Бывший нотариус задумался.

— Эту женщину, — спросил он вдруг, — видел ты ее когда-нибудь снова?

— Никогда, хотя я и искал ее точно так же, как и ее любовника.

— Ты не знал их имен?

Жан Жеди пожал плечами:

— Ты спрашиваешь у меня глупости, старина. Если бы я знал их имена, я был бы теперь богат.

— Однако она жила же где-нибудь?

— В Нельи, в доме, который они сняли на неделю под фантастическим именем. Когда я вышел из госпиталя, их там уже не было и никто в городе не знал, где они, и не мог сообщить о них ничего.

И тем не менее, хотя с тех пор прошло уже двадцать лет, я все еще надеюсь. Только гора с горой не сходится! Конечно, это маловероятно, но я суеверен и мне кажется, что час мщения должен наступить и что он близок… Я не только хочу получить плату за совершенное преступление, но, главное, хочу отомстить за все, что она заставила меня выстрадать. Потребовав от меня убийства старика и ребенка, она хотела убить и меня, чтобы зажать мне рот.

Бывший нотариус вздрогнул.

— Старика? Ребенка?!

— Да, — глухим голосом ответил Жан Жеди. — Ты, вероятно, слышал о так называемом деле на мосту Нельи? Так его называли в газетах того времени.

— Дело на мосту Нельи! — вскричал, вздрогнув, Рауль Бриссон.

— Да, то самое. Я помню его, помню так, как будто это было вчера. Я никогда его не забуду. Один человек был обвинен в том, что убил своего дядю-доктора в окрестностях Парижа.

— В Брюнуа?

— Да, именно в Брюнуа. Я прочитал подробности этого процесса, выйдя из госпиталя на другой день после того, как Поль Леруа, племянник старого доктора, заплатил головой за преступление другого, так как он был невиновен…

— Ты говоришь, что Поль Леруа был невиновен?! — воскликнул бывший нотариус.

— Невиновен, как новорожденный ребенок.

— Ты в этом уверен?

— Конечно, так как я сам принимал участие в деле, за которое его приговорили.

— Ты был с мужчиной и женщиной, не так ли?

— Да, с той самой женщиной, которая отравила меня, дав выпить вина как будто для того, чтобы придать мне мужества в минуту, когда она давала мне нож.

— Опиши мне ее наружность.

— Высокого роста, брюнетка, очень красивая, с роскошными волосами и черными глазами, но с необыкновенно злым выражением лица.

— Волосы черные, почти синие — не так ли?

— Да.

— И дело было двадцать лет назад, в 1837 году в сентябре?

— Да.

— Двадцать четвертого сентября?

— Да, в одиннадцать часов вечера. Я всегда буду это помнить! — прошептал Жан Жеди, становившийся все более и более мрачным.

— Вы взяли мужчину на площади Согласия?

Жан Жеди кивнул.

— Черт возьми! — воскликнул он. — Откуда ты все это знаешь?

— Знаю, потому что я писал письмо, в котором назначали свидание деревенскому доктору на площади Согласия.

— Но в таком случае, — вскричал Жан Жеди, — ты знаешь обоих, мужчину и женщину?!

— Я никогда не видел мужчину и только один раз видел женщину, когда она пришла заказать письмо, за которое заплатила десять луидоров. Если бы я мог угадать, что она хотела с ним сделать, я спросил бы двадцать.

— Тебе не пришло в голову следовать за нею?

Нотариус покачал головой.

— Во всяком случае, — продолжал Жан Жеди, — ты, по крайней мере, должен знать имя человека, чей почерк и подпись ты подделывал!

— Вместо подписи были только начальные буквы, — ответил нотариус.

— Но ты их не забыл?

— Нет, конечно.

— Говори же!

— Это было «герцог С. де Л. В.».

— Герцог! Черт возьми! Они хотели покончить с ребенком герцога, без сомнения, для того, чтобы получить его состояние.

— Конечно! И ты убил ребенка?

— Нет. Я убил мужчину и хотел утопить ребенка, но вдруг почувствовал сострадание. Что делать, человек не может быть совершенен. Но не в этом дело, вернемся к тому, что меня интересует. Ты знал начальные буквы и не старался угадать имя, которое под ними скрывалось?

— Нет, я искал.

— И что же, нашел что-нибудь?

— Да! При помощи геральдического альманаха я узнал, что эти буквы значили — герцог Сигизмунд де Латур-Водье, и на другой день узнал, что герцог умер…

— Убит?…

— Да, убит на дуэли.

— В таком случае, я ровно ничего не понимаю.

— Ну, а я, как бывший нотариус, все отлично понимаю. Ребенок — сын герцога, а у герцога был брат; ребенок мешал брату получить наследство. Но со смертью герцога и его сына последний из рода де Латур-Водье получил все состояние.

— Так, значит, этот молодец хотел убить меня с помощью своей любовницы?

— Очень может быть, что это не он и не его любовница, а люди, нанятые им.

— А! — прошептал Жан Жеди. — Вот что надо узнать! Можно ли это сделать?

— Конечно, — ответил Филь-ан-Катр, который до сих пор только слушал. — И мне кажется, дети мои, что мы напали на золотую жилу, на настоящие калифорнийские рудники.

— Я давно это знаю, — возразил нотариус, — сокровище существует, но добыть его нелегко.

— Почему?

— Потому что Мы не можем попасть в то общество, в котором вращаются эти люди.

— Ба! Жану Жеди достаточно немного приодеться, и он может попасть под каким-нибудь предлогом к нашему герцогу де Латур-Водье, чтобы постараться убедиться, не тот ли это самый, который жил в Нельи.

— К нему нечего ходить, — возразил Жан Жеди, — достаточно узнать, где он живет. Я встану у дверей и, поверьте, сумею узнать его.

— Эта идея недурна, — заметил Рауль Бриссон. — Раз ты убедишься, что это он, ты отправишься к нему, уже нисколько не стесняясь. Достаточно назвать себя, если он только знает твое имя.

— Да, он его знает и его любовница тоже, так как я рассказал им мою историю. Но мне нужна главным образом она, а не он.

— Когда ты найдешь одного, то сумеешь найти и другую.

— Нотариус, — спросил Филь-ан-Катр, — помнишь ли ты слово в слово содержание письма, которое писал деревенскому доктору?

— Я помню только то, что свидание было назначено на площади Согласия, у моста, вот и все.

— Досадно! Очень досадно!

— Но письмо у меня есть или, по крайней мере, было.

— Было?

— Да, копия. Я люблю порядок и всегда храню копии с бумаг, которые мне поручали подделывать, следовательно, эта у меня, так же, как и другие.

— Что же сталось с твоими бумагами?

— Все пропали.

— Когда?

— Пять лет назад я оставил их в трех чемоданах в залог…

— Кому?

— Хозяину квартиры, за которую не мог заплатить.

— Где эта квартира?

— На улице Реньо, 17.

— А за сколько они оставлены?

— За довольно большую сумму.

— За сколько?

— За пятьсот двадцать пять франков, не считая процентов.

Жан Жеди сделал гримасу.

— Черт возьми! Это немало, — сказал он.

— Во всяком случае, их надо достать, — заметил Филь-ан-Катр.

— Их можно достать, только заплатив.

— А ты знаешь, куда хозяин поставил твои чемоданы?

— Знаю, на четвертом этаже своего дома, в маленькой комнате, которую он держал для провинциальных родственников, приезжающих иногда в Париж.

— Нельзя ли туда забраться?

— Нельзя, эта комната прямо сообщается с его квартирой.

— И эти чемоданы стоят пять лет?

— Да, я встретил Шабуаго — так зовут хозяина дома — два месяца назад, и он сказал, что все ждет меня и что чемоданы стоят на том же месте.

— Мы об этом еще поговорим, — сказал Жан Жеди, — дайте мне подумать, а главное, для начала нужны деньги.

— Э! — вскричал Филь-ан-Катр. — Деньги у нас будут завтра вечером!

— Да! — прошептал Жан Жеди, нахмурив брови. — В доме, где четыре женщины… это мне совсем не нравится.

Филь-ан-Катр пожал плечами.

— Какие глупости, — сказал он, — ты раз наткнулся на ловкую барыню, — это еще не причина, чтобы всякая женщина походила на нее. Отвечай прямо, согласен ты идти с нами или нет?

— Конечно, согласен, я не пропущу случая поправить свои дела, но, признаюсь, иду туда неохотно.