— Все это, видите ли… — пробормотал он, — когда надо говорить о серьезных делах, я не люблю, чтобы путались женщины.

Берта поняла, что необходимо привлечь симпатию вора и возбудить к себе доверие.

— Прошу вас смотреть на меня не как на женщину, — сказала она с живостью, — а как на товарища Рене, готового во всем ему повиноваться, способного на все.

— Способного на все?

— Да, на все.

— Так вы будете помогать нам в случае нужды?

— Как мужчина, и даже, может быть, лучше… Женщины могут иногда сделать многое, потому что их меньше остерегаются.

— А ведь это правда! Женщины — хитрые штучки! Они готовы посадить черта в мешок и снести его на рынок. Вы знаете, о чем идет речь?

— Рене рассказал мне немного…

— Да, и скажу, что она может нам очень помочь.

— Хорошо, мы сейчас это увидим. Подождите, пока нам принесут пунш с коньяком. Я уже пробовал его: ничего, недурен.

— Кстати, — сказал Рене, — я ходил сегодня утром на улицу Клэ.

— Я про это думал. Вы, однако, даром прогулялись: я был тогда в префектуре.

— Мне так и сказали. Я побежал было туда, а вас и там уже не было. Кажется, из-за вас выгнали буфетчика мышеловки и одного из сторожей.

— Тем хуже для них!… А ведь я тогда хорош был, не правда ли?

— Да, ничего.

— Я болтал ведь?

— Да, язык у вас свободно ворочался…

— Глупости, верно, я говорил?

— Напротив, вы говорили такие интересные вещи, что я с нетерпением ждал минуты, когда снова вас увижу, чтобы продолжить разговор.

— Что же я говорил тогда? — спросил с беспокойством Жан Жеди.

— Вы говорили о ночи 24 сентября 1837 года… О площади Согласия… О мосте Нельи.

— Удержи свой язык!… Идут!… — сказал поспешно старый бандит.

Вошел гарсон с пуншем в большой медной, некогда посеребренной чаше.

— Еще чего-нибудь? — спросил он, ставя на стол пунш и стаканы.

— Пока ничего. Тебя позовут, когда понадобишься, а теперь уноси ноги!

Гарсон ушел.

Жан Жеди налил стаканы и чокнулся с Рене и Бертой.

— Так она из наших, — начал он, обращаясь к механику. — Верно, тоже хочет, как и ты, получить частичку барышей?

— Нет, — возразил Рене, — это было бы несправедливо. Нас было двое, вы и я, двое и останется.

— Тогда из-за чего же она будет работать?

— Чтобы оказать мне услугу. Впрочем, ей достанется кое-что из моей части. Вы ведь говорили, что мы можем разом разбогатеть. Ну, если я буду богат и она тоже разбогатеет, и это было бы очень кстати, а то мои карманы пустеют.

— Ну, мы их набьем снова! Я обещал и умею держать слово. Дав слово, держись… И потом, ты был для меня добрым товарищем. В Сент-Пелажи твой кошелек был моим, и, если бы ты не заплатил адвокату, я, может быть, сел бы на два года, как Филь-ан-Катр! Я тебе заплачу за все. Только должен предупредить, что для начала атаки нужно несколько су, а я теперь совсем на мели.

— Вы можете располагать всем, что у меня еще осталось, — сказал Рене.

— У меня нет денег, — прибавила с жаром Берта, — но я предлагаю мое время, ловкость, энергию!

Жан Жеди с улыбкой взглянул на нее и положил ей на плечо руку.

— Э! — воскликнул он. — Да она совсем молодец! Она мне нравится!

— Она моя ученица, — сказал Рене, — я могу ею похвастаться.

Почувствовав на своем плече руку бандита, девушка вздрогнула и побледнела от стыда и гнева, но затаила свои чувства и сказала почти твердым голосом:

— Да, я его ученица, и вы увидите, что ему не придется стыдиться меня.

— Черт возьми! — воскликнул бандит, у которого недоверие сменилось энтузиазмом. — Это будет настоящее удовольствие работать с вами!

— Так вы говорите, — начал снова Рене, — что дело должно дать нам большие барыши?

— Огромные!

— Сколько?

— Сколько угодно.

— Сколько угодно… Это слишком неопределенно… Я хотел бы знать цифру… По крайней мере, знаешь, на что идешь.

— На что идешь?… Я сейчас расскажу вам, — ответил Жан Жеди глухим голосом, проглотив один за другим три стакана пунша. — Представьте себе, что я держу в руках честь двух человек, двух негодяев, которые хотели убить меня. Представьте, что эти негодяи богаты, у них миллионы… И что я уже двадцать лет жду мести и рассчитываю с вашей помощью взять большую часть этих миллионов, которые они украли!

— Шантаж, браво!… — сказал с убеждением Рене. — Это самые лучшие дела! В тюрьме вы уже кое-что говорили мне. Мне дело нравится!

— Да и мне тоже! — подхватила Берта, начинавшая входить в роль.

— Время должно было вам казаться долгим в эти двадцать лет!… — заметил Рене.

— Могу тебя уверить!… Ведь это тянется с 1837 года.

Берта вздрогнула.

— Тысяча восемьсот тридцать седьмого, — повторила она. — А какой месяц?

— Сентябрь.

— Где это все происходило?

— На площади Согласия сначала… В темный и дождливый вечер женщина и двое мужчин ждали…

Берта взглянула в глаза Жану Жеди.

— Вы были одним из них? — прервала она.

Бандит некоторое время колебался.

— Нет, — ответил он наконец. — Одного из этих людей уже нет в живых, он был моим товарищем, он-то и рассказал мне все, когда умирал, отравленный своими двумя сообщниками.

— А женщина и другой мужчина живы?

— Да.

— Что же с ними стало?

— Подождите же! Всему свой черед… Дайте рассказать по порядку! Итак, эти трое ждали четвертого мужчину. Он пришел с ребенком на руках.

Берта вздрогнула.

— С ребенком! — прошептала она.

— Да, с бедным крошкой, которому могло быть года полтора или два… Мужчина, который стоял настороже, не тот, который умер, а другой, сделал несколько шагов навстречу подошедшему и, поговорив с ним немного, посадил его в карету и сел сам.

На козлах сидел человек, который должен был убить, и женщина, переодетая кучером.

Карета быстро покатилась по направлению к Нельи. Она остановилась, немного не доезжая моста.

Сидевшие внутри вышли, и третий, бывший на козлах, спрыгнул на землю и пошел за ними до половины моста…

Бандит прервал на минуту свой рассказ.

Берта, вне себя от ужаса, не выдержала и вскрикнула:

— И посреди моста они убили мужчину и ребенка?

— Только мужчину, — возразил бандит. — Удар ножа свалил его на месте… Его подняли и бросили через перила моста в Сену.

— А ребенка?

— Убийца взял его и убежал.

— Вы видели все это? — спросил, вздрогнув, Рене.

— Да, спрятавшись за одним из деревьев аллеи, — сказал Жан Жеди, не сообразив совершенной нелепости своего ответа. — Я не зол и охотно помог бы убитому, но было уже поздно, да и что мог я сделать один против троих.

— А что же сделали с ребенком?

— Товарищ говорил мне, что он положил его у дверей какого-то дома: или на аллее Нельи, или на Елисейских полях… не могу припомнить, где именно.

— Но, — заметил механик, — почему же эти люди хотели убить вас, если вы не были их сообщником?

Жан Жеди мотнул головой и ответил сквозь зубы:

— Это другая история, которую я расскажу после… в свое время… главное теперь то, что я все знаю… что я все видел.

— Одним словом, вы знаете убийц?

— Да.

— Их имена?

— Я не знаю еще наверняка! Я помню только их лица, как будто бы все это произошло не далее чем вчера.

— И вот уже двадцать лет, как вы их ищете?

— Без всякого результата… Только месяц назад я случайно встретил женщину, которая могла бы быть той, на мосту. Но у меня есть некоторые причины сомневаться в этом.

— Какие же?

— Она англичанка… замужем или вдова… может быть, я был обманут сходством.

— Надо было убедиться…

— Я бы и сделал это, если бы не проклятый донос, из-за которого меня арестовали на другой день после того, как я увидел женщину и, вероятно, мог бы увидеть ее сообщника.

— Того человека, по чьему приказанию было совершено убийство в Нельи?

— Да… Его имя я, кажется, знаю.

— Кто же он?

— Герцог Жорж де Латур-Водье.