— Вы забыли, что она едва не подожгла дом? Стоит на минуту оставить ее без присмотра, и могут произойти большие несчастья. Но я не принуждаю вас следовать моему совету. Я хотел только избавить вас от неприятностей. Если; вам слишком тяжело так поступать, тогда — как вам угодно! Конечно, дело пойдет тогда своим порядком.

Мадам Амадис вздрогнула.

— Вы, может быть, пожалеете, что не послушали меня, но будет уже поздно, и вам придется вынести все печальные последствия вашего упрямства.

— Я вас слушаю, — сказала поспешно старуха, — я чувствую, что вы говорите для моей же пользы. Я не буду больше упорствовать. Но вы можете поручиться, что Эстер будет хорошо в больнице?

— Не хуже, чем у вас. За ней будет самый заботливый уход; может быть, ее вылечат.

— О! Если бы я смела надеяться!

— Надейтесь, в этом нет ничего невозможного.

— Можно мне навещать ее?

— Пока нет.

— Почему?

— Ваше присутствие может взволновать больную, а это повредило бы лечению. Вам не следует даже знать, где находится Эстер Дерие. Это избавит вас от необходимости лгать, если вас будут спрашивать о ней.

— Так у меня будут о ней спрашивать?

— Это возможно… даже вероятно.

— Что же я должна тогда отвечать?

— Вы предложите обратиться в полицейскую префектуру, что живо прекратит всякие расспросы.

Слова «полицейская префектура» заставили снова вздрогнуть почтенную даму.

— А буду я иметь вести о моей бедняжке?

— Да, я беру это на себя.

— Ах! Как вы добры! Может быть, вы возьметесь также передать, кому следует, несколько тысяч франков, чтобы за больной лучше ухаживали?

— С удовольствием…

— Так я покоряюсь необходимости, хотя это и разбивает мне сердце! Что я должна сделать?

— Возьмите лист бумаги и напишите то, что я продиктую.

Мадам Амадис видимо смутилась.

Тефер понял, что почтенная дама слаба в орфографии, и поспешил прибавить:

— Может быть, это утомляет ваши глаза, тогда я могу написать сам, а вы только подпишетесь.

Мадам Амадис с удовольствием приняла такое предложение, и Тефер написал просьбу на имя начальника полиции об освидетельствовании сумасшедшей и помещении ее в больницу.

Старуха подписала дрожащей рукой свое имя крупными и неправильными буквами.

— Все это должно остаться между нами, — сказал полицейский, складывая бумагу. — В ваших интересах, чтобы никто не знал, что вы действовали по моему внушению.

— О! Я ничего никому не скажу.

— Тогда я могу поручиться за ваше спокойствие. Вас никто не потревожит.

Мадам Амадис вздохнула, но уже без горечи. Мирный горизонт, который открывали ей слова полицейского, был целебным бальзамом для ее сердца.

— А скоро пришлют докторов? — спросила она.

— Да, конечно, скоро.

— Завтра, может быть?

— Возможно, но я не могу сказать наверняка. Впрочем, их посещение не должно вас никоим образом беспокоить. Они будут относиться к вам со всем уважением, которое вы заслуживаете. А пока до свидания, я скоро буду иметь честь снова вас увидеть.

С этими словами Тефер почтительно поклонился и вышел, провожаемый до дверей старухой.

Первая часть плана инспектора удалась: он сыграл свою роль как первоклассный артист.

Вторая часть имела не меньший успех. Донесения полицейских инспекторов пользуются большим доверием, даже слишком большим в известных случаях.

Тефер слыл ловким, безукоризненным и усердным. Администрация питала к нему неограниченное доверие и верила ему на слово.

Да и как было усомниться, когда он хлопотал во имя общественной безопасности, не преследуя никаких личных выгод?

На другой день, около часа, начальник полиции явился на Королевскую площадь в сопровождении двух докторов.

Тефер ждал их у дверей дома.

— Позвольте мне, — сказал он начальнику, — войти первым и предупредить мадам Амадис о вашем посещении. Этой даме семьдесят лет, ваше неожиданное появление может так взволновать ее, что это будет иметь для нее вредные последствия.

— Ступайте, — сказал начальник полиции. — Мы пойдем за вами через пять минут.

Тефер бросился по лестнице.

— Это будет сегодня? — спросила мадам Амадис, когда он вошел к ней.

— Да, сегодня, но не бойтесь ничего. Я сумел согласовать ваши интересы с законными требованиями администрации. Не будет никаких расспросов о прошлом. Сейчас сюда придут доктора в сопровождении одной высокопоставленной особы, чтобы засвидетельствовать помешательство Эстер Дерие. Это только формальность.

— Ах! — прошептала старуха. — Я боюсь!

— Повторяю, что вам нечего бояться. Вам зададут несколько вопросов; отвечайте на них коротко и спокойно, и тогда все пойдет как по маслу.

В передней послышался звонок.

— Вот они, — сказал Тефер.

Спустя минуту в гостиную вошли доктора и начальник полиции и вежливо поклонились мадам Амадис, сердце которой сильно билось, волнуемое двумя различными чувствами: страхом и любовью к Эстер, к которой старуха действительно была очень привязана.

— Я получил вашу просьбу, милостивая государыня, — сказал начальник полиции, — и пришел исполнить свой долг.

Мадам Амадис залилась слезами.

— Ах! Какое это горе для меня! — вскричала она. — Так я должна буду рас^аться с бедняжкой, которую люблю всей душой?

— Это чувство очень естественно и делает вам честь, — продолжал начальник полиции. — Мы понимаем, как тяжела должна быть для вас разлука. Но что же делать? Это необходимо!

— Увы! Я понимаю… но все-таки тяжело…

— Особу, о которой идет речь, зовут Эстер Дерие?

— Да.

— Приведите ее, пожалуйста.

— Она в своей комнате. Не лучше ли пойти к ней, чтобы предупредить припадок?

— Да, будьте так добры, проведите нас.

Мадам Амадис, едва держась на ногах, прошла в комнату Эстер, доктора и полицейские последовали за ней.

Эстер в широком темном пеньюаре, с распущенными по плечам волосами, стояла посреди комнаты и не спускала глаз с обгоревшего клочка бумаги, который был у нее в руках.

Стук отпирающейся двери заставил ее поднять голову. При виде чужих она, видимо, испугалась и бросилась в проем окна, пытаясь спрятаться за занавесом.

Один из докторов наклонился к старухе и шепнул ей на ухо:

— Заговорите с ней… Узнав ваш голос, она, без сомнения, успокоится.

Действительно, как только мадам Амадис заговорила, Эстер заметно успокоилась, перестала прятаться и даже дала взять себя за руку и вывести из укрытия.

Но вдруг она увидела Тефера. Тотчас же выражение ее лица изменилось и стало угрожающим. Глаза сверкнули, и с гневным криком она хотела было броситься на него, произнося несвязные слова, между которыми часто повторялось «Брюнуа».

Доктор с силой схватил ее за руку и, пристально глядя ей в глаза, сказал повелительным тоном:

— Тише! Успокойтесь… Я этого хочу, я приказываю!

Под влиянием магнетического взгляда доктора Эстер в течение нескольких секунд была неподвижна, как бы окаменев. Потом нервная дрожь пробежала по ее телу, и она опустила голову.

Судорожно сведенные руки разжались, и клочок бумаги, который она держала, упал на пол, к величайшей радости Тефера.

— Давно она больна? — спросил доктор, обращаясь к мадам Амадис.

— Да, уже давно… лет двадцать.

— И не было сделано никаких попыток вылечить ее?

Тефер, видя смущение старухи, поспешил ответить за нее:

— Мадам Амадис сделала все, от нее зависевшее. Несколько лет назад она советовалась с лучшими докторами Парижа, не жалела средств, но все было напрасно.

— Что стало причиной помешательства?

Мадам Амадис открыла рот, чтобы ответить, но Тефер предупредил ее:

— Испуг во время пожара.

— И до сих пор она была неагрессивна?

— Эстер — настоящий ягненок, — ответила старуха.

— Однако, — продолжал доктор, — сейчас был припадок, который мог стать опасным, если бы я не предупредил его…

— Есть какие-нибудь родственники у больной? — спросил начальник полиции.