приказываю впредь не держать их у себя, чтобы из-за них я не стал против тебя. Куманам ведь легче бежать, чем тебе, потому что они кочуют без домов, в шатрах. Ты же имеешь замки и города, как тебе избежать руки моей?»