Носилки в это время поднесли к самому вагону.

Двое служителей не без труда вытащили труп.

— Мы находимся в глубочайшем мраке, господа! — заговорил барон де Родиль, обращаясь ко всем присутствующим. — Никогда до сегодняшнего дня мне не приходилось еще приступать к делу до такой степени таинственному. Человек убит. Кто он? На какой станции сел? Кто другой пассажир? Что послужило мотивом преступления? Алчность или месть? Сколько вопросов, столько и загадок, которые нам предстоит решить. А когда мы найдем ключ ко всем этим загадкам, убийца, вероятно, будет уже вне пределов досягаемости.

— Задача может быть решена очень скоро, — заметил начальник сыскной полиции.

— Каким образом? И кем?

— Да той самой молодой девушкой, которая сидела в одном отделении с убийцей и жертвой.

Лоб товарища прокурора снова омрачился.

— Если даже допустить, что она будет в состоянии говорить, все же еще ничто не доказывает, что ее показания наведут нас на что-либо определенное.

— Она, наверное, видела убийцу, так как, без сомнения, и она его жертва.

— Ее допросят, — глухо заметил барон де Родиль. — Первое, что нужно сделать, это снять умершего и выставить фотографии на всех станциях линии. Неужели же не найдется ни одной души, которая будет в состоянии сказать: я знаю этого человека!

Начальник сыскной полиции поклонился.

— Можно унести тело? — спросил полицейский комиссара.

— Можно.

Служители подняли носилки и пошли, следуя указаниям начальника станции и инспектора дороги.

Комната, в которую они пришли, была довольно велика; ее освещало большое окно со стеклянной рамой, выходившее в одну из залов вокзала.

В комнате стояли стол и два стула, на столе находилось все необходимое для письма.

— Господин судебный следователь сделает первый и краткий допрос, — сказал товарищ прокурора. — Поэтому я попрошу тех лиц, которых будут допрашивать, держаться невдалеке, с той стороны, откуда уходит поезд.

Все присутствующие немедленно удалились. В комнате остались только барон де Родиль, судебный следователь, супрефект, комиссар, начальник сыскной полиции с двумя агентами и труп.

— Я прежде всего допрошу обер-кондуктора Малуара, — заговорил судебный следователь. — Потрудитесь позвать его, monsieur Казнев.

Светляк уже хотел выйти, как вдруг в комнату вошел инспектор дороги.'

— Приехала мать пострадавшей.

Услышав это, товарищ прокурора пришел в ужасное волнение, которое ему и на этот раз никак не удалось скрыть.

Глаза всех присутствующих обратились на барона. Никто не забыл страшного выражения его лица, когда он в первый раз услышал это имя.

Барон прочел одну и ту же мысль во всех глазах. Он принял свой самый надменный вид, придал лицу равнодушное выражение и ледяным тоном ответил:

— Введите сюда madame Анжель.

Инспектор медленно вышел.

Торжественное молчание водворилось в комнате и продолжалось, ничем и никем не прерываемое, до тех пор, пока дверь снова не растворилась, и в ней, вся в черном, бледная как смерть, с дрожащими губами, не показалась красавица Анжель.

Несмотря на бледность и черные круги под заплаканными глазами, мать Эммы-Розы действительно вполне заслужила прозвище, данное ей простодушными соседями. Выражение неподдельного восхищения моментально появилось на лицах всех присутствующих.

Инспектор вышел, тщательно затворив за собой двери.

Барон де Родиль внезапно сделал несколько шагов назад. Лицо его покрылось синеватой бледностью, и видно было, что он дрожал.

Madame Анжель между тем медленно продвигалась вперед, бесстрастно разглядывая незнакомых людей, не сводивших с нее глаз.

— Меня предупредили, господа, — сказала она, — что меня будут допрашивать.

Когда она договаривала последние слова, взгляд ее упал случайно на товарища прокурора.

Анжель пошатнулась, и на лице ее отразилось гневное изумление.

— Вы! Вы здесь! — пробормотала она задыхающимся голосом. — Да возможно ли это? Неужели я не ошибаюсь? Неужели глаза мои не обманули меня после семнадцати лет? Неужели вы действительно барон Фернан де Родиль?

— Я — товарищ прокурора Парижского окружного суда, сударыня, и явился сюда, чтобы констатировать совершенное преступление, — резко ответил барон, уже вполне овладев собой. — Когда судья исполнит свой долг, барон Фернан де Родиль будет отвечать на вопросы madame Анжель.

Яркая краска прихлынула к бледным щекам красавицы при этих словах, произнесенных сухим, резким, почти вызывающим тоном.

— Вам не на что отвечать мне, сударь, — с достоинством сказала она. — Мне нечего спрашивать у барона де Родиля, с которым меня снова столкнула несчастная судьба через долгих семнадцать лет. Что же касается судьи, то он может начать. Я жду.

Свидетели этой сцены невольно обменялись быстрыми взглядами. Каждый угадывал тайну и подозревал драму в загадочных словах Анжель и барона.

Monsieur де Жеврэ, следователь, решил прийти на помощь другу, смущение которого не укрылось от него. Он видел, что присутствие красавицы — для барона чистейшая пытка и напоминает ему какие-то отдаленные, но крайне тяжелые минуты.

Он поспешил разрядить обстановку.

— Вам придется отвечать только мне, сударыня, ввиду того, что следствие поручено мне.

— Спрашивайте, сударь.

— Нынче ночью на линии этой железной дороги было совершено преступление, и ваша дочь также стала жертвой убийцы того пассажира, вид которого вызвал у вас сегодня утром ужас.

— Я не знаю, сударь, была ли моя дочь жертвой убийцы. Я знаю только, что она ранена, может быть, очень опасно, и что до тех пор, пока я не прижму ее к своей груди, я буду терпеть все муки ада.

— Зачем непременно предполагать роковой исход? Верьте, сударыня, что, если бы опасность увеличилась, нам бы уже телеграфировали. Будьте доверчивее к будущему, надейтесь! Дочь ваша скоро поправится, так что мы будем иметь возможность допросить ее, потому что от нее, и от нее одной, мы надеемся добиться ключа к этой загадке.

— От нее? — удивленно повторила Анжель. — Каким же образом?

— Ваша дочь — так по крайней мере уверяет обер-кондуктор — находилась в том же самом отделении, где нашли убитого. Следовательно, она видела убийцу, который если и покушался на ее жизнь, то, вероятно, исключительно с целью избавиться от опасного свидетеля. Вот почему я говорю, что она одна может помочь правосудию, хотя в то же время ему можете помочь и вы.

— Я?! — воскликнула Анжель. — Каким же образом я-то могу помочь?

— Мы ждем от вас честных и открытых показаний.

— Ах, сударь! Что же я могу скрыть и что я могу сказать? Я ничего не знаю, кроме того, что моя дочь была жертвой…

— Чтобы отомстить за нее, вы готовы сделать все, не так ли?

— О да, все! Все на свете! Чтобы отомстить за нее, я готова пожертвовать своей жизнью!

— Так присоединитесь же к нам, потому что и мы имеем в виду ту же самую цель.

— Я готова.

— Ваше имя, сударыня?

— Анжель.

— Это имя, а фамилия?

— Меня зовут Анжель Бернье:

— Вы замужняя или вдова?

Анжель бросила презрительный взгляд на Фернана де Родиля и резким, сухим голосом ответила:

— Я вдова, хотя и никогда не была замужем! Я вдова человека, лучше сказать, подлеца, который обесчестил меня, соблазнил, сделал матерью, а потом у него не хватило сердца дать имя моей дочери, хотя он наверное знал, что это его дочь! Он знал, он не мог в этом сомневаться, да и не сомневался!

И суровый взгляд Анжель искал взгляда барона и не мог найти его!

Товарищ прокурора стоял, поникнув головой и опустив глаза.

— Как зовут вашу дочь?

— Эмма-Роза Бернье. Она носит мое имя, так как у бедной девочки нет другого. Отец не знает ее… он никогда даже не попытался увидеть ее. Но он будет вынужден увидеть и узнать наконец, хотя бы по прошествии семнадцати лет, потому что обязанность его профессии принудит его к этому. Может быть, угрызение совести и проникнет тогда в его душу, но это уже слишком поздно.