— Берта, я сейчас пойду в мэрию сделать заявление о смерти.

— Позвольте мне, — снова вмешался доктор, — поручите все мне.

— Благодарю вас, но отказываюсь. Я хочу сама исполнить этот последний долг.

Видя ее твердую решимость, доктор не настаивал и, простившись с обеими женщинами, ушел, унося письма.

Скоро мадам Леруа была одета и, взяв бумаги, подошла к Берте.

— Дитя мое, — сказала она, — прежде чем действовать, мы должны понять, что можем себе позволить. Но мне хотелось бы прилично похоронить твоего брата.

— Мама, вы можете поступать, как вам угодно.

— Скажи, у нас еще остаются деньги?

— О! Да, еще много.

— Сколько же именно?

— Около пятисот франков.

Мадам Леруа с удивлением взглянула на Берту.

— Около пятисот франков!… Ты не ошибаешься?…

— Нет.

— Я не думала, что мы так богаты.

— Ты ошибалась, вот и все.

И Берта, чтобы доказать свои слова, вынула из стола часть денег, переданных ей накануне Этьеном.

— Это правда, — с удивлением прошептала мадам Леруа. — Но не надо забывать, что у нас есть долги.

— Какие?

— Мы много должны доктору Лорио.

Берта покраснела.

— Доктор ничего не возьмет, — прошептала она.

— Он сказал тебе это?

— Да.

— Ах! — воскликнула мадам Леруа. — Само Провидение поставило этого человека на нашем пути. Благодаря его преданности у Абеля будет могила с его именем, на которую мы можем ходить молиться.

Мадам Леруа обняла дочь и вышла.

После полудня доктор Этьен снова пришел к бедным женщинам, принеся им утешение одним своим присутствием.

Погребение должно было состояться на другой день, в четверг, в девять часов утра.

Рене Мулен ожидал этого дня с лихорадочным нетерпением.

Он совершенно устроился, в среду вечером осмотрел в последний раз свою квартиру и отправился в маленький ресторан на бульваре Бомарше, где он обедал после переселения на Королевскую площадь.

После обеда, когда подали кофе, он спросил вечернюю газету. Машинально он взглянул на то место, где печатаются объявления о похоронах.

Вдруг он вскрикнул. Имя его бывшего хозяина бросилось ему в глаза. В то же время он страшно побледнел.

— Это невозможно, — прошептал он вполголоса. — Я не так прочел… Кроме того, имя ничего не доказывает, очень много людей носят одинаковые имена.

Затем он снова прочел слова, которые произвели на него глубокое впечатление.

— Абель-Фредерик Леруа, двадцати пяти лет!… — повторил он. — Те же имена, та же фамилия, тот же возраст… Это очень странно и начинает пугать меня… Неужели судьба преследует и детей несчастного мученика? Как это ужасно! Ошибиться почти невероятно, но все-таки возможно. Я постараюсь как можно скорее разъяснить сомнения. Я хочу узнать это сегодня же!

Он снова взял газету, но с досадой отбросил ее. Напечатано было только то, что Абель-Фредерик Леруа принадлежал к числу жителей шестого округа, но не было указано улицы, где он жил.

— Надо ждать до завтра, — прошептал Рене. — Завтра в мэрии я получу адрес и все нужные сведения, но теперь все бюро уже закрыты и поневоле приходится ждать.

В течение целой ночи дурные сны и кошмары преследовали Рене. Уже с зарей он был на ногах, а в семь часов утра вышел из дома и отправился на площадь Сен-Сюльпис в мэрию.

В этот час контора была закрыта. Сторож, которому он выразил свое удивление, очень непочтительно засмеялся ему в лицо и сказал, что чиновники приходят как только можно позже и, во всяком случае, не ранее десяти часов утра.

Чтобы как-нибудь убить время, Рене вышел из мэрии и начал прохаживаться взад и вперед по площади, удивляясь, как медленно тянется время.

Наконец пробило девять часов.

Рене поспешно бросился в контору. Она была открыта. Заспанный сторож вытирал пыль, но ни одного чиновника не было еще на своем месте.

Наконец через четверть часа ожидания явился первый и, не обращая внимания на то, что его ждут, спокойно начал снимать шляпу и пальто.

Рене, будучи не в состоянии победить свое нетерпение, подошел к нему. Тот, не глядя, повернулся спиной и самым нелюбезным тоном проговорил:

— Сию минуту.

— Я пришел узнать, сударь… — начал Рене.

— Сию минуту, — еще недовольнее повторил чиновник.

Нетерпение Рене еще больше увеличилось, но он понял, что не выиграет ничего, рассердившись, и сдержался.

Чиновник медленно уселся на табурет и еще медленнее вынул книгу, как бы чувствуя удовольствие в том, чтобы дать понять свое могущество. Затем взял перо, внимательно осмотрел его кончик и наконец не глядя на посетителя, спросил:

— Что вам надо?

— Я желаю знать, где жила одна особа, о смерти которой я прочел вчера в газетах.

— Это не мое дело, — грубо ответил чиновник. — Отправьтесь в бюро справок.

Механик, который не отличался особенным терпением, сжал кулаки.

— Но, сударь, — резко сказал он, — при некоторой любезности вы могли бы сами дать мне эту справку, так как чиновник из бюро справок придет к вам же за тем, что мне надо. Поэтому, прошу вас, избавьте меня от долгого ожидания; у меня не так много времени, как у вас.

Резкий тон Рене подействовал на чиновника; он поднял голову и в первый раз решил взглянуть в лицо своему собеседнику, физиономия которого была далеко не любезна. Он сейчас же понизил тон и спросил:

— О ком вы желаете справиться?

— Об Абеле-Фредерике Леруа.

— Когда сделано заявление о его смерти?…

— Этого я не знаю. Я прочел о его смерти вчера в вечерней газете, так что, по всей вероятности, заявление было сделано третьего дня или вчера утром.

Чиновник, не говоря ни слова, перелистывал открытую перед ним книгу.

— Вот, — сказал он наконец. — Абель-Фредерик Леруа, сын Поля Леруа и Анжелы Симоне, его супруги…

— Да, это самое! — воскликнул Рене, сердце которого сильно забилось.

Чиновник продолжал:

— Покойный жил на улице Нотр-Дам, 19.

— Благодарю вас.

— К вашим услугам.

Рене вышел и, поспешно позвав фиакр, приказал ехать на улицу Нотр-Дам.

«Сомнение невозможно, — думал механик. — Это Абель, сын моего благодетеля. Бедная мать!… Бедная Берта!… Я не решусь заговорить с ними сегодня о печальной жертве юридической ошибки, так как это еще больше усилит их горе…»

Фиакр остановился.

Механик выглянул из окна, вышел из фиакра и подошел к дому. Привратница разговаривала на пороге с соседкой.

— Это большое несчастье, — говорила она. — Они люди небогатые, но самые лучшие из жильцов.

— Мадам Леруа здесь живет? — спросил, кланяясь, Рене.

— Леруа?… — повторила привратница. — Не знаю.

— Как! Не знаете?

— Никогда не слышала.

— Но мне кажется, так зовут мать молодого человека, которого хоронят сегодня.

— Мать бедного покойника зовут мадам Монетье.

Тогда Рене вспомнил, что вдова изменила свое имя.

— Ах! Я не знаю, о чем думал, я хотел сказать — Монетье.

— Да, но вы приехали слишком поздно. Его уже везут на кладбище.

— На какое?

— Монпарнас.

— Мадам Монетье жила вместе с сыном?

— Да, сударь, с сыном и дочерью. Они обе были в таком отчаянии, что на них больно смотреть. Надо иметь каменное сердце, чтобы не пожалеть их. Что с ними будет? Они жили на то, что зарабатывал покойник, а теперь, когда он умер, прохворав два месяца, у них не должно много остаться. Тем более что и похороны стоили немало.

Эти слова вызвали слезы на глазах Рене. Он отошел, чтобы скрыть их, и затем снова сел в фиакр.

— Куда прикажете? — спросил кучер.

— На кладбище Монпарнас. Да скорее, я дам хорошо на водку.

Подобное обещание всегда оказывает действие.

Не прошло и десяти минут, как фиакр остановился перед открытой решеткой кладбища. Рене вышел и спросил у сторожа:

— Привезли ли тело Абеля Леруа?

— Нет еще, сударь, мы ждем его с минуты на минуту.

Механик поблагодарил и остался ждать. Прогуливаясь перед воротами кладбища, он встретился с тремя мужчинами, которые также прохаживались взад и вперед.